Я — МОЛОТ ПРОТИВ ВЕДЬМ
Шрифт:
Он не хотел долго говорить, и поэтому они вскоре оказались в постели, а потом, когда Паша принес ей стакан воды из-под крана и подал уже прикуренную сигарету, Света спросила, зачем он пригласил ее.
— Ты еще не поняла? — поинтересовался он ехидно и наморщил свой нос, усеянный веснушками. — Может повторить?
— Пока не надо, — засмеялась она устало.
— Свет, зачем ты живешь с этим идиотом Фирсовым?
Вопрос прозвучал довольно грубо. Света привстала на кровати, обнажив великолепную грудь, и сказала недовольно:
— Не будем об этом!
— Будем, — решил он и снова стал приставать с вопросами: — Ты же не из-за денег с ним
— Мне противно сейчас даже говорить об этом, — ответила она грустно. — Мне до безобразия хорошо с тобой. Знаешь, не хотела говорить этого, но... Ты мой первый любовник. Я никогда такого не делала.
— Я знаю.
— Откуда?
— Я же сыщик.
— Кто тебе может такое рассказать?
— Бабки на лавочке у подъезда! На самом деле, — признался он лукаво, — это понятно по тому, как ты сексом занимаешься.
Света смутилась, но Седов игриво ущипнул ее за бок и пообещал провести краткий курс молодого бойца.
— Молодого? — хихикнула Света. — Да я скоро бабушкой буду!
Они засмеялись. Устроившись поудобнее, настырный Седов снова потребовал историю ее жизни.
— Ты же сыщик, ты и так все знаешь! — откручивалась Света. Паша умильно потерся щекой о ее руку, подлизываясь, и тогда она начала говорить: — Случай, ничего больше. Мы встречались с Ваней Фирсовым в институте, потом переспали. Я забеременела. Сразу после этого умерли мои родители. То есть погибли в автокатастрофе. Феде было десять лет, я была беременна. У меня чуть крыша не поехала, а Ваня, и я благодарна ему за это, предложил мне выйти за него замуж. В тот момент это была мне поддержка. Я слабая, всегда была слабой. Никогда не могла принять решение сама. Так попала в его семью. У него папа тогда ректором нашего вуза был. Карьера Ване и мне была обеспечена. А когда родилась Маринка... Она мне тяжело далась, я чуть не преставилась в роддоме. В больнице потом три месяца валялась, и за это время мне ее ни разу не привезли! Я так хотела держать ее на руках, кормить грудью, вставать к ее кроватке ночью!
Света замолчала, склонив искаженное застарелой саднящей болью лицо. Паша поцеловал ее в висок и потом ободрял поцелуями и поглаживаниями, но все-таки требовал продолжать рассказ.
— Не могу то время вспоминать! Мне так хотелось держать дочь на руках все время! Я просто рехнулась на ней. Пришла из больницы — а дома с Маринкой няня! Меня не пускают к ней, говорят, что я слишком слабая, уроню ребенка. Своего ребенка уроню! Я — к Ване, а он — мама лучше знает! Господи!
— А Федор?
— Федю отправили учиться за границу. Я сначала так благодарна Фирсовым была! На Федю у меня уже не хватало ни сил, ни мыслей. Потом узнала, что это не они платили за обучение, а фирма моего отца. К тому же, продана была моя квартира и с книжки сняты все сбережения родителей. Так что, семейка загребла жар чужими руками. И от Феди избавились, чтобы не мешался и не потратились! Ну, не на что обижаться, конечно. Они же не обязаны брать мои проблемы на себя. Только противно было, когда они себе перед знакомыми медали вешали: ах, как они о внучке заботятся, ах, у них невестка только на диване лежит и ничего не делает, ах, они о Феде заботятся как о родном!
— А где родители Фирсова сейчас?
— В Москве. Его папа в гору попер. Поехал в Америку лекции о перестройке читать, а потом осел в столицах. Книги пишет, студентов учит. Без его родственников стало легче.
— Почему не уйдешь от него?
—
Я живу с ним ради дочери. Ради ее будущего. К тому же, Маринка любит папу. Да и куда мне идти? Ни гроша нет своего. Работать я в свое время не стала. Сначала из-за здоровья, все болела после родов. Лет пять не могла очухаться. А после отъезда родственников дом веду, так сказать. Ванечка терпеть не может посторонних в доме. Никакой прислуги, никаких кухарок. Я все делаю сама. Получается, что довольно много времени уходит. Да и Маринку он отсудит запросто. С его-то деньгами и связями!— А Федя приезжает погостить?
— Да... — она подумала и добавила: — Мне кажется иногда, что я так люблю его и горжусь им, потому что хочу дать ему то, что недодала в детстве. Он сам по себе такой чудесный вырос, я же ничего в него не вложила! Ни души, ни добрых слов. Мне было не до него. Ужас!
Света вдруг заплакала. Она и сама удивилась этому. Слезы всегда казались эмоциональным излишеством, перебором. В обычной своей жизни жалобить слезами ей было некого, а плакать в одиночестве — все равно что пить самому с собой. Но сейчас ее обнимали ласковые руки, и она говорила о том, что никому не рассказывала раньше. Паша прижал ее к своей груди и стал качать как ребенка, шепча что-то милое на ушко.
Позже, одеваясь, Света спросила Седова, который из постели выбираться не собирался:
— Никуда не спешишь? А как твое расследование? Продвигается?
— Угу, — ответил он, любуясь стриптизом наоборот.
— Так эти письма, в компьютере, они еще кому-то приходят?
— Почему? — он не сразу въехал в ситуацию.
— Я подумала, — сказала Света, застегивая юбку и поправляя свитер, — что многие такое получают. Кто-то с тараканами в голове их рассылает.
— А-а! — понимающе протянул Паша, но комментировать ее догадки не стал.
— Так это сатанисты или нет? А что в этих вложениях к письмам? — Света закурила и присела на постель. Уходить ей не хотелось, но время поджимало. Чтобы немного собраться с мужеством, Света прибегла к обычному своему методу — к перекуру.
— Пока не знаю.
— Из тебя слова не вытянешь! — засмеялась Света и погладила пальцами его рыжие вихры. — А я кое-что забавное вспомнила. Этот Гарик Симонян, он же идиот! Он однажды нарисовал шестиконечную пентаграмму.
— Что? — Пашу словно током ударило. — Когда это?
— А еще в институте. Мы устроили инсценировку шабаша на Вальпургиеву ночь, и Гарик рисовал плакаты. А так как он идиот, то и нарисовал бред всякий. Мы сначала не хотели это вешать, но...
— Вальпургиева ночь, это когда? — перебил ее Седов.
— Это ночь с тридцать первого апреля на первое мая.
— Зачем твой муж привел Симоняна на обед? — Света удивленно наблюдала за Пашей, который был уже почти одет, хотя всего полминуты назад и не помышлял двигаться с места!
— Ты куда собрался? — спросила она.
— Вспомнил, что машину надо отогнать на стоянку. Хочешь, подвезу тебя?
— Давай...
— Так зачем Фирсову Симонян?
— А Ванечка баллотироваться собрался куда-то. А у Симоняна бывшая жена председатель какого-то там важного комитета или избиркома. Я этим не интересуюсь.
— Значит, Фирсов выбирается? Узнай точно — куда!
Они уже вышли из квартиры на лестничную клетку.
— Ладно... Совмещаешь приятное с полезным? — в ее тоне звучало предчувствие обиды.
Седов заглянул ей в глаза и понял чуть больше, чем она хотела показать. Он снова притянул ее к своей груди и сказал: