Я – наложница для Прайма

Дез шумно выдыхает сквозь зубы, и я понимаю, что время моей свободы кончилось. Тяжелая ладонь безаппеляционно давит на мой затылок, пальцы берут голову в крепкий захват. Мужские бёдра подаются навстречу моему рту.

– Расслабь горло...носом дыши... на меня смотри...на меня... – хрипло, почти неразборчиво, словно тихое рычание.

В голове муть, желудок скручивает узлом, горло сковывает спазмом, но я теку себе на лихорадочно танцующие над клитором пальцы. Пытаюсь дышать носом, расслабиться, подчиниться до конца. Весь подбородок в моей слюне, щеки в слезах, челюсть сводит от непривычного напряжения. Каменный раздувшийся член всё быстрее глубоко таранит горло, перед глазами вспыхивают черные круги. И мне хорошо... Внизу живота расцветает огненный цветок. Опаляет своим влажным зудящим жаром.

Я жалобно мычу, когда темп становится почти невыносимым, когда Дез просто насаживает мою безвольную голову на себя. В легких нет ничего кроме его запаха. Нос то и дело упирается в пах. Пальцы остервенело кружат над клитором, глаза закатываются под подрагивающими веками. Ещё чуть-чуть...чуть-чуть... Тело звенит в ожидании, как натянутая струна. Дез вжимает мою голову себе в живот, так что и не вздохнуть. Я судорожно сглатываю, невольно сжимая его сильнее горловыми спазмами. Его тихий хриплый стон. Дез чуть отпускает, и в нёбо ударяется горячая солоноватая сперма. И меня накрывает вслед за ним с первым жадным вздохом. Пульсирующие сладкие конвульсиции прокатываются волнами.

– В глаза, – хрипло где-то над головой. Я с трудом размыкаю веки. Связь рвётся, и на секунду мне становится так одиноко.

Но Дез быстро подхватывает меня за плечи, тянет к себе на колени с пола. Обмякшую, теплую, мелко вздрагивающую от затухающих судорог.

– Кошечка моя... – едва слышно, с усмешкой. Твёрдые губы накрывают распухшие мои. Голубые глаза светятся так мягко, словно ласкают, – Поведёт она...

Я обнимаю его за шею, льну всем телом, но этого так жестоко мало. Хочется каждой клеточкой прижаться и ещё чем-то неощутимым. Чем-то в самой глубине. Душой наверно.

37.

Я медленно прихожу в себя, утыкаюсь носом Дезу в грудь, жмурюсь , комкаю его майку. После связи всегда откат, всегда слабость. И ещё стыд: жгучий, сжигающий внутренности дотла. Вот только сейчас стыда нет. Есть смущение, почти болезненное. Это было похоже на признание ему в своих чувствах. Признание, что он мне нравится, и может даже чуть больше...Признание для него и для меня самой. И было неловко теперь, но стыдно не было. Тяжелая рука прайма медленно и рассеянно гладит меня по волосам. Сияющие голубые глаза спрятались за опущенными веками. Дез получил, что хотел, и сейчас напоминал наевшегося подобревшего хищника. Впрочем, почему напоминал, он и был им. Существо с хищной порабощающей природой, и это уже не изменится. Никогда.

– Не мешаю? Закончили?

Я вздрагиваю от неожиданности и встречаюсь с прищуренными глазами Мариты, стоящей в дверях кабины управления. Кошка выглядит бледной, тяжело опирается одной рукой о стену, но хитро улыбается, глядя на нас.

– Да, входи, – откликается Дез, медленно поворачивая голову в её сторону, – Как самочувствие? Давно проснулась?

– Достаточно, чтобы понять, чем вы тут занимаетесь.

Я заливаюсь румянцем, а Дез перехватывает мой взгляд. Смотрит прямо, не давая отвернуться. Будто убеждает, что стесняться мне нечего.

– За автопилотом последить сможешь? – спрашивает прайм у сестры, продолжая прожигать меня пристальным взглядом.

– Ещё не наигрался? – фыркает в ответ Марита и медленно бредёт к креслу второго пилота, на котором раньше сидела я.

– Не наигрался, – глухо отвечает мужчина и встаёт со мной на руках.

– Дез, я... – шепчу растерянно, пока он несет меня в одну из кают.

– Не переживай, Ри. Так испугалась сразу, – хмыкает прайм, и на его губах мелькает едва заметная улыбка, – Мы просто полежим.

– Зачем?

Он кидает на меня странный взгляд и , ничего не ответив, вносит в дальнюю каюту. Сгружает на узкую кровать, пока я с любопытством оглядываюсь. Комнатка маленькая, почти коморка. Но и сам шаттл совсем небольшой. Даже удивительно, что внутри столько всего поместилось. Серые обшарпанные стены. Железная шконка с тонким матрасом на одного. Откидной стол, встроенный шкаф. Вот и всё убранство. Дез ложится рядом, и места совсем не остаётся. Тянет меня к себе на грудь, потому что по-другому мы просто не помещаемся. Кладёт одну руку себе под голову, второй крепко обнимает мои плечи, потом зарывается в волосы, рассеянно перебирая мои распущенные пряди. Это приятно, кожу головы покалывает, электризуя чувствительные нервные окончания. По телу расползаются едва ощутимые мурашки. Я расслабляюсь, веки тяжелеют. Кажется, ещё чуть-чуть и засну.

– Расскажи о себе, – доносится его тихий вопрос сквозь накатывающую дрёму.

Я приподнимаюсь на его груди, чтобы заглянуть в мягко светящиеся голубые глаза.

– Да особо нечего рассказывать...

– Что-нибудь.

Я снова кладу голову Дезу на грудь, задумавшись.

– Не знаю... Я из бедного промышленного сектора. Отец работал на переработке металла, ещё делали грузовые баржи малой дальности. Мать-повар в их столовой. У меня есть старшая сестра. Она тоже работает там...У неё семья уже, двое детей...Весь городок там работает, больше негде...Бедно, грязно, страшно...Как и в любой колонии Империи...

– И ты?

– Я...Я сбежала. Познакомилась в училище с парнем, который хотел примкнуть к подпольному сопротивлению, и сбежала с ним. Подумала, смотря на родителей и сестру, что хуже уже всё равно не будет.

Дез молчит, поджимая губы, перебирает мои волосы, а потом тихо спрашивает.

– Ты его любила? В тебе грусть какая-то щемящая зашевелилась, когда ты про него сказала.

– Ревнуешь? – я слабо улыбаюсь в ответ.

– Хочу знать.

Я прикрываю глаза, и пред мысленным взором возникает Ден, каким я его помнила. Денни, веселый, бесшабашный, рисковый и по-своему надежный как скала.

– Думала тогда, что любила. Но сейчас уже точно знаю, что нет. Он был просто очень хорошим другом и предложил мне другую жизнь. Может и не лучшую, но хотя бы другую, понимаешь?

Я задумчиво провожу пальцем по груди прайма, вырисовывая замысловатый узор.

– А грусть...Грусть, потому что умер он. На одной из вылазок подстрелили имперские гвардейцы. Почти три года назад.

Чувствую, как мышцы под моей рукой напрягаются, каменеют.

– А ты тоже...участвовала в этих...вылазках? – голос Деза почему-то леденеет, режет ножом.

– Конечно, – я вскидываю на него непонимающий взгляд и вижу, что прайм чуть ли не в бешенстве.

Сильная рука неожиданно обхватывает мою шею, предупреждающе сдавливая, голубые глаза зло мерцают.

– Ты же могла умереть, – цедит он сквозь зубы, сдвинув светлые брови, – Ни за что, просто так! Повстанцы твои – всего лишь кучка маргиналов. Дуреха...

Не знаю почему, но я улыбаюсь. И чем пасмурней Дез становится, тем светлее у меня на душе.

– Сам дурак, – фыркаю в его хмурое лицо и подтягиваюсь поближе, чтобы достать своими губами его, сейчас сжатые в тонкую линию.