Я научу тебя любить

Он отвлекся от мобильного, поймав пристальный, но слегка сомневающийся взгляд…

— Корней. Вы простите, пожалуйста. Я хочу вам сказать кое-что, но понимаю, что по вашему мнению это может быть неуместно. Поэтому… Скажите мне, если не хотите ничего знать о…

— О чем? — слышен был щелчок блокировки мобильного. Корней положил его в карман, сам же посмотрел на Зинаиду пристальней. Все же в них с Аней было много общего. Не внешне — в манерах. В том, как мнутся. В том, как слова подбирают. Как волнуются… И вместе с тем, как в нем умирало раздражение относительно Аниных особенностей поведения, это же происходило и относительно особенностей Зинаиды.

— Я просто хочу, чтобы вы знали… Мне звонила Анфиса, — на имени Аниной матери Корней скривился, но не пресек. Зинаида выдержала паузу, испытывая укол боли из-за такой реакции, но прекрасно ее понимая. — Спрашивала, как у нас дела… Интересовалась… Честно вам скажу, не знаю, чувствует что-то или действительно совесть мучает, но… Обещала приехать…

— Да вы что. Как вовремя… — Корней прокомментировал, даже не пытаясь скрыть сарказм. Не испытывал к этой женщине ничего, кроме презрения. И притворяться не собирался. Из-за "средней" Ланцовой ему досталась покалеченная душой девочка. Из-за нее Аня всю жизнь так и будет преодолевать. Бороться за любовь. Доказывать ее. Даже там, где доказывать уже давным-давно ничего не надо. Даже там, где поводов для сомнений нет.

Видел, что Зинаида улыбается грустно. Но это тоже не его вина. Ланцовым всегда больно при встрече с реальностью.

— Вы не думайте, Корней. Я не для того говорю, чтобы вы… Взяли что-то на себя. Боже упаси. Просто… Хочу, чтобы вы знали. И правильно поняли. Я не сказала Анфисе, что в Аниной жизни произошли важные изменения. Я не сказал о вас. Что она не живет со мной не сказала. Не поверите, но она спрашивала… Впервые, наверное, так много спрашивала об Ане, — Зинаида понизила голос, бросая короткий взгляд в сторону двери в ванную комнату. Корней же снова скривился. Еще одно очко на счету «образцовой матери». — Меня взволновал ее интерес. Я чувствую… Что-то тут нечисто. А вы же понимаете… Вы же все понимаете… Если она приедет, если увидит… — Зинаида окинула взглядом коридор, перевела его на самого Корнея… — Если она все это увидит, поймет… Будет беда, Корней. Аня очень хочет, чтобы Анфиса ее любила. Анфиса — достаточно умна, чтобы…

— Если вы хотите предостеречь меня от того, чтобы позволять этой женщине садиться на собственную шею, то не волнуйтесь. У меня нет такого в планах. Я не испытываю к ней приязни. Она поступила с вами по-скотски. Прощать ли такое поведение — вопрос ваш. Я прощать и поощрять не собираюсь. Если она приедет, если я увижу, что она пытается манипулировать Аней — я буду жестким. Она ей не нужна. Такая мать ей не нужна.

Корней произнес, глядя Зинаиде в глаза. Видел, как взгляд отмирал, но сказал все, что хотел. Знал, что умом старшая Ланцова с ним согласна. И что спокойно выслушать такое не может — тоже знал. Но в целом-то… Она ведь для этого и заговорила. Чтобы… Быть уверенной.

— Просто вы так… На меня… Если бы Аня не заговорила о море, то я смолчала бы. Но я вижу, что вы… Простите за честность, но я вижу, что вы ведете себя не так, как я ожидала. Вы не просто любите Аню. Вы идете у нее на поводу. Вы позволяете ей собой крутить. Я понимаю, что у вас наверняка есть рамки дозволенного. Но просто… Может случиться так, что… Вам будет сложно бороться с Анфисой если вдруг… Вы должны это понимать…

— Я не забивал на своего ребенка на пятнадцать лет, Зинаида. Я не выбрасывал его за шкирку из собственного дома только потому, что мне предложили неплохие деньги с единственным небольшим условием: подставить самых близких. Я не пообещал приехать, когда все уже вроде как должно было наладиться. Тем не менее, я могу с закрытыми глазами определить — Аня счастлива или несчастна в определенный момент времени. Просто почувствовать. Мы прошли непростой путь. Научились друг друга понимать. Мне кажется, я могу рассчитывать на то, что мое слово что-то будет значить для Ани. Ваша дочь же сама себя лишила права на уважение. Мое точно. Уверен, Аня совсем скоро поймет, что и ей уважать… Анфису… Не за что.

Его слова были жестокими, но справедливыми. Зинаида кивнула, испуская протяжный вздох. Ей нечего было возразить. Даже добавить нечего. Ведь если убрать эмоции, в сухом остатке все четко так, как он сказал. И потерять уважение к матери, любую веру в нее — это лучшее, что может случиться с Аней. Как бы парадоксально ни звучало, лучшее.

Аня вышла из ванной, когда разговор вроде как был окончен.

— Едем? — не ответила, просто кивнула Корнею. Посмотрела на бабушку долго, потом на него…

Возможно, хотела что-то сказать, но смолчала.

* * *

Вся веселость, сочившаяся из Ани во время обеда, будто бы испарилась по дороге от Зинаиды домой. В машине они практически не разговаривали. Оказавшись в квартире, Аня занялась подготовкой к парам, Корней проверял почту. Сидели рядом на диване, но совершенно автономно. Поужинали тоже практически в тишине. От Ани не исходило раздражение — его Высоцкий почувствовал бы, но и нормой ее состояние назвать было нельзя.

Вот только давить — не выход. Поэтому Корней ждал. Когда сама соберется и что-то объяснит. Надеялся, это произойдет быстро. Прогадал.

Аня терпела до ночи. Вероятно, и спать собиралась ложиться с невысказанным. Опять. Будто забыла, чем это для них заканчивается.

Первой сходила в душ. Когда Корней пошел следом, буркнула, что немного разберет вещи в готовой уже гардеробной. У Высоцкого все было быстро и четко. Квартира в развалинах неделю… И все выглядит так, будто к спальне всегда примыкала небольшая дополнительная комната с его и ее вещами…

Там — в гардеробной — вышедший из ванной Корней Аню и застал.

Она довольно порывисто, зло даже, перебирала вешалки со своими вещами, глядя не на них, а сквозь.

Корней уперся плечом о косяк, несколько минут просто смотрел, ожидая, что она хотя бы заметит… Но нет. Злится там себе что-то… Думает… Крутит…

— Спать идешь? — вздрогнула, услышав вопрос. Посмотрела, нахмурилась сильней… Мотнула головой, возвращаясь к вешалкам.

— Закончить хочу. Ложись.

Спроси Корней, что закончить-то, только покраснела бы, не найдясь в ответе, но он… Тоже ведь учился. Пытался, во всяком случае. Быть мудрым. Терпеливым. Предугадывать.

— Давай вдвоем, Ань. Не дури.

Корней сказал, не испытывая раздражения из-за необходимости идти навстречу. Просто потому, что ей сейчас очевидно нужна его рука.

Которую он протягивает, ждет…

Видит, что Аня смотрит на его ладонь, сглатывает, отпускает вешалки, поднимает взгляд в лицо… Закусывает губу, сомневается все же…

— О чем вы говорили с бабушкой, Корней? — но находит в себе силы. Спрашивает. Наверное, ждет, что он усмехнется. Вот только Корней остается серьезным.

Конечно, она что-то услышала. Конечно, тут же накрутила себя. Да и даже если не накручивала бы — все равно по-нормальному не восприняла бы. Слишком… В этом до сих пор мечтательница. Сложноизлечимая.

— О твоей матери, — поэтому отвечать надо честно. Говорить спокойно. Готовиться к тому, что дальше будет нерационально…

— Почему бабушка говорит с тобой о моей матери? Почему вы… Дождались, пока я уйду…

— Потому что нам есть, что обсудить, Аня. Ты же этого хотела, правда? Чтобы мы нашли точки соприкосновения. Мы нашли…