Я навсегда тобою ранен...

Он почти не удивился, хотя и поблагодарил взглядом. Отреагировали на событие неоднозначно. Мурзин одобрительно хмыкнул, но в глазах мелькнула растерянность. Златовласка, неуклонно превращающаяся в грязно-пепельную блондинку, со скептическим видом поджала губки и вопросительно уставилась на меня, требуя более убедительной аргументации.

– Надеюсь, это не повод начать отстреливать тех, кто не может передвигаться? – высунула Рита нос из-под капюшона.

– Это повод пойти на поправку, – отрезал я.

Ни о каком выздоровлении речь не шла. К четырем часам пополудни даже до самых обморочных дошло, что нельзя оставаться на юру. Сыграли общий сбор. Мурзин соорудил себе костыль из ствола сухого кустарника. Привстала Рита, достала из вещей карманное зеркальце, в ужасе уставилась на себя.

– Сериал можно снимать, – ухмыльнулся под руку Мурзин, – «Не родись Годзиллой».

– А я даже смотреть на себя не буду, – заявила Стелла. – Я и так могу представить.

На спуск ушло не меньше часа. К половине шестого мы высадились на галечный пляж и принялись изумленно озираться. Ущелье Зеленого Дьявола почти физически давило на сознание – трудно объяснить, что это было. Немыслимые громадины высились над смехотворно мелкой речушкой. Узкая теснина, в которой какой-то гигантский каменотес высек несколько террас, сцепил их переходами и воткнул в них сосны. Разломы, заросшие какой-то мелкой растительностью. Узкие пещеры в тысячелетнем камне, заполненные водой. Прямой, как вектор, распадок тянулся версты на полторы, сужался и становился вертикальной трещиной, из средней части которой вырывался красивый водопад (у Куницына имелся бинокль, мы хорошо его рассмотрели). Камни не загромождали русло речушки – отлогие галечные пляжи чередовались провалами пещер, а каменные завалы обрамляли лишь подножия стен и террас.

Исследовать эту красоту нужно было немедленно, пока мы окончательно не раскисли и не заболели.

– Имеются предложения, капитан? – как-то странно посмотрел на меня Куницын.

– Отдохнем на том свете, – я тоже посмотрел на него странно. – Предложение следующее, Сергей. Вещи оставляем под камнями, – я показал на груду булыжников, отделяющих подножие горы от пляжа, – забираем бинокль, фонари, холодное оружие. Больные останутся. И как бы плохо это ни звучало, придется им оставить вашу берданку. Не делайте каменное лицо – вариантов нет. Больные, как вы уже догадались – Мурзин и Рита. Остальные – по желанию.

– Остальные – это...

– Это Стелла, совершенно верно, – кивнул я. – Если у вас имеются более вменяемые предложения – с удовольствием выслушаю.

Вменяемых предложений не было. Люди реагировали адекватно, с ума никто не сходил. Стелла поразмыслила и обреченно кивнула. Глаза измученной Риты наполнялись слезами, она шмыгнула носом и замкнулась. Женщине было плохо – она спустилась вниз, что уже было подвигом, требовать большего не стоило. Ремиссия сменялась рецидивом. Мурзин доковылял до валуна, лежащего особняком от собратьев, уверил, что никуда с этого места не сдвинется, будет стрелять на любой шорох – и если все же нам посчастливится найти золото, то, в общем... как порядочные люди, мы должны понимать, что нужно делать.

И трое отправились на разведку...

Мы обследовали этот феномен, стараясь не смотреть на далекие кручи – настроения они не прибавляли. В предсумеречные часы мы вымотались до предела. Единственное удобство в пересеченных хождениях – речушка оказалась настолько мелкой, что переходить ее можно было, не замочив ног – прыгая с отмели на отмель. Наши действия подчинялись безукоризненной системе: мы шли снизу вверх, не оставляя без внимания мало-мальски значимые объекты. Первым делом осмотрели пещеры. Уровень воды в тех местах, где имелись провалы, едва поднимался до середины сапог. Страхуя друг дружку, мы входили под мрачные своды, освещали фонариками заплесневелые стены, украшенные слизью и испражнениями летучих мышей, фигурными потеками. Убеждались, что это только вымоины в скале, не имеющие продолжения и смежных камер, и торопливо бежали на свежий воздух. Опять брели по кромке берега – к следующей пещере, которая также была лишена извилистых коридоров и всего, что могло нас увлечь. На южном берегу реки мы обнаружили пять пещер. Полюбовались на красивый водопад, сполоснули физиономии, перебрались на северную сторону. Здесь вода размыла четыре полости – и тот же результат: сужающийся конус пространства, запашок, отсутствие щели, куда бы мог протиснуться человек. Настроение не поднималось. По ходу прогулки мы почти не разговаривали. Перекурив, начали знакомство с террасами – вернее, с теми из них, на которые имелась возможность подняться. Работали с осторожностью, соблюдая главное правило альпиниста: три конечности из четырех всегда должны иметь опоры. Проверяли на прочность подозрительные выступы, обходили деревья с волдыристыми стволами, изъеденными короедами, прочесывали кусты, соблюдая другое правило: человек с пистолетом (то есть я) не должен подвергнуться внезапной атаке. В противном случае нам всем не позавидуешь...

Временами в зоне видимости появлялся галечный пляж с оставленными вещами. Мурзин сидел на камне. Позднее он спустился на песок, привалясь боком к валуну, вытянул больную ногу. Шевелилась Рита; поднялась, отлучилась «за угол» – слить излишки воды из организма, вернулась, улеглась поближе к Мурзину. Они о чем-то говорили.

Потом эти двое пропали из вида. Мы снова перешли на южную сторону – осмотреть заросшей лесом разлом до середины скалы, к которому имелась тропа с террасы. И застряли там надолго. Разлом напоминал овраг – словно дровосек размером с трех Кинг-Конгов дважды рубанул по краю обрыва и выбил треугольный кусок, в который заползла растительность. Трещина была глубокой и пересеченной. Мы ходили от камня к камню, ворошили жердинами кусты, спугнули местного обитателя с глянцевитой шерсткой, который поспешил улизнуть в норку. Когда стало ясно, что и здесь ничего не найдем, почувствовали разочарование. Не способные двигаться дальше, мы лежали на земле и тупо смотрели, как в мутном небе летают хищники. Одна из птиц спустилась ниже – наверное, рассмотреть, не похожи ли трое субъектов на сусликов?

Застонала Стелла, привстала, уставилась на меня воспаленными глазами. Шапочка слетела, спутанные волосы рассыпались по плечам, но ничего эротичного в этом не было. Я ощутил беспокойство.

– Вы опять пролили органическую жидкость? – только и нашелся я.

Она шмыгнула носом, смахнула красную капельку, повисшую под ноздрей.

– Мы облазили почти весь каньон, – хрипло вымолвила женщина. – Здесь нет ничего... Где обещанное золото?

– Ответит тот, кто обещал, – пожал я плечами. – Впрочем, тот, кто обещал, уже не ответит.

– Мы еще не все осмотрели... – слабым голосом сказал Куницын, продолжая таранить взглядом небо. Он тоже был выжат. Остромодный камуфляж превратился во что-то блеклое, монохромное.

– Там будет то же самое, – всхлипнула Стелла. Потекло из второй ноздри.

– Кровь идет, – участливо сказал я. – Задерите голову, не суетитесь.

– Осталась парочка террас и один овраг... – прошептал Куницын. – Стелла права – пустая трата времени...

И самое смешное, что я полностью разделял их мнение. Зачем об этом говорить? Не я же привел их за мифическим богатством. Моя роль в этой гнусной истории – сугубо техническая.

– Зачем вам золото, Куницын? – спросил я. – От этого дерьма, которое и блестит-то хреново, одни беды. Не читали, чем кончаются истории про кладоискателей?

– А он не читает книжки, – злобно рассмеялась Стелла. – Из всей печатной продукции предпочитает деньги.

– А вы читаете? – спросил я.

– Читаю, – оскалилась дама, и я уже представил, как она вцепляется в меня своими челюстями. Эти челюсти ломом не разомкнуть! – Я не из той, знаете ли, породы, что покупают книги для полок, а не полки для книг.

– Мне нужно золото, – внезапно осипшим голосом сказал Куницын. – Черт меня подери, как оно мне нужно... Раздразнили вы меня, черти...

Странный тон не подействовал на Стеллу, она обнаружила нерастраченные запасы злой иронии.

– Не хватает безусловной зажиточности, Сережа? На мелочи жизни уходит вся зарплата? Ах, прости, у тебя было трудное детство... У таких качков, как ты, всегда бывает трудное детство. Над вами издевается вся семья, включая собаку, издеваются соседи, пацаны во дворе и в школе; потом вы вырастаете, идете чахлыми ножками в спортзал, где качаетесь до посинения и потери потенции, мечтая искалечить всех, кто над вами издевался, включая собаку и пацанов во всем районе, при этом забывая, что главное – мозги...

– А ну заткнись, – выплюнул Куницын, угрожающе приподнимаясь.

– Не обращайте внимания, Сергей, – лениво буркнул я. – У женщин на грани нервного срыва, которые наобещали себе горы и ни черта не получили, случаются помутнения рассудка.

– Это точно, я много себе наобещала... – процедила Стелла. Помутнение, похоже, прогрессировало. Она с алчностью голодающего воззрилась на мой пистолет, который смутился от такого внимания и собрался уж было отправиться в карман.

Но выстрел опередил. Хлопнул «Беркут»! Вздрогнуло ущелье, эхо заметалось, отбиваясь от стен. Слетела сойка с куста на дальней стороне распадка, хлопая крыльями, подалась в сторону леса...