Я не могу с тобой проститься

– У тебя была масса подружек, не застала тебя в одиночестве ни разу, неужели я была настолько хуже их?

– Их бы не было, если бы ты со мной поговорила тогда, всегда, в любой момент.

– Если бы ты со мной поговорил…

– Прости, я не понимал, - он виновато вздыхает, подхватывает мою руку, целует ладонь, так нежно, так чувственно, что у меня мурашки до кончиков пальцев на ногах, как не простить?

– Значит, ты тоже всё это время занимался благотворительностью?

– Что?

– Делился собой с недостойными… - эта фраза досталась мне от подруги по ВУЗу, она всегда называла вещи своими именами.

– Да! Это именно так и называется! Ты сейчас благотворительностью занимаешься.

– А ты, всё-таки, глупый дурачок, Игорь, я сейчас впервые ею не занимаюсь!

– Я не для тебя, - вздыхает и на дурачка не обижается, - наверняка найдётся более достойный, а не такой самовлюблённый слепой говнюк!

– Не без этого! – мне легко и весело, пускай немного посыплет свою голову пеплом, ему полезно, а я-то знаю точно, что для меня есть только один человек на земле, и он сейчас рядом! Если бы знать, к чему приведёт недосказанность, клятву на верность дала бы в эту минуту! Но мне всё ещё очень страшно раздеть свою душу донага, я не привыкла. Проще обратить всё в шутку или вообще сменить тему, - есть хочешь?

– Очень!..

Мы наслаждаемся пищей богов: макароны с тушёнкой, слипшиеся и остывшие, летят в нас – только в путь. А уж булочки с горячим чаем, вообще, со свистом!

Потом устраиваем полемику насчёт похода в туалет, я против, снова предлагаю ему ночную вазу, он за холодную уборную! И я, тяжело вздохнув, позволяю ему победить. Одеваю потеплее и отпускаю.

Потом мы наконец окончательно нацеловавшись, наговорившись, засыпаем в объятьях друг друга…

* * *

Утром, собрав грязное бельё и столовский инвентарь, оставляю сонное царство практически бесшумно. Коснувшись губами любимого лба, с удовлетворением констатирую, что температура спала, и даже начинаю надеяться на чудо! Пускай спит, ему полезно.

Сдаю хмурой Татьяне комплекты и получаю на обмен свежие. Она недовольно ворчит, я извиняюсь. У неё три стиралки обычного активаторного типа, как раньше. Автоматы без водопровода не поставишь, так что я понимаю…

В столовку возвращаю посуду, взамен забираю завтрак. Я сегодня ранняя пташка, только ещё первые рабочие подтягиваются, а я уже убегаю.

Мне, как будто батарейку сменили, летаю на крыльях, ни вечная ночь, ни снег в лицо, ни холодный ветер, не могут стереть с губ глупую блаженную улыбку. Счастье не спрячешь, я и не пытаюсь.

Даже Никитоса рада видеть! Он уже проснулся,

– Я привычный к таким подъёмам, что на вахте, что дома, - улыбается, - хозяйство ждать не будет, когда выспишься.

Смотрю, он молодцом совсем, а то что синяки лиловеют, и нос ещё не совсем красивый, так это понятно. Проверяю, как он таблетки принимает, прослушиваю внимательно грудь и спину, но он меня радует, всё в порядке.

– Я побежала! – вскакиваю при первой возможности, недоволен,

– Ты совсем меня забыла, Иннусь! – обиженно.

– Да не забыла нисколечко, - оправдываюсь, но немного стыдно, и я стараюсь хоть как-то обозначить границы, - врач не может забыть о больном пациенте.

– Пациенте? – похоже, такой расклад Красавчику не подходит,

– Друге, - добавляю, чтобы смягчить горькую пилюлю, - друг всегда помнит о друге. А ты – мой самый лучший друг! – этот выход кажется мне очень удачным, я быстро, не дожидаясь возражений, клюю его абсолютно равнодушными губами в щёку, но он останавливает,

– Ин, неужели ты не чувствуешь, как я отношусь к тебе?

– Чувствую, - Боже, как не вовремя он затеял этот разговор! Если сейчас расставлять все точки над Ё, он ещё, чего доброго, дел натворит! Или кинется в истерику, как мой последний, от которого пришлось бежать! А здесь бежать некуда! И уговаривать его некогда! – спасибо, но давай поговорим об этом позже, когда все будут здоровы!

– Обещаешь? – загорается и отпускает,

– Обещаю!
– и только меня и видели.

Некогда мне! Не до мелочей, не до друзей! Центр моей вселенной сейчас в медпункте, и все пути ведут туда, как в Рим!..

Глава 10

Возвращаюсь, застаю в гостях Семёныча, помбур подскакивает со стула ко мне, как школьник, мнёт в руках шапку и просит,

– Инна, отпусти Игоряху помыться в баньку! Мужики после ночной смены протопили уже, а я с собой веник берёзовый привез. Вот я его веничком, как следует отхожу, авось парню и полегчает!
– теряюсь от такого предложения. От медпункта до банного вагончика рукой подать, но на улице метель, да и рисковать страшно. И потом, хуже бы не наделать, ещё понимаю, бронхит выпарить, но пневмонию? Тем более, они там жару нагонят, а его и без этого лихорадит. Игорь, как нарочно, выпрашивается, вернее, настаивает,

– Ин, мне реально надо помыться, я весь грязный, потный. Невмоготу уже! Тепло оденусь, не волнуйся.

Что мне остаётся, действительно, смыть бы ему всю грязь и хворь вместе с ней. Трогаю лоб, вроде бы температуры нет, и глядит молодцом, что поделать, а, может и правда, клин клином, как говориться? Всё равно, лечить нечем…

– Иди уж, - и Семёнычу наказ, - под Вашу ответственность, одного после бани не отпускайте, пусть немного остынет после парной и бегом, вернёте в целости и сохранности.

– Клянусь!
– торжественно рапортует. Игорь начинает одеваться, а он приговаривает, - вот я из тебя всю заразу веником повыбью. Станешь молодцом, как родишься заново...

Баня здесь и впрямь хороша: с парилкой, с помывочной, всё, как полагается. Я не любитель, но выбирать не приходится. На буднях через день грею ведро воды кипятильником и привожу себя в порядок, научилась экономить, так что хватает, но хотя бы раз в неделю надо как следует отмываться. А мужики ещё и аттракцион обычно устраивают: распаренные прямо голышом в сугроб прыгают и орут там, матерятся от восторга, так что слыхать на весть посёлок. Надеюсь у Стрельцова хватит ума обойтись без сугроба, только недавно в нём отдыхал.

Пока он намывается, места себе не нахожу. Хоть бы не заплохело ему там, хоть бы после пара побыстрей в тепло вернулся.

По новой застелила койку в лазарете, но не пущу его туда. Плевать я хотела на общественное мнение! Пусть думают, что угодно, они и так уже всё подумали, мне не привыкать быть шлёндрой! Главный мой судья и критик больше так не считает, и это важней всего.

Затеяла уборку, мелкую постирушку, чтобы чем-то себя занять, а мысли все о Стрельцове. Его всего-то ничего нет рядом, а уже скучаю. Как я без него раньше жила, о чём могла ещё думать, о ком? Может, действительно, надо было набраться наглости, зажать его где-нибудь в тёмном углу, и признаться? Но почему он не мог? Ведь я же женщина, инициатива в его руках. Но, если бы знать наперёд, что он не против, призналась бы, наверное...