Я не Монте-Кристо
Шрифт:
Заехала в салон, но попросила волосы не укладывать, а просто высушить и вытянуть. С макияжем тоже не стала заморачиваться, пару взмахов кистью, как говорится, и вот она уже подъехала к «Артисту». Почему-то забилось сердце, будто что-то предчувствуя, ее встретили и провели на открытый балкон со столиками, где уже ждал Никита. Он был один, видимо, друзья опаздывали, да и вообще никого на балконе не было кроме них.
Никита замер истуканом, глядя на нее, и только когда Саломия подошла ближе, отмер и выдохнул:
— Нарисованная…
А потом усадил за столик и они начали выбирать блюда.
— Я проголодалась, —
— Никого не будет, мы вдвоем, — ответил муж, и теперь заволновалась Саломия. Ей передалась его нервозность, Елагин попеременно оглядывался, одергивал манжеты и правой рукой трогал карман пиджака. Саломии даже интересно стало, что там. Телефон лежал на столе, деньги он обычно держал во внутреннем кармане и на карте.
— Потанцуешь со мной? — протянул руку вконец взволнованный муж. — Только давай не вальс, я сейчас и до двух не сосчитаю.
Она обвила его шею, Никита прижался щекой к виску, а Саломия подумала, какой он у нее высокий, на целых полголовы выше. Когда музыка утихла, Никита не отпустил ее, а наоборот, еще сильнее сжал руки на талии.
— Мия, — начал хрипло и прокашлялся, — у нас с тобой все так началось… неправильно, не как у людей, я тебе даже предложение не могу сделать, ты уже моя жена. Но я хочу попросить тебя стать моей женой по-настоящему, не из-за договора, а потому что я тебя люблю. Ты согласна?
Сказал и замер в напряжении, не сводя с Саломии глаз, а она ошалело моргала. Он что, так волновался, потому что не был уверен в ответе? Разве он до сих пор не понял?
Она даже подпрыгнула, чтобы дотянуться и замком сцепить руки вокруг его шеи.
— Да! Да! — горячо зашептала. — Конечно согласна! Я ведь так люблю тебя!
Крепкие руки намертво впечатали ее в широкую грудь, он целовал ей шею, лицо, глаза, волосы.
— Я соскучился, я так соскучился, и я так люблю тебя, моя Мия, моя сладкая девочка… Стой, — он схватился за карман и достал футляр со знакомым логотипом, — распереживался, как мальчишка, совсем забыл. Это добавка к обручальному кольцу.
На белом атласе лежала цепочка с медальоном — два совмещенных сердца с бриллиантовой дорожкой в месте их соединения.
— Тебе нравится? — он даже дыхание затаил, а Саломия снова прижималась к его груди, целуя через ткань костюма.
— Да, Никита, да…
Было видно, что Никита уже съел ее глазами, но почему-то не торопился, а лишь время от времени поглядывал на часы. Они ужинали и танцевали, в зале и на террасе было людно, а на балконе они были только вдвоем. Говорить ни о чем не хотелось, все важное уже сказано, а другие слова были совсем лишние. Тут пиликнул телефон, Никита взглянул на экран и потащил Саломию к выходу.
В ресторане он не пил, потому сам сел за руль, до дома домчались за считанные минуты. Поднялись на этаж, а потом Никита повернулся к Саломии.
— Мия, не все можно исправить, но я очень хочу сделать то, что должен был сделать в тот вечер после свадьбы. Позволь… — он поднял ее на руки и внес внутрь. А потом толкнул дверь спальни, и она ахнула, не сдержавшись.
Повсюду были расставлены широкие пиалы, в которых плавали свечи, спальня была заставлена розами, а постель полностью засыпана лепестками. Никита уткнулся ей в шею.
— Прости, любимая, что не сделал это сразу, что заставил
тебя так долго ждать. Я не подозревал, что на свете есть такие как ты, я…Саломия не дала ему договорить, оборвала на полуслове поцелуем, и он сразу же откликнулся, ненадолго поставил ее на пол, только чтобы избавить ее и себя от одежды, а потом она спиной окунулась в мягкий шелк лепестков, укрываясь телом своего любимого мужчины, не перестающего шептать ее имя:
— Мия, моя, только моя…
И словно шлюзы прорвались, теперь это была самая настоящая близость, когда можно не молчать, а шептать, говорить, кричать в исступлении о том, что было заперто до этого момента и спрятано глубоко внутри — «люблю», «любимый», «любимая», «как же я люблю тебя…». Пахли розы, дыхание смешивалось, поцелуи заглушали стоны, значит, дело было вовсе не в острове. А в том, что они оба любили, любовь сквозила в каждом взгляде, движении, вздохе, она переполняла и выплескивалась со словами, которые теперь можно было не сдерживать.
…Никита осторожно повернул голову Саломии:
— Смотри…
В глянцевом блеске висящего на стене экрана она увидела себя, зарывшуюся щекой в лепестки, со спины к ней прильнул муж, упирающийся лбом ей в висок, его рука накрыла ее руку, их пальцы переплелись и тоже спрятались в лепестках. Саломия закрыла глаза.
— Ты дорисуешь мне татуировку? — Никита поцеловал ее в спутанные волосы.
— Если ты будешь мне позировать. По памяти не уверена.
— Конечно буду. Если бы я умел рисовать, я бы нарисовал тебя такую как сейчас. Ты очень красивая, Мия, правда как будто нарисованная, — он перевернулся на спину и уложил Саломию себе на грудь.
— Папа с мамой нарисовали, — улыбнулась она и закрыла глаза. Слушала, как бьется сердце своего любимого мужчины и чувствовала себя самой счастливой.
— Я потому и не съезжал от родителей, что там не было проблем с готовкой, — муж с виноватым видом смотрел на нее и допивал кофе.
Саломия смешивала в высокой миске маринад для курицы. Они выползли на кухню к полудню, Никита сказал, что дал распоряжение родительской домработнице заказать продукты, но по итогу выяснилось, что ничего готового в холодильнике не оказалось.
Саломия наскоро соорудила два огромных бутерброда, чтобы Елагин не умер от голода и как-то протянул до обеда, а сама решила запечь курицу.
— Не думал, что ты умеешь готовить. Тебя кто учил?
— И мама, и бабушка, и Джованни, все понемногу. Никита, — с укоризной посмотрела она на мужа, скривишегося, будто проглотил слизняка, — моего отчима звали Джованни, я очень его любила, прекрати делать такое лицо! Если ты допил кофе, лучше помой овощи на салат.
— Тебе не следовало так опрометчиво соглашаться жить со мной, любимая, — бормотал потом сонный Елагин, в мгновение ока уничтоживший курицу и разве что не вылизав блюдо от соуса. — Зато мне повезло. Я и не подозревал, что ты так вкусно готовишь.
— Мне нравится тебя кормить, — Саломия улыбалась и гладила его по животу, улегшись рядом.
— Корми, корми, — он подтянул ее к себе, засыпая, — я стану толстый, страшный, и ты меня бросишь.
А ей и правда нравилось его кормить. Каждый вечер она с удовольствием готовила ужин, Никита, конечно, предлагал ужинать в ресторане или заказывать еду, но при этом с такой скоростью все сметал, что Саломия ни за что в жизни не отказалась бы от удовольствия садиться напротив и смотреть, как любимый мужчина ест приготовленные ее руками блюда.