Я не Монте-Кристо

— В контракте мой внук признан ее основным наследником, так что Никита унаследует состояние Фон-Росселей согласно контракту в порядке наследственной трансмиссии.

— Дальновидно, — согласился Ермолаев, — выходит, вам по-любому выгодно было от нее избавиться.

— Мы не убийцы, Миша, если бы не ее беременность, Никита по-тихому развелся бы с ней, она получила бы свои деньги и шла на все четыре стороны. Но эта голодранка решила меня переиграть. Как появился ребенок, все понеслось в тартарары.

— Хорошо, я понял. ДТП, похищение, нападение?

— Действуй на свое усмотрение. Я в любом случае помогу прикрыть следствие.

Дальше разговор оборвался, Саломия в оцепенении вжалась в подушку. Оказывается, ее малыш встал на пути честолюбивых планов старухи Елагиной, но разве Никита об этом не знал?

— Это еще не все, Саломия, — тихо сказал Вадим. А дальше она услышала голос Никиты. Она вцепилась пальцами в простынь, и каждое слово врезалось в сердце заточенным кинжалом, оставляя кровоточащие раны.

«Значит так, жену убрать, ребенка тоже. И чтобы мы к этом вопросу больше не возвращались… Если я потеряю эти деньги, бизнесу конец… Вы меня плохо слышите, Алексей Петрович? Женщину уберите!.. Ребенок тоже не нужен, он вообще лишний в этом раскладе…» — говорил ее любимый муж, который уверял, что она его, что он любит, что у них семья и он так хочет этого ребенка. А потом добавил негромко: «Как он появился, так и понеслось…». И снова исполосовывал ей сердце, позвонив отцу.

«Пап? Что там по Саломии, ты договорился? Как нет, у нас времени в обрез, если она вступит в наследство, будет поздно. Ты же обещал!.. Если проблемы, давай я сам займусь этим вопросом» — говорил любимый голос, а Саломия слушала и жалела, что Вадим вынес ее из пожара.

За что Никита так поступил с ней? Она ведь не просила и не навязывалась, зачем Елагины разыгрывали перед ней этот жестокий спектакль? Ирина, Александр… Сердце кровоточило, в глазах стояла красная пелена.

Невыносимо стало жаль своего неродившегося малыша, он ведь совсем крошечный, а его посчитали непреодолимым препятствием на пути к наследству. Вспомнились фотографии, которые находил Никита в интернете, они вместе их рассматривали, представляя, как теперь выглядит их сын. Фарс, притворство и лицедейство, если бы только это не было так больно…

— Я хочу посмотреть ему в глаза, — прошептала Саломия, с отвращением к себе понимая, что цепляется за последнюю надежду.

— Есть еще кое-что, — Вадим поднес к ней какие-то бумаги, — вот, посмотри.

— Что это? — она не знала, чем ее еще можно добить.

— Результаты тестов. Отец распорядился уничтожить твой биоматериал, который брали для теста ДНК, но я привез новые реактивы, и мне было интересно их опробывать. Я в качестве эксперимента сверил ваши ДНК, твою и покойного Фон-Росселя, это может показаться невероятным, я сам не поверил, но совпадение не вызывает сомнений, ты и есть настоящая наследница, Саломия.

Саломии легче было поверить, что она попала в лечебницу для душевнобольных, но Вадим говорил спокойно и уверенно, и на душевнобольного нисколько не походил.

— Я потому и стал следить за тобой, Саломия, исследовал биографию твоей матери и пришел к выводу, что она и есть та самая дочь Урсулы Звягинцевой, которую безуспешно разыскивал Иван Елагин. Когда в детском доме случился пожар, ее перевели в соседний областной центр, а документы восстанавливали по памяти, наверняка закралась ошибка, потом ее сразу же удочерили профессор Вербницкий с женой. Поэтому ее и не могли найти ни дед твоего мужа, ни душеприказчики Эриха Фон-Росселя.

— Бабушка, — прошептала Саломия с запоздалым раскаянием, — надо ей сказать.

— Любовь Сергеевна умерла, — слова Вадима капали в исполосованное и кровоточащее сердце расплавленным свинцом, — обширный инфаркт. Никита Елагин лично сообщил ей о твоей смерти, ее вчера похоронили. Я не хотел говорить тебе, прости, — добавил он тихо.

Саломия повернула голову на бок и закрыла глаза. Слез не было, казалось, боль выжгла их изнутри, она была уверена, что если посмотрит в зеркало, увидит вместо глаз горящие впадины.

— Ты можешь вернуться к Елагиным и играть дальше роль послушной овечки на заклание, а можешь уехать со мной, в Штаты. Умерла Соломия Загорная, в замужестве Елагина, но Саломия Загорская, урожденная Фон-Россель, имеет полное право на наследство своего прадеда. Ты унаследуешь миллиарды, Саломия, и Елагины останутся для тебя страшным сном. Или можешь потом вернуться и отомстить, решение за тобой.

— Зачем тебе все это, Вадим? — спросила Саломия, сама поражаясь как буднично это прозвучало, как будто не улетела в пропасть ее в одночасье разрушенная до основания жизнь. — Зачем ты помогаешь мне?

— Потому что я люблю тебя, — он говорил, и она верила, потому что невозможно было не верить, когда говорилось с таким жаром, — я хочу увезти тебя отсюда, тебя и твоего ребенка. Я хочу быть рядом, и тогда может быть ты тоже меня полюбишь.

— Я… Что со мной? — тоже прозвучало буднично, но Вадим сразу понял.

— На тебе загорелись волосы и одежда, но я успел, ожоги поверхностные, повреждены лицо, рука и плечо, шрамы останутся, но с нынешними возможностями косметологии и твоими перспективами…

— Я согласна, — оборвала его Саломия. — Я уеду с тобой, Вадим, и буду претендовать на наследство. Если я правильно поняла, нам придется делить его с… Никитой, — ей пришлось приложить усилие, чтобы произнести имя бывшего мужа. — Я не прощу им своего ребенка и бабушку. Но я ничего не могу обещать тебе, ты не должен рассчитывать, что я отвечу на твои чувства.

— Но мне ведь не запрещено надеяться? — прошептал Вадим.

Саломия ничего не ответила, отвернулась и снова закрыла глаза. Она так ждала спасительных слез, которые помогли бы хоть немного остудить сухие горящие глазницы, но слез по-прежнему не было, одна только боль. Как ни странно, она не испытывала ненависти ни к Нине Андреевне, ни к старшим Елагиным. Бог им судья. Но Никита, который хладнокровно обрек на смерть нерожденного сына, который все это время ей лгал, из-за которого умерла бабушка, когда-нибудь ответит за все…

Глава 29

Восемь лет спустя

— Как подумаю, что она готова была сама отдать тебе папку с документами, плакать хочется, — сказал Димыч, но не заплакал, а с остервенением отпилил внушительный кусок от огромного стейка. Никита усмехнулся, наблюдая за товарищем. Они сидели в своем любимом ресторане и пили, отмечая то ли победу, то ли поражение.

— Ну не злись, Димыч, — примирительно проговорил Никита, и себе приступая к горячему, — получим мы документы, вот увидишь.