Я не Монте-Кристо

Ее голос дрогнул, и Никита поразился, сколько тепла в нем появилось, стоило лишь упомянуть имя деда. Неужели этот кусок скалы способен на какие-то чувства?

— Он поверил мне сразу, точнее не мне, Нине, он искал ее оказывается, но совсем не помнил, образ мелькал в памяти, он даже думал, что ему приснился сон, если бы не неопровержимые доказательства их совместной ночи. Иван как только глянул на сына, сразу его признал, Елагины все поразительно похожи друг на друга, и Никита, когда родился, был похож на Сашу…

— И мой сын похож на меня, только я благодаря тебе мог этого не узнать, — просипел Никита, но отец сделал ему знак молчать, мать вцепилась отцу в рукав и уткнулась в плечо, а Урсула была так погружена в свои воспоминания, что едва обратила внимание на его слова.

— Я влюбилась в него сразу же, разве можно было не влюбиться? А он в меня, он и расспрашивать особо не расспрашивал, сразу к себе перевез, мы расписались, я была счастлива. Пока мне не начала сниться моя дочь, — и снова по высохшим щекам покатились слезы, старуха не вытирала их, а продолжала говорить, лишь изредка моргая и опуская голову. — Я совсем не думала о ней, когда оставляла ее там, а потом меня начала съедать тоска, не было ни дня, чтобы я о ней не вспоминала. И тогда я сочинила легенду для Вани о своей подруге Урсуле, которая просила меня помогать ее дочери, и Ваня начал искать мою девочку. И мне иногда казалось, что он догадывается, я как-то даже спросить хотела, но побоялась. Побоялась потерять то, что далось мне такой ценой. А потом Ваня сказал, что скорее всего моей девочки нет в живых, документы сгорели, их восстанавливали по памяти, и могли что-то напутать. И я прожила жизнь, зная, что самовольно обрекла свою дочь на детский дом, а сама воспитываю чужого ребенка.

Отец дернулся и посмотрел на ту, которую считал своей матерью, и на какие-то секунды Никита увидел в нем потерявшегося ребенка, что растерянно смотрит по сторонам, не зная, куда деваться.

— Когда я узнала, что умер последний Фон-Россель, сразу решила получить наследство. Я была тебе плохой матерью, Саша, я так и не смогла тебя полюбить, мне все время вместо тебя виделась моя дочь. Но я хотела как-то это компенсировать. Нужна была девушка, которую можно было выдать за внучку Урсулы, и провидение привело в наш дом Саломию, — последние слова она произнесла практически шепотом. — Если бы я только могла допустить, что она моя родная внучка! По плану биоматериал жены Никиты заменили моим, и если бы не Беккер, никто бы ничего не узнал. Когда ты начал требовать переписать контракт, я поняла, что твой ребенок будет прямым наследником, твоя жена сможет этим манипулировать, и тогда я обратилась к Ермолаеву.

— Даниэль твой правнук, — сквозь сжатые зубы процедил Никита, — мой ребенок в любом случае был бы твоим правнуком. У тебя ничего не дрогнуло?

Но старуха вновь оставила его слова без внимания, она смотрела перед собой пустыми глазами и продолжала шептать:

— Я искала ее, я так страдала и терзалась без нее, а она все время была здесь, рядом, ходила в школу, танцевала, я ведь даже не знала, как ее зовут, а ее звали Олечка. Та женщина, что удочерила ее, Любовь Вербницкая, я с ней так и не познакомилась. Не поблагодарила.

— Ты ее тоже убила, — жестко сказал Никита, — я видел это своими глазами.

— Мои девочки, — шептала Урсула, раскачиваясь в такт словам, — что же я наделала…

Отец стоял, обнявшись с матерью и не смотрел на старуху. Никита ничем не мог им помочь, ему нужно было возвращаться к своей семье, а родители как-нибудь справятся.

— Меня ты тоже убьешь, Никита, как Ермолаева? — вдруг очень ясным тоном спросила старуха, и Никита усмехнулся. Отец с матерью вскинули на него потрясенные взгляды, это явно было для них новостью.

— Нет, незачем, моя жена и сын живы, скоро у меня родится дочь, но я позабочусь о том, чтобы с тобой они никогда не пересекались. И я тебя видеть не желаю. Живи, как знаешь.

— Ты не хочешь отомстить? — похоже, она его провоцировала.

— Нет. Я не Монте-Кристо, — мотнул головой Никита и, сунув руки в карманы, направился к выходу. Внезапно понял, как он соскучился за эти пару часов, пока не видел свою Саломию. И сына.

— Сынок, — метнулась было мать, но он ее остановил.

— Давай потом, мам, я поеду, устал. Я привезу их, обещаю, пусть только все утрясется, — мать закивала, вытирая глаза, и Никита зашагал дальше. А вслед раздалось надтреснуто-вымученное:

— Никита! — он замедлил шаг, но не стал останавливаться. — Позволь мне на них посмотреть! Хотя бы издали…

Никита на ходу покачал головой, не вынимая рук из карманов, и толкнув плечом дверь, вышел на улицу. С неба тихо сыпался снег, Елагин-средний задрал голову и подставил пылающее лицо под летящие снежинки. Поймал губами несколько штук, постоял так, прислушиваясь к себе, а затем двинулся к машине. Внутри было тихо и спокойно, вот и хорошо, можно возвращаться домой, потому что теперь он не один, его дома ждет семья, и больше ни один волосок не упадет с головы его жены и его детей. Зверь ляжет у входа в логово и разорвет каждого, кто перейдет недозволенную черту.

Уже заруливая во двор, Никита поднял глаза на окна своей квартиры, и сердце внезапо зашлось в паническом приступе, но завидев приглушенный свет, лившийся из спальни, и ярко освещенную кухню, присмирело и забилось ровно и размеренно.

Облегченно выдохнув, включил в салоне свет и заглянул в зеркало внутреннего обзора, может, он уже весь седой? Увидев привычные темные пряди даже удивился. А вот усталые глаза и серый цвет лица не понравился. Нехороший цвет, надо бы выспаться. И успокоиться. С его семьей больше ничего не случится, все враги повержены или обезврежены, зато состояние вожака этой самой семьи не мешало бы привести в норму.

Враги… Никита откинулся на спинку, положив руки на руль и смотрел на свои окна. Интересно, кто сейчас спит в спальне, сын или Саломия? Или оба? Прикрыл веки, представив себе Даньку маленького, каким он видел его на рисунке Саломии в ее особняке, и снова удушающая волна злобы поднялась изнутри.

Открыл окно и жадно вдохнул вечерний морозный воздух. Так не пойдет, ему стоит научиться не думать об этом, иначе можно заживо сгореть в приступах бессильной злобы, а ведь ему и мстить некому. Разве та, которую он всю свою жизнь считал бабушкой, может вернуть годы, проведенные без сына и любимой женщины? А Беккер тот в самом деле спас Саломию.

Никита старался не думать об их вероятной близости, в конце концов, Саломия имела полное право выйти замуж за Вадима и выбросить всех Елагиных из головы, ему крупно повезло, что она любит именно его, Никиту, и что у них есть сын. Не ему предъявлять жене претензии в неверности.

Свет в салоне горел, мотор работал, но Никита так и продолжал сидеть, ему не хотелось нести с собой все это туда, где было тепло, где его ждала семья и пахло его ребенком. Ведь он уже отомстил однажды, как он считал, главному виновнику, и сейчас именно эти воспоминания держали и не отпускали в новую жизнь, которая ждала его там, за светящимися окнами…

…Давно стало ясно, даже при всех нарытых фактах максимум, что грозило Ермолаеву — восемь-десять лет, а там если отсидит три года, будет хорошо. Следствие, которое вели оба брата Семаргина, располагало неопровержимыми доказательствами причастности Ермолаева к похищению Саломии, но вот убийство доказать было невозможно. Ермолаева даже в СИЗО не забрали, оставили до суда на подписке о невыезде, и Никита думал, что сам его убьет, если суд вынесет недостаточно суровый приговор.

 А потом они случайно столкнулись на перекрестке. Горел красный, Никита подпер Ермолаева сзади, тот увидел его глаза в зеркале, и наверное что-то такое было в том взгляде, что едва дождавшись зеленого, Ермолаев круто развернулся и понесся на выезд из города.