Я не свидетель

– Реклама, - сказал Левин, возвращая сыну журнал.
– Так сказать, наше сырье, их технология, - он вспомнил слова Шоора: "Мы делаем с вашим конным заводом бизнес".
– На работе у меня есть еще один номер, как-нибудь принесу... Рая!
– крикнул он жене.
– Я пойду на полчаса прогуляюсь. Что-то голова болит.
– И не дождавшись ответа, вышел в прихожую...

Левин спускался по лестнице в своем подъезде и думал: "Георг Тюнен получил наследство, которое ему и не снилось. Теперь оно достанется его сыну Александру. Уедет он в Германию или нет, но первое, что сделает - там или здесь, - наверное купит видеомагнитофон, джинсовый костюм и машину... Завтра с утра надо будет пойти к Иегупову. Почему он соврал? Чего испугался?.. Надо, чтоб Михальченко вышел с радиоспортсменом на место, где тот нашел паспорт. Хорошо бы, чтоб Михальченко уговорил Остапчука пойти с ним туда".

24

Та же убогая квартира на Комсомольской, дом пять, тот же мрачный неприветливый хозяин, в глазах которого мелькнул испуг, едва он увидел Левина в дверном проеме.

– А я опять к вам, Антон Сергеевич, - Левин не стал дожидаться приглашения, а направился в глубину комнаты.

– Что еще?
– спросил Иегупов.
– Я сказал тогда все, что знал.

– Да нет, Антон Сергеевич. Ведь Тюнен был у вас.

– С чего вы взяли?
– тяжелые сильные руки старика начали суетливо перекладывать на столе предметы.

– На станции скорой помощи документально зафиксирован вызов, сделанный пятнадцатого апреля по вашему адресу. Сделан он, как записано там, Иегуповым к больному Тюнену.

– Да, и Георг был у меня, и скорую я вызывал. Худо ему стало, сознание потерял.

– Почему же вы скрыли от меня?

– Испугался.

– Чего?

– Вы сказали, что он пропал. А в таких делах в свидетели лучше не попадать. Кроме меня в Старорецке у него нет никого. Вот по-вашему и выйдет, что кругом я виноват. Да еще если его убили, не дай Бог.

– Я ищу не виновника чего-то, а Георга Тюнена.

– Как же я докажу свою невиновность?

– Давайте попробуем вместе.

– Пробуйте, - пожал плечами Иегупов, как бы не веря в искренность намерения Левина.

– Когда и в котором часу Тюнен ушел от вас совсем?

– В день отъезда, семнадцатого. Мы вместе из дому вышли.

– Вы хорошо помните число?

– Да. В этот день я ходил в амбулаторию закрывать бюллетень.

– Давайте вспомним этот день подробней. Итак, самолет Тюнена в девятнадцать пятьдесят. Вещей у него много было?

– Нет, легкий чемоданишко.

– Он поехал в центр к агентству, чтоб оттуда рейсовым отправиться в аэропорт. Так?

– Нет. Мы вышли вместе, я поднес ему чемодан до рощи, растолковал, как идти дальше. От меня так ближе в аэропорт. За рощей шоссе, там часто ходит автобус. Дальше я его провожать не мог, у меня на пять был талон к врачу.

– В котором часу вы вышли из дому?

– В десять или пятнадцать минут пятого.

– К врачу не опоздали?

– Нет. Мне от рощи до амбулатории двадцать минут хода.

– Тюнен был одет в плащ?

– Натянул только шляпу. Было тепло. Плащ он нес в руке.

– Вы не знаете, денег с собой у него много было?

– Не спрашивал. К чему мне знать про чужие деньги.

– А какая у вас пенсия, Антон Сергеевич?

– Восемьдесят семь рублей.

– Значит у входа в рощу вы попрощались и больше не виделись?

– Больше не виделись.

– Он не оставлял вам для передачи кому-нибудь письма, записки, просто устной просьбы. Может быть, забыл какую-нибудь вещицу у вас?

– Ничего такого не было... Разве что бутерброд. Приготовил в дорогу, я еще покупал ему диабетический хлеб. Сказал, что всегда в кармане носит кусочек такого хлеба. В тот день завернул он его в бумажную салфетку, а взять с собой забыл. Я, когда вернулся, гляжу, лежит этот бутерброд на столе.

– Когда "скорая" прибыла, что делал врач?

– Два укола. Потом сидели долго ждали, пока Георг придет в себя.

– Госпитализировать не предлагали?

– Предлагали. Отказался Георг.

– Антон Сергеевич, а вы бы смогли узнать плащ Тюнена?

– Наверное.

– Если мы найдем этот плащ, обратимся к вам. Не возражаете?

– Лучше вы найдите Георга.

– Этим мы и занимаемся.

– Антон Сергеевич, а почему вы так испугались моего прихода, нашего разговора?

– Пуганный я. Жизнь эту вдоль и поперек знаю.

– С сыном Тюнена, Александром, вы не знакомы?

– Нет.

– Антон Сергеевич, а вы где работаете?

– Садовником на конном заводе... Что у вас еще? Я спешу.

– Пожалуй, все.

– Куда мне зайти, чтоб узнать, как у вас дальше с Георгом пойдет, отыскали или нет?
– спросил Иегупов.

– Я вам сообщу, обещаю. К тому же письмо его к вам, которое вы не получили, у меня. Хотите прочитать?

– Да что мне теперь? Он мне его пересказал. И поболе того.

– Про наследство?

– Да. Брать он его не хотел, наследство это. А зря.

– Почему?

– "Ни к чему оно мне, - сказал.
– И дом этот, и деньги. Помирать скоро. И не хочу, чтоб Сашку сманило оно". Так и сказал, - Иегупов взял свою тяжелую палку с отполированной ручкой...

Вышли вместе, у подъезда попрощались и разошлись в разные стороны.

– Некогда мне, Иван, еще и в ваши дела встревать. Ты посмотри, Остапчук показал на письменный стол, заваленный бумагами.
– Без продыху сижу. Возьми вон сводку за сутки, прочитай: два угона за минувшую ночь, в дискотеке подрезали какую-то девку, три квартирные кражи залепили. А ты мне еще своего немца подвешиваешь.

– Как бы он не стал твоим, - подмигнул Михальченко.

– Не каркай, не цыганка. Да и транспорта у меня нет сейчас, забрали, погнали куда-то склад опечатывать, там недостача миллионов на двадцать.

– Я на колесах, это у нас час займет, не больше, обещаю. Спортсмен уже в машине сидит.

– Ну зачем я тебе там?
– взмолился Остапчук.

– Как-никак, это уже следственное действие. А при тебе мы вроде ничего не нарушаем, все в рамках закона, мы как бы не сами по себе, а при власти, при тебе, значит. Так Левин научил.

– Этот еврей тебя законам обучит.

– А ты как хотел?
– засмеялся Михальченко.
– Он прокурорский.

– Смотри, какой ты законник стал, как ушел от нас, - Остапчук сгреб бумаги, запер в сейф.
– Пошли, что ли? Зараза ты, Иван, липучая.