Я не свидетель

Однако вчера он вдруг объявился. Позвонили из больницы Громберга, попросили, чтоб я приехал: меня срочно хочет видеть советник, доктор Клеффер. Я поехал. Пока я шел с лечащим врачом по длинному коридору, он сообщил, что Клеффер смертельно болен, у него рак легкого, протянет в лучшем случае месяц. Мы вошли в палату и врач оставил нас вдвоем. Палата одноместная. Клеффер лежал у окна. Он показался невероятно исхудавшим, почти древним стариком, кости лица, казалось, вот-вот прорвут истонченную серовато-восковую натянувшуюся кожу, выпирал огромный лоб костяного желтого цвета. И только живые умные глаза следили за моим лицом, как бы улавливая, какое впечатление произвел на меня его вид. Я присел на стул рядом с кроватью. Клеффер взял мою руку в сухую холодную ладонь, и я ощутил прикосновение мертвеца.

"Ты удивлен, как я тебя разыскал? По моей просьбе позвонили старшему лейтенанту Каммериху... Ты ведь с ним когда-то дружил... У него я узнал твой телефон... Слушай, Алоиз... Жить мне осталось месяц... Я должен выполнить обещание, которое когда-то дал тебе. Тем самым очистить и свою совесть... Мне тяжело говорить, задыхаюсь...
– он выпустил мою руку, прикрыл глаза и какое-то время лежал, провалившись в беспамятство или заснув. Я даже испугался, не умер ли он. Но он пришел в себя и повторил: Мне тяжело говорить... Поэтому хочу успеть сказать тебе главное: Иегупов негодяй... Обыкновенный бандит... Не имей с ним никаких дел... Берегись его... Он и меня обманывал... Всех нас... Вот здесь в тумбочке книга... Прочитай... Остальное узнаешь из моего письма. Тебе перешлют его после моей смерти... Такова моя воля... Теперь уходи..." - И он снова впал в долгое забытье...

Я достал книгу из тумбочки. Называлась она "Расследование убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Издана в "Рютте-Ферлаг" в 1927 году. В аннотации сказано: "Книга эта переведена с русского. Первое издание было осуществлено в Советской России издательством "Знамя труда". Затем автор, советский криминалист В. Агафонов, порвавший с ЧК, эмигрировал в Германию".

Взяв книгу, я последний раз взглянул на советника доктора Клеффера и ушел"...

Пожалуй, это была одна из самых полезных информаций, полученных Левиным от Анерта. В ней имелась ссылка на конкретный документ, на книгу. Фамилия автора - В. Агафонов - была Левину незнакома, хотя он знал имена и работы многих известных следователей-криминалистов двадцатых годов. Имя В. Агафонова скорее всего предали забвению однажды и навсегда по одной причине: он эмигрировал в Германию. Этого по тем временам было достаточно. Книгу, понимал Левин, искать в частных библиотеках своих коллег, пожалуй, бессмысленно. От криминалистов своего поколения, имей они ее, он хоть однажды бы да услышал фамилию автора. Скорее всего она может быть в двух библиотеках: университетской или Академии наук. Если она там есть, то, вероятней всего, в спецфондах. Сейчас попасть туда уже не проблема. А Анерта надо попросить поискать в бумагах его дяди письмо Клеффера, которое должно было быть вскрыто после его смерти, либо содержание письма в дневниковых записях за вторую половину 1928 года.

И Левин принялся печатать письмо в Мюнхен...

Ломбард наконец открылся. С силой толкнув тяжелые застекленные металлические двери, Михальченко вошел. В правом углу узкого темноватого помещения находилась конторка, за которой сидела пожилая худощавая женщина с хорошо уложенными и в меру подкрашенными светлыми волосами. Она подняла на него глаза.

– Вы заведующая?
– поздоровавшись, коротко спросил Михальченко.

– Я. В чем дело?

– Вам звонил Якимович из Ленинского райотдела милиции?
– сблефовал Михальченко.

– Нет.

– Моя фамилия Михальченко, - он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман.
– После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на "молнии". От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы?
– он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.

– Рыться надо долго, - спокойно ответила заведующая.

– Я зайду через час.

– Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.

– Хорошо. В три я буду, - он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.

Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.

Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.

– Как наши дела?
– спросил он, подходя к конторке.

– По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, - заведующая протянула листок бумаги.

"Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8", прочитал Михальченко.

– Почему же она не выкупила плащ своевременно?
– спросил он.

– Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.

– Сколько же она за него у вас получила?

– По минимуму, - и назвала цену.

– "Странно, - подумал Михальченко.
– Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже".

– Что еще?
– спросила заведующая.

– Все! Спасибо!
– Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать.
– Все в порядке, - повеселел он.
– Задал я вам хлопот!

Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.

Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:

– Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!

Но Левина в бюро Михальченко не застал.

"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, - сказал он себе и взялся за телефонную трубку.
– Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны".
– Он позвонил в справочное бюро УВД.

Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками - в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.