Я - оборотень
Шрифт:
– Садитесь, - женщина протянула руку по направлению к дивану и села в кресло. Соколов не замедлил воспользоваться этим предложением. Диван, однако, оказался мягким, и Соколов даже стал мысленно располагать его в и без того тесной комнате, где сидели они с Бахаревым, да Муромцев из другого отдела. Но, быстро отбросив ненужные измышления, Соколов собрался внутренне и задал вопрос:
– Извините, как вас по имени-отчеству?
– Мария Никифоровна, - ответила она, глядя на него в упор.
– Так вот, Мария Никифоровна, я пришел, чтобы поговорить с вами о вашем сыне.
– Я уже все, слышите, все сказала, - почти крикнула она.
Соколов это
... Но она выдержала. Она прекрасно понимала, что этот незнакомый лейтенант не поймет всю горечь утраты, когда ее единственного восемнадцатилетнего сына лишил жизни какой-то подонок. В одну ночь счастливая семья была разрушена чьей-то безжалостной рукой. Она не знала откуда у сына на шее появились такие рваные раны и ничего не могла сказать по этому поводу тем людям, которые настойчиво расспрашивали ее и только и делали, что допытывались, кто именно и за что расправился с Эдиком. Их интересовал теперь только убийца, а ее сын, жизнь которого так ужасно прервалась, был им уже безразличен.
Она все эти дни замкнулась в себе, вспоминая как долго они с мужем ждали ребенка, как заботливо растили его. Эдик уже учился на последнем курсе техникума, через полгода готовился пойти в армию. И вот, когда все складывалось так благополучно, жизнь рухнула. Все пережитые годы казались ей теперь ненужной пылью. А ведь ей давно были не по душе эти ночные гулянья. Сколько раз она остерегала его, но Эдик лишь отмахивался. Сердце как чувствовало...
...
– И все же, Мария Никифоровна, - прервал затянувшуюся паузу Соколов, - нам придется поговорить о нем. Я хочу знать все об его друзьях. Все, что вы знаете.
– Что друзья, - удрученно сказала она.
– разве он мне их представлял. Придут, поздороваются и в его комнату. А кто они, где живут, не знаю.
– Так-таки никого?
– переспросил Соколов.
– Постойте, разве что Валерку. Вон из того дома, - она показала на окно.
– Он тут часто бывал. Мы с его матерью в одном цехе работаем.
– И квартиру знаете?
– обрадовался Соколов.
– А как же, двадцать восьмая, - объяснила она.
– Мой то года на два постарше был.
Соколов быстро записал в блокнот, вернее в шикарную записную книжку, подаренную Леней на день рождения, полученные сведения и снова взглянул на притихшую женщину.
– А девушки у него не было?
– спросил он, вспомнив про отпечатки женских сапожек.
– Нет, не было, - твердо сказала Мария Никифоровна, но тут же поправила.
– Вообще-то приходила одна. Из группы его. Зовут, кажется, Людой.
Соколов записал и это. из коридора раздался щелчок захлопнувшегося замка.
– Извините, муж пришел, - Мария Никифоровна поднялась с кресла.
– Да я, пожалуй, пойду, - Соколов вскочил и направился за ней.
В коридоре оказался мужчина чуть повыше Марии Никифоровны. Под шапкой у него обнаружилась небольшая лысина. Он аккуратно положил шапку на полку и извлек из портфеля "Комсомолку", "Труд" и "Московские новости".
– Чего дверь открыта?
– недовольно проворчал он, покосившись на Соколова.
– Воры залезут, а милицию разве дозовешься.
– Здесь милиция, - произнес Соколов.
Мужчина уставился на него.
– Про Эдика спрашивал, - объяснила Мария Никифоровна.
Соколов
кивнул, в темпе оделся и загрохотал вниз по лестнице, сказав на прощание: "Всего доброго".Ему уже приходилось расследовать убийство. И сейчас, как в прошлый раз, на него давил комплекс неосознанной вины за то, что произошло; словно это из-за него, из-за какого-то его недосмотра случилось так, что оборвалась жизнь еще одного человека, словно он сам был виноват в этом. Соколов отлично понимал, что в большом городе такие случаи неизбежны, а число их будет увеличиваться с каждым месяцем такой жизни. Пришло время, когда самые добропорядочные граждане готовы были, выведенные из себя, кидать камни в огромные витрины пустых магазинов или "комков", куда ходят лишь как в музей, поглазеть на шикарные перспективы крайне отдаленного будущего и на продавцов крепких молодых парней, которые презрительно рассматривают серых "совков" и чувствуют себя в этот момент хозяевами новой, рыночной экономики. Но как и в прошлый раз Соколов готов был приложить все силы на поиск преступника. Нет, не из-за повышения процента раскрываемости, а просто, чтобы преступник, который вечером может ездит в одном автобусе с Соколовым, не слишком радовался своей находчивости и безнаказанности.
Впрочем здесь имелся иной случай, чем в прошлый раз. Тогда произошло убийство с целью грабежа, после которого осталась вдова с маленьким ребенком. Сейчас был явно не грабеж - даже дубленка, за которую без проблем можно отхватить не меньше пяти кусков, осталась на месте. Карты путал и нож, валявшийся рядом с убитым. На нем осталась кровь второй группы, тогда как у Полынцева оказалась первая.
Спускаясь, Соколов похлопал по спрятанной во внутренний карман пиджака записной книжке. Это уже было кое-что. Теперь путь его лежал в техникум, где еще неделю назад учился Эдуард Полынцев.
Так незаметно и пролетел этот день. В конце его, уже около четырех, Соколов отогревался в своем кабинете и наскоро выписывал две повестки: Крохалеву Валерию Юрьевичу и Самантской Людмиле Васильевне. Рядом недовольно сопел Бахарев:
– Дал я это объявление в газету, и знаешь во сколько мне это обошлось?..
– Кому другому расскажи, - буркнул Соколов и пулей вылетел из отдела. Конечно Ленька был неплохой парень, но если его что-то раздражало, то он буквально зацикливался на этом. В другое время Соколов может и выслушал его до конца, но в этот вечер Лена должна была прийти ровно к шести и опоздать на встречу казалось невозможным...
... Повестки были выписаны на четырнадцать ноль-ноль, поэтому до обеда Соколов собирал свидетельские показания по поводу серии квартирных краж и грабежей, а в отделе появился только около двух. За своим столом его встретил злой и уставший Бахарев.
– Чего такой красный?
– весело спросил Соколов.
– На демонстрацию собрался, - буркнул Бахарев.
В дверь раздался осторожный стук.
– Войдите, - крикнул Бахарев.
– Вот сейчас сам увидишь.
Соколов кивнул и устроился поудобнее на стуле. Дверь раскрылась.
– Разрешите, - в дверь просунулся плотный мужичок, на щеках которого горел морозный румянец.
– Это у вас тут объявление насчет дубленки?
– Присаживайтесь. Как она у вас пропала?
– Да если бы у меня, а то у жены. Ехала в химчистку сдавать, да и оставила в трамвае. А люди то ведь сейчас сами знаете какие. Читаю сегодня газету и вдруг - бац - ваше объявление. Ну, думаю, все - нашлась родимая. А то ведь цены теперь сами...
– Подождите, товарищ, какая она была из себя.