Я - оборотень

Вновь послышались выстрелы - пушка, судя по всему была не только у Феди. Я выдыхался и мечтал только дотянуть до поворота. И вдруг толчок, болезненный удар под правую лопатку. Пуля прошла навылет. Я схватился рукой за грудь и ощутил теплое, липкое прикосновение крови.

За поворотом оказался двор, большой и темный. Лавируя между детскими горками и турниками, я быстро проскочил его и, обогнув дом, перебежал через дорогу, чудом не поскользнувшись и не угодив под колеса синего "жигуленка". Я бежал вдоль улицы, где слева тянулся ряд капитальных гаражей, а справа шеренга пятиэтажных домов, стоявших торцами ко мне. Дорога шла под гору. Я без особых усилий мчался по ней, старательно избегая скользких мест. И все же преследователи неумолимо приближались. Выстрелы раздавались один за другим, и федины парни радостными выкриками приветствовали каждое удачное попадание.

Пули впивались в мое тело... Черт побери, красиво сказано. В действительности все было гораздо прозаичнее. Болезненные судороги сотрясали меня, кровь заливала одежду. Правая нога, в которой уже сидели две пули, почти не слушалась. Но я не сбавлял скорости и не позволял усталости и боли завладеть мной.

Улица круто повернула, и передо мной раскинулся лабиринт гаражей. Строились они на протяжении лет двадцати и поэтому образовали не стройные ряды, а путанные переходы.

Я без промедления нырнул в первый же проход. Преследователи, потеряв меня из виду, заматерились в пять голосов и ринулись на поиски. Но здесь обнаружить меня было не так то просто. Я использовал каждую щель, каждый переулок. Мне сопутствовало дикое везение, и только благодаря ему я не застрял нигде, даже в самых узких местах. Погоня продолжалась, но федина пятерка уже не была командой. Они потеряли друг друга, заплутав в бесконечных поворотах. Тяжелое дыхание выдавало их присутствие, и я, заслышав его, вжимался в темные стены или исчезал в заснеженных закоулках.

Внезапно гаражи остались у меня за спиной, я оказался перед десятком деревянных домов, за которыми возвышались девятиэтажки. Я затравленно оглянулся, преследователи вроде отстали. Я перевел дух и пошевелил правой ногой. Колючая боль выросла в нестерпимую и я не сдержал стона.

– Э, вот он, - донесся до меня торжествующий крик сзади. Я с трудом повернулся. Два темных силуэта, прыгая по крышам гаражей, приближались ко мне. Я бросился вперед к высоченному забору. Вдруг тихий шорох раздался оттуда. Я приготовился к неминуемому нападению, но лишь шепот выскочил из темноты.

– Эй, иди сюда.

Я замер и прислушался.

– Ну быстрее же.

Голос был незнакомый, но к беспощадной пятерке он не относился. Выбора у меня не оставалось; я из последних сил перемахнул через забор и приземлился рядом с сараем, из которого исходил неизвестный мне голос.

На пороге сарая стоял пацан, мой одногодок. Уж на что я был худой, но он был еще более хлипким на вид. Впрочем, народная пословица говорит: не родись шкафистом, родись каратистом.

Шатаясь, я едва смог сделать несколько шагов, чтобы добраться до сарая. Парень приоткрыл дверь, и я ввалился вовнутрь.

Здесь было тепло. Горела лампа ватт на двадцать пять или пятнадцать. И в этом неярком свете я разглядел небогатую обстановку сарая: стол, два стула, полки, набитые железяками непонятного предназначения, полуразобранный мотоцикл в центре, диван, камин в углу и несколько цветных ящиков от стеклотары, поставленных вдоль стены.

Мой спаситель заботливо прикрыл дверь. Он был в старых, вытертых джинсах, на которых густо были разбросаны темные пятна (скорее всего от машинного масла), и в свитер черного цвета.

Теперь я мог оглядеть и себя. Вид у меня был такой, как будто я только что принял участие в Бородинском сражении. Левый рукав куртки был располосован. На груди, животе и правой ноге расползались кровавые пятна. Еще три отверстия чувствовались на спине. По обычным меркам я уже полчаса должен был валяться в сугробе и подыхать. Но я был оборотнем.

– Я сейчас, подожди минутку, - мой спаситель критически оглядел меня и исчез за входной дверью, а я, не в силах стоять, опустился на стул. Парень, действительно, скоро появился. Он притащил ведро теплой воды и поставил его предо мной.

– Отвернись, - попросил я, и он понимающе сел спиной ко мне. А я принялся вытаскивать застрявшие пули.

Ничего мучительнее этой процедуры я до сих пор не испытывал. Каждое прикосновение к ранам причиняло жгучую боль. Раздвигая живое, трепещущее мясо пальцами, я, стиснув зубы, продвигался внутрь, с трудом нащупывая твердые инородные куски. Это было не столько больно, сколько противно, но совершенно необходимо. Вытащив обе пули из ноги, я минуты три отдыхал, скрипя зубами, а затем принялся за спину. Вот где начались трудности. Выгнув руку неестественным образом, я извлек третью пулю, испытывая при этом неимоверные страдания. Мне оставалось только благодарить судьбу за то, что остальные две пули, попавшие в спину, прошли навылет. Закончив с этой неприятной процедурой, я промыл раны и деликатно кашлянул, намека, что уже можно поворачиваться ко мне лицом.

Он развернулся, и мы молча смотрели друг на друга, не зная с чего начать разговор.

– Зачем меня спас?
– решил я сразу пойти с места в карьер, так как не привык, чтобы кто-нибудь принимал такое деятельное участие в моей судьбе.

– Просто меня один раз вот также гоняли по гаражам, - ответил он и с грустью добавил, - только поймали.

– Расскажи, - попросил я, так как сам не в силах был что-нибудь пояснить, а сидеть в молчании было невыносимо: жизнь в общаге приучила меня к бесконечным разговорам.

Парень кивнул и начал:

– Когда родители разошлись, нашу двухкомнатку разменяли на комнату в пригороде и этот дом. Отец с новой женой туда укатил, а нам с матерью эта вот развалюха досталась. Но не это оказалось плохо. Ребята слишком крутые, чужих здесь не любят. И как только я появился, стали меня гонять, а гоняют они жестоко. Один раз форменную облаву устроили. Загнали меня в эти гаражи и большой кодлой ловить стали. Как кто-нибудь на меня напорется, сразу камнями закидывает. А потом окружили и стали запинывать. Думал не выживу. Да ничего, часок отлежался в грязи, встал кое-как и сюда, в сарайчик, чтобы мать не увидела. Потом уж наврал ей, что по стройке лазил, да сорвался. Худо мне было, не знал что делать.

– А сейчас как?
– поинтересовался я.

– Сейчас все в норме. Я понял, что мне надо выжить, любым способом, но выжить.

– И что?
– спросил я, с трудом ворочая языком от усталости.

– Штуку интересную придумал. Ведь эта компаха здесь не основная. Здесь всех в руках держат фашисты.

– Кто?
– не понял я.

– Фашисты! Ну в кожаных куртках ходят, со свастикой, с крестами, некоторые еще бреются налысо.

Я кивнул, хотя видеть таких пацанов мне пока не доводилось.

– Купил значок на толкучке за стольник, - парень достал потертую кожаную куртку коричневого цвета, на отворот которой был прикручен значок: черная свастика на белом фоне, а вокруг красный с рельефными зубчиками ободок, и продолжил, - стричься я не стал, а значок нацепил и вышел. Гляжу, идут. Я навстречу. Взглянули, увидели значок, расступились и больше никаких проблем. Так, с осени, и ношу его не снимая.

– И что, никто и слова не скажет?
– удивился я.

– Да кто сейчас вообще на других внимание обращает! А кто заметит, пошипит только и все. Боятся! Не меня, конечно, а тех, - парень кивнул куда-то в сторону, - фашистов. А я теперь спокойно живу. Мотоцикл вот купил поломанный, да ничего, починю. Ездить будет.