Я отвечаю за свою страну

— Извините, вы Вячеслав Васильевич?

От неожиданности он вздрогнул и кивнул головой.

— Я по поводу покупки вашей машины.

— Впервые слышу об этом. Интересно, кто вам так сказал?

— Фомин Илья Кузьмич.

— Сам Илья Кузьмич, надо же!

Он пристально глядит на меня, и я вижу в его глазах немой вопрос: «Через сколько времени ты встанешь, если я тебя ударю?» Все как в детективах — настороженный потенциальный преступник и загнанный в угол детектив. В жизни это неприятно. Если он таки въедет по физиономии, то я могу разве обидеться — не махать же удостоверением, чтобы осознал глубину своей ошибки. В этот момент послышался стук каблуков, из-за угла показалась Марина. Она замедлила шаг, но что-то в наших позах ей не понравилось, и Марина направилась прямо к нам.

— Милый, ты скоро?

— Представляешь, Вячеслав Васильевич говорит, что он не продает машину, но Илья Кузьмич ведь при тебе говорил.

— Да, я помню.

— Я не знаю никакого Кузьмича! — проговорил Тузов.

— Как же, бухгалтер с асфальтобетонного завода.

— Повторяю, я такого человека не знаю и продавать машину не собираюсь. И потом, я не могу понять, почему вдруг покупатели приходят ночью к машине, а не днем к хозяину?

— Мы были рядом на дне рождения и решили одним глазом взглянуть на машину. Илья Кузьмич сообщил нам номер.

Упоминание в который раз о легендарном Илье Кузьмиче довело его до белого каления, но он сдержался:

— Я ничего не продаю, и разрешите с вами распрощаться.

Он уходит. Не нравятся мне бодрствующие по ночам, полностью экипированные люди — не меня же он ждал. Тут определенно что-то не так. Мы снова садимся в такси. Видимо, начинает сказываться усталость всей сумасшедшей недели — в голове ни одной мысли, только вертятся фамилия Тузов и убеждение, что где-то совсем недавно она попадалась. У Марины утренний рейс. У дома на Мойке она выходит и скрывается во дворе. Хасиятулин быстро доставляет меня на работу.

Я обвожу взглядом свой кабинет. Все привычно, все на местах. Я подсаживаюсь к пишущей машинке и медленно по буквам печатаю, почти не думая. Получился список подозреваемых в убийстве в последовательности их появления в ходе расследования: Валентин — Гордин — Авто — Тузов, и заканчивает перечень жертва — Игнатьев.

Гляжу на лист и вспоминаю наконец, что видел фамилии Тузов и Игнатьев именно в таком написании — через тире. Именно в шахматных партиях фамилии соперников записываются через тире, а значит, видеть я мог такое только в одном месте. Я достаю коричневую тетрадь Игнатьева, листаю ее, пока не нахожу партию Тузов — Игнатьев. Бегло просматриваю ее — скучно, хоть и грамотно. Закончилась она неожиданно. В самом конце в равной позиции Игнатьев грубо ошибся.

На служебном «газике» снова еду к Тузову на квартиру, его машина отсутствует. По рации передаю номер «Волги» Тузова с просьбой сразу поставить меня в известность при ее обнаружении. Сам направляюсь к нему на квартиру. На настойчивые звонки очень долго никакой реакции, наконец раздаются шаркающие шаги, и старческий голос спрашивает о причине столь раннего визита. Я представляюсь и прошу открыть. Ответ краток — без санкции прокурора милиции в такое время в квартире делать нечего. По опыту знаю: настаивать бесполезно, там человек, знающий свои гражданские права; дверь ломать не будешь, по водосточной трубе на третий этаж не полезешь.

В конце концов в равной позиции Игнатьев грубо ошибся. Человеческая жизнь состоит из контактов между людьми. Задача ведущего расследование — выявить все контакты, имеющие отношение к делу, дать им правильную оценку. У меня же не выходит из головы наша недавняя встреча — почему Тузов не спал, почему был возбужден и насторожен? Хотя я отлично понимаю, что Тузовых на свете тысячи и этот мог оказаться не тем, о ком я думал.

По рации дежурный передает, что машина Тузова обнаружена на Детской улице Васильевского острова. Мы едем туда. Ее охраняет постовой милиционер. Я освобождаю его от охраны машины, а свою ставлю достаточно далеко, оставив хороший радиус обзора.

Город оживает, люди ускоряют движение, как в немых фильмах, которые показывают сейчас, и кажутся не совсем нормальными, но, может, это только у меня в голове от переутомления. Я закрываю глаза и отключаюсь до тех пор, пока водитель не толкает меня в бок. Тузов открывает свою машину, садится за руль и трогает с места. Мы — следом, с трудом сохраняя необходимую дистанцию. Спасает, что Тузов едет аккуратно, не превышая положенной скорости. В конце концов оказываемся на Моховой. У одного из домов Тузов останавливается и заходит в подъезд. По рации передаю номера дома и парадного, куда зашел Тузов.

Вскоре он выходит из парадного и быстро идет в сторону, противоположную его машине. Пока я размышляю, к чему бы это, Тузов выходит на проезжую часть улицы, останавливает такси, садится в него. Машина разворачивается к улице Белинского и набирает скорость. «Волга» идет очень быстро, мы едва успеваем пристроиться за ней. Довольно долго удается держать ее в пределах видимости, но в конце Московского проспекта во время очередной пробки она все-таки отрывается. Теперь я почти убежден, что знаю цель Тузова. И на вопрос водителя: «Куда ехать?» — называю аэропорт.

Изможденный многолетней безупречной службой «газик» вздрагивает и устремляется в заданном направлении. Минут через десять он лихо подкатывает к центральному зданию аэропорта. Я прохожу все павильоны, народа немыслимое множество. Тузова не видно. Выхожу на улицу и стою в раздумье — что дальше делать? Мне сзади закрывают глаза женские руки. Я оборачиваюсь — передо мной смеющееся лицо Марины.

Я пытаюсь улыбнуться. Очевидно, не очень получается, раз она тревожным голосом опрашивает:

— Что-нибудь случилось?

— Ночной знакомый, кажется, сейчас улетел или улетает, а он тот самый, кто нужен.

Марину зовут члены ее экипажа.

— Извини, опаздываю. Прилечу — позвоню.

Меня же почему-то охватывает полное безразличие — поехал бы домой спать, да надо докладывать о неудачной погоне.

От начальника узнаю, что проверка «тузовской версии» закрутилась: подвергается анализу биография, проверяются его квартира, адреса, переданные мною по рации. И уже всплыла любопытная деталь: Тузов известен в городе как рьяный картежник, не очень чистоплотный и недавно крупно проигравшийся. Это уже, как говорится, «теплее». Начальник, кажется, почти успокоился.

— Иди-ка ты домой, отоспись. После проверки Тузова дело забирают в управление. Откровенно говоря, сделали мы не так мало. А за что ругать, в нашем деле всегда можно найти.

Я ухожу к себе, вешаю на двери кабинета записку, что сегодня приема не будет. Запираюсь изнутри — мыслей нет, я окончательно исчерпался. Домой ехать нет сил. Составляю в который раз стулья, ложусь, отчетливо понимая, что спать днем таким образом безнравственно. Забываюсь сразу. Из внешнего мира поступают сигналы в виде частых телефонных звонков, стука в дверь. Я их слышу и не слышу. Пока не раздается очень громкий, очень длинный звонок. Я просыпаюсь, но не шевелюсь. Звонок длится, будто кто-то знает о моем нахождении в кабинете и дает возможность проснуться, спокойно подойти к телефону, взять трубку. Далекий мужской голос спрашивает меня, а затем я слышу Марину: