Я – паладин!

– Да, женский монастырь Служения Всевышнему. Знаю. Дальше.

– Потом мы подрались.

– Вы один?

– Нет. Я пошел в «Зеленую утку», это такая корчма, и там.

– И там подрались с лучниками, – закончил за него Тибальт. – Это старая школьная традиция. Дальше.

– Потом мы разошлись. Ребята направились в веселые кварталы. И я вместе с ними. Там я гулял до утра.

– Только там?

– Да. Еще бродил по городу.

– Интересно посмотреть на столицу?

– Да. – Леон старательно избегал прямой лжи. Паладин не должен бояться правды.

– Прогулка затянулась, как я понял. К тому же получилась бурной настолько, что вы вернулись едва ли не полуголым. Я видел вашу рубашку. Пришлось подраться?

Леон не знал, что ответить. Врать наставнику было невозможно. Но говорить правду?..

– Согласно донесениям стражи, более-менее серьезная схватка была только одна. У дома почтенного господина Лансье. Неизвестные попытались взять его дом штурмом. Скажите мне, Леон, что вы там делали? Только не пытайтесь обмануть или уйти от ответа. Это очень важно, кадет.

– Я следовал за девушкой. Она показалась мне знакомой. И я и сам не знаю, зачем влез в дом к Лансье. Но так уж получилось. А когда завязался бой, я выступил на стороне защитников. Это мне показалось правильным.

– Может быть, может быть. А вы что-нибудь слышали? Какие-то разговоры?

– Там было темно, и я, если честно, заблудился. Попал на чердак. А когда спустился вниз, уже произошло нападение. Стало не до разговоров.

– Но как-то вы определили, на чьей стороне драться.

– Я узнал Лансье. Это было не сложно.

– Вот так в темноте, в неизвестном месте. Как часто вы встречаете этого господина, кадет?

– Не часто. Я видел его несколько раз, когда он приезжал в замок. – Это была правда, и Леон ухватился за нее. – Я как раз стоял на воротах в тот день. Вы можете проверить.

В темноте было не видно, но Леону показалось, что Лакруа кивнул.

– Это само по себе уже проступок. Влезть в чужой дом. Это преступление.

Он замолчал, словно ожидая, что Леон что-то скажет, но тот не проронил ни звука.

– Но Лансье не сделал никакого заявления относительно вас, кадет. А мог бы.

– Понимаю.

– Так что впредь будьте более осмотрительны. И еще… – Лакруа поднялся. – Всегда придерживайтесь той версии случившегося, которую мне сейчас рассказали. Девушка, старое чувство, ревность, погоня… Пусть ваш случай не выходит за рамки обычной юношеской глупости. Вы меня понимаете?

– Да, кажется, понимаю, – ответил Леон.

– Как паладин, как будущий паладин, вы не можете врать, кадет. Но так или иначе вы будете поставлены в условия, когда будете вынуждены выбирать. Между тем, чтобы соблюсти мораль и выполнить миссию, сказать правду и спасти товарищей. Это очень опасный путь. Тяжелый и сложный. Это все равно что идти по лезвию меча. Слева и справа от вас будет пропасть, а под вами – верная гибель, которая может разрезать вашу душу напополам. Быть паладином – это уметь ходить по мечу.

Леон молчал. Тибальт открыл дверь.

– У вас есть выбор, Леон. Вы можете выйти отсюда человеком, у которого есть цель. А можете.

«Не выйти», – подумал Леон.

– А можете просто забыть наш разговор, – сказал Лакруа. – Если сможете.

Глава 12

– Настали смутные времена, Леон. Они требуют решительных действий. – Лакруа шагал быстро. Он ориентировался в замке паладинов, наверное, лучше, чем у себя дома. Что было неудивительно. Родной замок наставника находился где-то под Тругардом. Довольно далеко от столицы, где Тибальт проводил большую часть времени. Его жизнь принадлежала Империи. – Раньше нам предстояло бы пройти множество проволочек, формальных и действительных испытаний, ритуалов. И это не так уж и плохо. Даже наоборот!

Он экспрессивно рубанул воздух ладонью.

– Я совершенно уверен, что жизнь человека не может проходить второпях. Она должна быть окружена какими-то особенностями, ритуалами, таинством! Она должна быть самобытна, наконец. Империя тем и хороша, что в ней есть место разным традициям, идущим от самой земли. Там, где эта связь теряется, ничего хорошего уже не происходит… Но время, Леон.

Наставник в очередной раз свернул из главного коридора, устланного красным ковром, в неприметную боковую дверь. И вот его слова уже гулко отдаются под переходами узкой винтовой лестницы.

– Время будто сжалось! Чтобы успевать жить, нужно совершать значительно больше поступков и действий. Мы вынуждены, Леон, жертвовать какими-то нюансами. И в первую очередь – ритуалами. Увы.

Они спускались все ниже и ниже. По прикидкам Леона, это уже были подвальные помещения.

Наставник остановился на площадке, толкнул низкую деревянную дверь со стальными оковками.

– Таким образом, все, что с вами произойдет, это только остатки от былого роскошества церемонии.

У Леона забилось сердце. Он понял еще на кухне, когда Лакруа завел этот странный разговор, что жизнь в очередной раз сделала лихой поворот. Но и пожалуй, наставник был в этом прав, все развивалось слишком быстро.

Они прошли какой-то темный коридор и вышли в небольшую комнату без окон. Тут было довольно прохладно. Леон поежился.

Комната была проходной. Одна дверь вела на лестницу, с которой они только что пришли, а другой проем был завешен тяжелой черной занавесью. У стены на грубом каменном полу стояла деревянная, простенькая скамья. Свет внутрь проникал через отверстия, расположенные под самым потолком.

– Соблюдая формальности, я должен спросить. – Лакруа достал откуда-то черный широкий платок. – Согласен ли ты, Леон из Выселок, стать моим оруженосцем? Взвесь свой ответ. И либо отвечай, либо уйди прочь.

Леон почувствовал, как тяжелый комок поднялся откуда-то из живота к самому горлу.

Страх!

Это он рвется наружу, поднимается, давит на гортань! Леон даже почувствовал вкус. Кислый вкус страха. Такой постыдный, но такой знакомый.

Жизнь, какой бы трудной она ни представлялась, все же была… знакомой, накатанной, стабильной. Фехтование, кулачные бои, наука, подъем, завтрак, обед и ужин, кони, доспехи, караулы и наряды – это стало привычкой. Так же как когда-то были привычны ранние подъемы, уход за скотиной, помощь матери, отцу, забота о сестре, река, деревня.