Я – паладин!

– Ой, папа! – Кира с деланым ужасом уставилась на отца. – Ты прикажешь меня пороть?!

– Все можно исправить, – с нажимом повторил граф.

– Мне уже страшно, – со смиренным видом сказала девушка. Она опустила глаза и сложила руки, демонстрируя свою добропорядочность. – Позвольте мне идти… Меня ждут учителя.

Она вышла, не дожидаясь ответа отца.

Леон стоял, не зная, что делать. Он совершенно не был готов к тому, что ему придется присутствовать на семейной сцене. Это было очень странно и неприятно.

Лакруа подошел к окну.

– Это моя дочь, – снова сказал он. – И все, что осталось от моей жены. Я часто слишком занят. И ее воспитание, увы, хромает. Простите, Леон, ее выходку. Взбалмошная девица уже не раз заставляет меня краснеть.

И он вышел.

Леон снова опустился в горячую воду.

Жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом, отводя ему место пассивного наблюдателя. Свыкнуться с этим было непросто.

Глава 15

Верхний город вечером был совсем не похож на Нижний.

Тут было не так оживленно, здесь правила совсем другая жизнь. Более чопорная, более скрытная, более солидная, однако не менее яростная, чем внизу.

Карета графа несла их куда-то. Теперь Леон сидел около кучера, как полагается оруженосцу. Новая одежда была великолепна, сидела так, что казалась второй кожей, хотя Менге принес сверток с костюмом лично и еще долго рассыпался в извинениях, что шить пришлось впопыхах, что-то подогнано на живую нитку и вообще перешитое готовое сидит совсем не так. Но самому Леону, да, впрочем, и его наставнику одежда казалась очень качественной и добротно сшитой.

– Вот именно поэтому Менге не самый известный мастер, – сказал Лакруа, когда портной ушел.

– Почему? – Леон, как мальчишка, крутился перед зеркалом.

– Он все старается довести до абсолюта. Его костюмы прекрасны, но время, потраченное на их изготовление, не выдерживает никакой критики.

– Но сегодня он справился очень быстро. – Леон старался заглянуть за спину, чтобы увидеть, как сходятся швы.

– Для него это не работа. Это халтура. Он перешил готовое. Ваш основной гардероб придется подождать. Пойдемте.

– Куда мы едем? – спросил Леон, когда они вышли на улицу.

– На торжественный прием. Туда приглашен я, а следовательно, и вы, как мой оруженосец. Я попрошу вас держаться около меня. Не встревать в разговоры. Смотреть в оба. Запоминать каждое слово. И ничему не удивляться. Вам ясно?

– Конечно. – Леон кивнул.

Теперь он трясся на козлах около хмурого кучера.

– А это вы во флигельке поселились? – поинтересовался тот.

– Да. Меня зовут Леон.

– Умгу… – промычал кучер и непонятно пробормотал. – Незадача.

– Почему же?

– А? – Кучер будто проснулся. – А, да это я так. Садовник там инвентарь держал… всякий.

Леон знал, что за «инвентарь» прятал во флигеле вечно выпивший садовник. После ванной он вместе с Жаком выгребал из своей будущей квартиры огромные пустые бутыли, а также другие, наполненные мутной жидкостью, и здоровенный агрегат, состоящий из трубок и каких-то медных котлов. Ко всему прочему на втором этаже флигеля одуряюще воняло брагой, которая кисла в больших глиняных горшках.

Прибежавший на шум садовник божился, что это все «удобрения для кустов господина графа» и их совсем никак нельзя выкидывать. Особенно трясся он за странный агрегат, называл его чудом инженерной мысли и намекал, что чертежик он купил у какого-то жадного гнома за собственный золотой зуб. От садовника сильно шибало сивухой, вид он имел всклокоченный, но в целом был очень миролюбив. Бутыли, горшки и «инвентарь» он уволок в глубину сада и еще долго крутился рядом в надежде, что найдется еще что-нибудь. Ничего, однако, кроме пыли и множества каких-то прозрачнокрылых мотыльков, во флигеле не обнаружилось. Несколько старых ковров Жак обещал вычистить, а помещение проветрить. Это было весьма кстати, потому что запах браги буквально валил с ног. В остальном новый дом Леону понравился. Крепкая постройка, надежная крыша, широкий камин. Верхний этаж был отведен под большую спальню, внизу располагались столовая, уборная и небольшая кухонька. Когда-то около крыльца росли розы, но потом они выродились в бурно разросшийся шиповник, о чем Леону радостно поведал садовник.

– Бла… бла… – То ли от процесса переноса «инвентаря», то ли еще по какой причине, но слова давались ему все хуже и хуже. – Благоухание такое!

Садовник развел руки в стороны, словно собираясь обхватить аромат, как большой шар.

– Такое бла. Голова кругом. – И он шепотом добавил: – Очень удобно.

В целом жизнь у графа Леону нравилась.

Ему был приятен Жак, на первый взгляд хмурый и ворчливый, но очень заботливый и хозяйственный, ему нравился повар, ленивый, но знающий свое дело, и даже пьяный садовник. С другими обитателями дворца Леон познакомиться не успел. Разве что только дочь его сиятельства… При воспоминании о девушке юному оруженосцу становилось не по себе. С такой нарочитой откровенностью он сталкивался впервые. В его жизни было много всего, но женщины оставались загадкой. Красивой, привлекательной, но все-таки таинственной, а от того опасной. Как Великий Лес, около которого прошло детство. Красивый, таинственный и смертельно опасный. В деревне отношения мужчины и женщины не были секретом. Но и не выпячивались напоказ. В Веселом квартале, наоборот, все было на виду, но до определенного предела. Конечно, в вопросах плотской любви Леон не был новичком. Это просто невозможно, если вы плутаете по веселым кварталам с таким бабником, как Слав. Но это был технический момент. Самый что ни на есть простой. А вот в плане отношений души, тяги человека к человеку. Леон терялся. В его жизни было две фигуры, которые ассоциировались со словом «любовь». Герда и Марта. Одна была мертва, а вторая. Где она теперь? Что с ней? Худенькая девушка была окружена плотной завесой неизвестности, тайны.

– Леон. – Лакруа высунулся из окошка кареты.

– Да, господин!

– Мы подъезжаем. Страже на воротах представишь меня.

– Я понял.

Улица вела их к широким воротам. Ажурные створки, изображавшие переплетенные ветви какого-то колючего кустарника, были распахнуты, однако дорогу преграждали два солдата с неизменными алебардами.

– Кто?

– Граф Тибальт Лакруа.

Старшина, что стоял у небольшой полосатой караулки, заглянул в списки и махнул рукой.

Стража взяла на караул и разошлась в стороны.

За воротами, как это водится в богатых домах, был сад. Но не обычный. Деревья, что росли вдоль главной аллеи, были выше обычных, их ветви гуще. Они переплетались, будто прорастали друг в друга, образуя одну зеленую стену. Кусты тянули свои ветви не вверх, а в сторону дорожки, будто солдаты ощетинились короткими пиками. Леон подумал было, что виной тому сумерки, время, когда все видится иначе, но нет. Аллея была ярко освещена большими масляными фонарями. Карету сопровождали слуги с факелами. Все было торжественно, но вместе с тем Леона не покидала тревога и даже страх. Будто он оказался в Лесу!

Вот оно что!

Леон понял. Все эти деревья, кусты и даже трава были тут чужими. А потому росли словно в обороне, зло, настороженно.

– Это не человеческие растения, – прошептал Леон.

– От точно, – ответил кучер, хотя оруженосец обращался не к нему. – Ни секунды тут не останусь. Так что ежели понадоблюсь, я буду там, снаружи.

Он махнул в сторону ворот.

Леон машинально кивнул.

Когда они подъехали, он соскочил с козел, открыл дверь кареты. Лакруа вышел. Отстегнул с пояса меч, отдал его Леону и вошел в распахнутые лакеями двери. Леон, свернув кожаную полосу вокруг эфеса, последовал за своим господином. Он задержался на мгновение, изучая бронзовую табличку, прибитую на дверях. На ней был выгравирован перевернутый кленовый лист в круге и надпись: «Эльфийского альянса Великое Посольство».