Я подарю тебе ребёнка

Разворачиваю к ней монитор КТГ, показывая, что сердцебиение плода есть. Ускоренное, но есть.

По УЗИ всё не так страшно. Ягодичное предлежание спасло от травмы, но плацентация низкая, есть небольшая отслойка.

— Будем кесарить, — сообщаю пациентке. — С ребёнком страшного ничего не вижу, вы отделались лёгким испугом.

— Он же недоношенный!

— Тридцать две недели не так уж плохо. У нас хорошая неонатальная помощь.

— Так, кто у нас тут сорвал меня с рандеву? — в приёмное входит Ринат.

Он всегда приезжает быстро. Значит надо, он никогда потом не распускает сопли, что ему испоганили выходной. И всегда на позитиве. Вообще, настрой анестезиолога важен, потому что именно ему смотрит в глаза пациент перед тем, как уйти в наркоз. Или если наркоз регионарный, то и всю операцию. Отслеживает любую искру сомнения во взляде именно анестезиолога. Эта психологическая составляющая очень важна. Не раз бывало, что женщина в процессе операции при регионарном наркозе впадала в панику, но Ринату удавалось успокоить, настроить на позитив.

Операция проходит успешно. Малыш маловесный, но вполне крепкий для своего срока. Выходят. Если родители в первый год постараются, отличаться от сверстников не будет, а то и обгонит. Такие уж эти торопыжки. Привыкнув цепляться за жизнь с самых первых секунд, дальше по жизни идут крепко.

Заканчиваю с бумажками и еду домой. Хороший выходной — это когда с работы можно уйти пораньше, как говорится.

Сегодня обещал заехал к Котовским, Игорь уже давно звал, но позвонил отец, просит в гараже помочь с полками. Опять оборвались. Давно, блин, пора новый гараж строить, у этого, из старых ракушечных блоков, стены как масло. Только в прошлом году сорвалась подставка и свалилась отцу на ногу. Потом два месяца с гипсом ходил. А почти в семьдесят кости трудно срастаются.

Домой возвращаюсь уже часов в восемь. Из пожрать только утренний пирог соседки. Заказывать влом. Так что делаю себе неполезный ужин в виде аппетитной горки пельменей с петрушкой и майонезом.

Так и до брюха недалеко, а его бы мне не хотелось. Уж зацепил Викин взгляд, которым скользнула. А если быть совсем нескромным, я бы даже назвал этот взгляд восхищённым.

И вообще, многое что зацепило в ней в ту ночь. Классная она. Женщина, в которой и трепет, и нежность, и смелость. С Аней меня бесила вот эта позиция в постели — догадайся сам, чего я хочу. Тыжмужик. А Вика скромно, шёпотом, но говорила. Уметь говорить это вообще важно. И в кровати тоже. Особенно в кровати.

С мыслями о той ночи я и отрубаюсь. Даже телек выключить забыл.

Будит меня звонок по телефону. На улице темно, телек так и бубнит. Времени ещё и двух ночи нет.

Внутри шевелится тревога, когда вижу, что звонит Вика.

14

Вика

Что я там говорила Захару, что сегодня у меня выходной и время посещения его коллеги можно выбирать любое? Хорошо, что мы сразу с утра всё сделали, потому что едва я приехала домой, меня срочно вызвали на работу.

Пришёл инсайд, что на фирму на неделе наведается антимонопольный комитет, и шеф в срочном порядке собирает сегодня всех начальников отделов. Так что я перекусываю и еду на работу, хотя многое бы сейчас отдала, чтобы прилечь хотя бы на часок. Неимоверно хочется спать, хотя ночью я выспалась, но ощущение, что веки сейчас закроются сами по себе. Ещё и дождь начался.

Но кое-как мне удаётся прийти в себя до совещания. Шеф собирает всех в малом конференц-зале. Говорит быстро, отчитывает каждого довольно грубо, особо не разбираясь, есть прорехи по отделу или нет. Неприятно, но мы все уже привыкли.

Дальше он, выговорившись, чуть успокаивается и мы, наконец, приступаем к нормальное работе. Он обозначает задачи, даёт распоряжение всё досконально проверить по документации. Илью и финдиректора просит задержаться, чтобы обсудить какие-то детали, а остальных распускает. Не по домам, конечно. Предварительные отчёты ему нужны уже через два часа.

Когда выхожу в коридор, вздыхаю с облегчением. Душно было, аж голова начала кружиться. Надо выпить воды, постараться сконцентрироваться, чтобы быстрее сделать работу на сегодня и уехать домой. Наконец отдохнуть.

Отчёт делаю с перерывами на перекус, потому что после обеда начинает немного тошнить. Надо бы поесть полноценно, но работы осталось на час максимум, что уже дёргаться.

Отсылаю по электронке шефу всё, но через две минуты получаю короткое сообщение.

«Зайди»

Голос он повышает сразу с порога. Отчитывает так, будто я двоечница-школьница.

— В твоём отделе бардак! — вопит босс. — Я сокращу половину, оставлю одну только секретаршу! Справляйся как хочешь!

Что ему не понравилось, я толком и не поняла. Он любит цепляться просто так. И несмотря на то, что шкуру я себе давно отрастила, понимаю, что сейчас она вдруг стала такой тонкой, что меня зацепило. И сильно. Работа — это не то место, где нужно обижаться и дуть губы. Отстаивать себя — да, но не обидки взращивать. Но вот я сейчас чувствую именно её. Хочется спрятаться где-нибудь в кладовке, обнять коленки и расплакаться.

Однако выслушиваю я всё молча, не спорю. Только бы быстрее отсюда уйти. И когда, наконец, шеф меня отпускает, бегу я не к себе в офис, а в туалет, где извергаю все остатки скудного перекуса, что проглотила час назад. Желудок сжимается так, что кажется, будто от напряжения рёбра внутрь сломаются. Вдохнуть нормально получается только через минуту-две. Тошнота отступает так же внезапно как и началась, но дрожь в руках такая сильная, что я даже пуговицы на блузке застегнуть не могу.

Кое-как привожу себя в порядок, умываюсь, поправляю волосы. Из соседней кабинки выходит коллега из другого отдела.

— Всё хорошо? — интересуется с мягкой улыбкой, тоже подходя к раковине.

— Да, порядок. Перенервничала.

— Шеф умеет сделать так, что любой перенервничает, — кивает сочувственно.

Только сочувствия во взгляде ноль. Скорее любопытство. Но мы и не подруги, чтобы искренне друг друга жалеть. Достаточно и вежливости.

Возвращаюсь в офис и завариваю себе чай. В столе лежит пачка солёных крекеров, и мои мысли сейчас только о них.

Но едва я успеваю укусить один и сделать глоток чая, как ко мне в кабинет без стука врывается Илья.

— Эй! — хмурюсь, едва не расплескав горячий напиток себе на грудь. — Стучать не пробовал? Как к себе домой прям.

— К тебе я могу позволить себе как к себе домой, — огрызается и прикрывает за собой дверь.

— Да что ты говоришь! — начинаю злиться.

— Это правда?

Илья становится напротив, сложив руки на груди, смотрит пристально.

— Что правда?

— Ты беременна?

Офигеть. Кто мог ему сказать? О моей беременности знают только двое врачей, я и моя мать. И никто из нас Илье бы не сказал.