Я покорю Манхэттен

— Значит, продается!

— Я не хотел бы связывать себя конкретным обещанием… но все возможно. Вполне возможно. За соответствующую цену.

— Естественно.

— Вот: к примеру, Билл Зифф и его компания. — Каттер неторопливо «жевал» слова, чередуя их с оладьями. — Только что он заключил весьма, на мой взгляд, интересную сделку. Прошу прощения, Леонард, что мне приходится упоминать вашего конкурента, компанию «Си-Би-Эс», но она недавно приобрела у него двенадцать журналов за триста шестьдесят два миллиона долларов. Среди них такие, как «Популярная фотография» и «Яхты». Потом он продал им еще двенадцать специальных изданий Мердока, скажем «Аэрокосмос» или «Отели и курорты», за триста пятьдесят миллионов. Всего, таким образом, двадцать четыре журнала. У нас в количественном отношении их меньше. Всего шесть. Зато каждый считается ведущим в своей сфере, задает тон. Не журналы, а классика, Леонард. «Би-Би» пока оставим в покое — это эксперимент, результат которого пока не определился. Но все другие приносят доходы, куда большие, чем у Зиффа. Гораздо, гораздо большие. Так что вы, надеюсь, отдаете себе отчет, о каких суммах может идти речь. Без сомнения, где-то в районе миллиарда. Генри, — обратился он к подошедшему метру, — еще горячего кофе.

— «ЮБК» не испытывает нехватки наличных средств, Каттер. Деньги для нас не проблема. С кем-нибудь еще вы вели переговоры? — требовательно спросил Уайлдер, окончательно отказавшись от второго делового свидания.

— Нет. Пока нет. Лили впервые заговорила со мной об этом всего несколько недель назад. Особых причин для спешки я не вижу. Предпочитаю дать новым идеям время вызреть, сформироваться. Всему свой срок — и чтоб никаких поздних сожалений.

— Каттер, скажу сразу: я не любитель играть в игрушки. Дело меня интересует. К журналам присматриваюсь уже несколько лет. «Эмбервилл» мне всегда нравилась. В исполнительном комитете у меня трое. Они могут повести за собой все правление. За них я ручаюсь. Мое условие: обещайте не говорить ни с кем, пока мы не обсудим все это у себя.

— Условие вполне приемлемое, учитывая, что я ведь не спешу. Кстати, наш ближайший балансовый отчет поступит месяца через три. Уверен, его показатели будут значительно выше, так что я предпочел бы дождаться этого момента. Если к тому времени Лили не передумает, тогда смогут приступить к работе ваши ревизоры, с тем чтобы сделать самостоятельно выводы.

— Три месяца… вы уверены, что надо так долго ждать? Мы ведь можем начать значительно раньше.

— Уверен, Леонард. Но за это время нам ничего не мешает встретиться за ужином вместе с женами, не так ли? Я просто обязан угостить вас хоть чем-то, что придется вам по вкусу. После того как вы отказались от этого восхитительного завтрака…

— Кто-нибудь еще об этом знает? — настороженно спросил Тоби, проводя пальцами по животу Инди.

— А ты не мог бы выражаться яснее? — томно ответила она, как бы выплывая из того сияющего шара радости, где она теперь постоянно пребывала, и чувствуя несказанное блаженство уже при самом звуке его голоса.

— Этот малюсенький рубец, справа от твоего очаровательного пупка.

— Аппендицит. Мне тогда было восемь. Об этом не знает даже Барбара Уолтерс. [52] Но вообще-то она никогда меня не расспрашивала.

52

Известная американская тележурналистка, интервьюирующая знаменитостей.

— Так, сто семнадцатая интимная деталь, известная только мне. Разные уши. Нос скошен вправо, никто не замечает, но я-то знаю. Прямым его не назовешь. Ресницы на левом глазу тоньше, чем на правом. И, соответственно, под левой мышкой меньше волос, чем под правой, как ни выбривай, все равно видно. Маленькая родинка под лобковыми волосами с левой стороны.

— Тоби!

— Но ты не виновата, что не во всем совершенна. В рекламных проспектах утверждается, правда, другое, но, Боже праведный, описание обнаруженных мною дефектов заняло бы целую книгу, а я ведь только приступил к исследованиям. Что касается вкуса, то позвольте вам заметить, юная леди, что на вкус вы сегодня одна, завтра другая. Между тем мужчины предпочитают, чтобы у их избранниц было хоть чуточку постоянства.

— «Избранниц»? Значит, я твоя избранница? — Инди понимала, что ей не следует задавать этого вопроса, но не смогла удержаться.

— На данный момент. Единственная в этот единственный момент. Но ты знаешь мои чувства… я никогда…

— Не продолжай, пощади меня! — перебила Инди. — Я доскажу сама: «Никогда не связывал себя обещаниями». Трус! Отвратительный, жалкий трус! Сколько же вас таких: считают у женщины волоски между ног, а сами ничего ей не обещают! И не стыдно?

— Я их там никогда не считал, я только под мышкой.

— Это все равно, и ты прекрасно знаешь. И как женщины на таких нападают. Почему тебе можно заставить меня влюбиться, а самому не отвечать на мою любовь?

— Как не отвечать? — тихо произнес Тоби. — Ты знаешь, что это неправда. Я полюбил тебя еще пять месяцев назад, Когда ты облила меня на вечеринке, чтобы привлечь к себе внимание. Но связывать себя обещанием — это уже совсем другое.

— Не знаю. Там, где я родилась, если ты кого любишь и тебя любят и нет причин, почему нельзя надеяться, что эта любовь навсегда, то вполне логично, что связывают себя обещанием как-то оформить свои отношения… словом, женятся, — проговорила Инди с той же упрямой настойчивостью, с какой почти каждый уик-энд прилетала из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк с тех пор, как встретила Тоби. Мало-помалу она перетаскала в его платяные шкафы чуть не половину своего гардероба; даже кровать, на которой они сейчас лежали, была застелена ее собственными льняными простынями ручной глажки.

— Но разве женитьба не остается открытым вопросом, если с начала мира так уж повелось, что «те, кто связан семейными узами, стремятся их порвать, а те, кто не связан, наоборот, стремятся их завязать».

Разъяренная, Инди села на кровати:

— Что, ты еще будешь цитировать Эмерсона мне?Подонок, это же я придумала его цитировать, чтоб ты знал!

— Мы все цитируем по необходимости, по склонности к цитатам и для собственного удовольствия, — продекламировал Тоби с типично эмерсоновским достоинством.

— Ах так это Мэкси! Только она могла рассказать тебе, как я терзала ее Эмерсоном, признайся?

— Может, мимоходом она и упоминала это как пример девического обожания.

— Значит, вы с ней меня обсуждали?

— Естественно. Не в характере Мэкси было бы хранить благоразумное молчание, когда брат влюбился в ее лучшую подругу.

— Ну и что она думает?

— Думает, что мне самому надо принять решение.

— Ничего себе «лучшая подруга», — бросила Инди с горечью. — Не бери трубку, — попросила она Тоби, вздрогнув от резкого телефонного звонка.

— Но это может быть один из моих управляющих, — вздохнул Тоби. Ресторанный бизнес, увы, не знает она. И он поднял трубку стоявшего на ночном столике телефона, подержал около уха и тут же сердито и резко опустил.

— Не он? — встревожилась Инди.

— Боюсь, что нет, дорогая. Это снова твой «самый большой поклонник». Уму непостижимо! Телефон не значится в справочнике, и к тому же я только в прошлом месяце поменял номер.

— О, Тоби! Мне так неприятно. Но это сумасшедший, поверь. Он пишет мне трижды в неделю и звонит по междугородному. Секретарша всегда отвечает, что я занята. Прости его, такова цена славы.

Выключив телефон, Тоби повернулся к Инди.

— Послушай, любовь моя, ты действительно обладаешь завидной способностью прятаться от реальности, — продолжил он прерванный звонком разговор. — Давай взглянем равде в лицо. Я слепой, и не будем притворяться.

— Ничего ты не слепой, — упрямо возразила Инди. — Кое-что ты можешь видеть. Ты ведь сам говорил мне, что поле зрения у тебя менее пяти градусов. Это же все-таки кое-что.

— Ничего себе «кое-что», если нормальная величина — сто сорок градусов в каждом глазу. А мои пять складываются из кусочков, один тут, другой там, которые еще остались в сетчатке». Она вся иссечена, ее нет. То, что я вижу, еще не темнота, но мерцание, реальность, которая то исчезает, то возникает вновь, реальность, не имеющая ни цвета, ни границ, ни постоянства. И ведь будет еще хуже, во всяком случае, не лучше. И никакой надежды, никакого избавления.