Я послал тебе бересту

Именно такую судьбу, вероятно, пережил обрывок грамоты № 385, найденный в слоях конца XIV века на усадьбе «Д» в 1961 году. Вокруг новой находки уже не приходилось гадать. Начало письма сохранило четкий текст: «Поклоно посаднику Оиоифору. Оже... по... нэболися позовяо грамоте...».

Вообще 1961 год в нашем знакомстве с усадьбой «Д» увенчался таким же успехом, какой экспедиция пережила в 1957 году на усадьбе «И». Там перед нами предстали О-нцифоровичи младшего поколения. Здесь же береста донесла голоса их предков.

Печать Афанасия Ояци-форовича. Наверху — оттиск, внизу — костяной штамп. Увеличено

И не только береста. Первую весть от предшественников Онцифора экспедиция получила, найдя в слое конца XIII — начала XIV века ложку. Да, деревянную, выкрашенную желтой и красной краской ложку, подобную сотням тысяч деревянных ложек, существовавших на Руси с глубокой древности и доживших до наших дней. Только эта была не совсем обычной. Она была украшена тончайшим узором, .нанесенным раскаленной иглой. Ее рукоятку обвивал орнамент из листьев я лент. На наружной стороне широкой части причудливо 'переплетались [растительные завитки, концы которых завершались страшными мордами фантастических чудовищ. А на внутренней стороне искусный художник изобразил воина в доспехе и мор да е, с поднятым к плечу мечом и опирающегося левой рукой на щит. На черенке этой ложки той же иглой выполнена надпись: «Ева-нова Олъфоромеевича».

Ложка .принадлежала Ивану Варфоломеевичу. Летопись не сохранила воспоминания о таком человеке. Но мы-то, хорошо зная условия и всю обстановку, в которой найден этот предмет с надписью, можем уверенно сказать: она принадлежала дяде Онцифора, брату Луки Варфоломеевича, сыну Варфоломея Юрьевича — Ивану, представителю того поколения, на смену которому пришло поколение Онцифора.

Вскоре из тех же хронологических глубин на лабораторный стол экспедиции легла грамота № 389. Ее нашли там, где и ожидали найти, — з слое десятого яруса, который, по данным дендрохронологии, датируется 1313—1340 годами. В двух строках, сохранившихся от того письма, читаем: «От Лукы ко Мэрфи. Цто Олекса Колбинць дал поруку в кунах, да ти бы дати куны на Пьтров день во Рисаль...».

Принадлежность грамоты № 389 нашему Луке Варфоломеевичу, а не какому-то другому Луке, вряд ли может вызывать сомнения. И место ее находки и дата — все соответствует отцу Онцифора Лукини'ча. Однако, чтобы окончательно развеять возможные сомнения, А. В. Ар-циховский сделал любопытные подсчеты. Он сосчитал, сколько раз Б Новгородской Первой летописи употребляются разные боярские имена, взяв для подсчетов посадников, тысяцких, их достоверных родственников, воевод, основателей церквей, начальников посольств. И оказалось, что в летописи фигурируют 36 Иванов, 30 Михаилов, 19 Федоров, 17 Василиев, 14 Семенов, 13 Юриев, 10 Борисов, 10 Александров и только один Лука — наш Лука Варфоломеевич. Таким редким было его имя.

Что известно о Луке Варфоломеевиче? Обстоятельства его смерти уже рассказаны. А кроме этого Лука в летописи упомянут только один раз. В 1333 году он был членом посольства, отправленного из Новгорода к московскому князю Ивану Калите.

Что мы узнали о нем нового? Очень немного. Какой-то Олекса Кол-биыец поручился за Марфу, взявшую у Луки деньги в долг. Срок этого долга истекает на Петров день, 29 июня, и Лука напоминает своей должнице о возврате денег. В противном случае он вправе потребовать эту сумму с Марфиного поручителя Олексы. Однако за этими внешне незначительными фактами стоит вывод о несомненной принадлежности Луке усадьбы «Д». А это для нас главное.

И, наконец, последняя «посадничья» грамота — № 391 — найдена в слоях одиннадцатого яруса. Она была брошена в землю между 1299 и 1313 годами, во времена, связанные .с деятельностью Варфоломея Юрьевича — отца Луки .и деда Онцифора.

Когда Варфоломей Юрьевич умер в 1342 году, его внук Онцифор был уже взрослым человеком, совершал самостоятельные военные походы и начинал свою бурную, хотя и кратковременную политическую деятельность. Значит, Варфоломею в год смерти было не менее шестидесяти лет. Однако в летописи и в других письменных источниках первые сведения о нем появились сравнительно поздно, когда ему было уже за сорок. Правда, эти первые упоминания застают его на вершине власти. В 1323 году от его имени заключены два важнейших международных акта Новгорода — договор с Ливонским орденом о мире и хорошо уже нам знакомый Ореховецкий договор со шведами. Договор Новгорода с Норвегией в 1326 году заключен также от имени Варфоломея. Еще раз он упоминается как посадник в 1331 году. Во главе новгородцев он встречал тогда получившего в Москве утверждение от митрополита нового владыку и своего старого друга Василия. А спустя девять лет архиепископ Василий хоронил посадника Варфоломея.

Грамота № 391, разумеется, не была дипломатическим документом и не принадлежала к его переписке с архиепископом Василием. Это обрывок письма, в котором отдавались хозяйственные распоряжения: «От Олфоромея к Доманцю и ко Лахну и ко Евану и к Олехсе. Секите сук нмого, а рожи много...».

Загадочное «нмого» расшифровывается как вполне прозаическое «много» — слово, в котором Варфоломей сделал ошибку. Он приказывает своим слугам готовить подсеки для посева ржи, иными словами, вырубать кустарники на месте будущей пашни.

И снова главное историческое содержание этой записки заключается в том, что она бесспорно свидетельствует о принадлежности Миши-иичам усадьбы «Д» уже при Варфоломее Юрьевиче.

Между прочим, — и это тоже заслуживает почтительного уважения — грамоты, написанные Лукой и Варфоломеем, были в год их находки самыми древними автографами крупных русских политических деятелей.

Итогам десятилетних терпеливых и целеустремленных поисков «посадничьих» грамот стала обширная коллекция из двадцати шести писем, именами своих авторов и адресатов связанная с шестью .поколениями знаменитой в Новгороде семьи государственных мужей. Десять ее представителей запечатлели свои имена на бересте, на дереве и на кости: Андреян и Никита Михайловичи, Михаил Юрьевич и его жена Настасья, посадник Юрий Онцифорович и его брат Афанасий, посадник Онцифор Лукинич, Иван и Лука Варфоломеевичи и, наконец, посадник Варфоломей Юрьевич...

А где же Юрий Мишинич? И Миша?

Ни с Юрием Мишиничем, ни с Мишей, ни с другими представителями их семьи, более древними, чем Варфоломей, мы на усадьбе «Д» не встретились. И они на этой усадьбе, по всей вероятности, не жили. И вот почему.

Посадник Юрий Мишинич упоминается в летописи с 1291 по 1316 год. Его брат Михаил Мишинич был посадником уже в 1272 году и умер в 1280 году. Их отец Миша, следовательно, действовал в середине XIII века. Этому времени на Неревеком -раскопе соответствуют одиннадцатый— четырнадцатый ярусы. Здесь, казалось бы, надо ждать грамот с именами Юрия, Михаила, Миши.

Эти слои дали немало берестяных грамот, но имена их авторов и адресатов были совсем иными.

В двенадцатом ярусе усадьба «Д» связалась с каким-то Кузьмой. Это имя прочтено в обрывке грамоты № 393 («Кузьма дал...») и в целом письме № 344, написанном Петром и адресованном Кузьме.

Около того же времени усадьба могла принадлежать некоему Никифору, имя которого также запечатлелось в двух документах—-берестяной грамоте № 346, отправленной «от Микифора к тетке», и грамоте № 421, написанной Лихачем Микифору.

В тех же слоях в 1962 году найден обрывок грамоты № 411, написанной каким-то серьезным мужчиной, имя которого заканчивалось на «андр». Его могли звать Александром, Менандром или Никандром. И написал он не больше — не меньше как .распоряжение некоей Ксении, чтобы она, взяв цепи, заковала в эти цепи Мат-вейца в пивном подклете и приказала бы Константинцу стеречь его до приезда вышеозначенного Александр а-Мешандра-Никандра.

В четырнадцатом ярусе найдены грамота № 395 — письмо Григория матери и грамота № 350 — письмо от Степана и от матери к По-люду.