Я послал тебе бересту
Шрифт:
В 1384 году Новгород использует его организаторские таланты, назначив воеводой на Лугу ставить новый каменный город Ямы. Ныне этот город, заложенный Юрием Онцифоровичем, называется Кингисепп. В 1393 году, когда у Новгорода началось размирье с московским князем Василием Дмитриевичем, Юрий Онцифорович во главе «охочей», то есть собранной из добровольцев рати, идет воевать княжеские волости.
В 1401 году он снова участник посольства в Москву и Тверь. В 1409 году новгородцы избрали его посадником — главой всей Новгородской республики. Посадником он оставался до самой смерти в 1417 году, одновременно возглавляя новгородские войска и выполняя важнейшие дипломатические поручения республики. В 1411 году он ходил с новгородскими полками под Выборг, а в 1414 году ездил в Литву заключать мир с князем Витовтом.
Рассказывая о его кончине в 1417 году, летописец
Летопись повествует также о кипучей строительной деятельности посадника Юрия Онцифоровича. Он построил в -Новгороде много церквей, в их числе Успенскую церковь Колмова монастыря в окрестностях города, где его и похоронили. О месте погребения Юрия Онцифоровича, впрочем, известно не из летописи. О нем упомянуто в сохранившемся тексте духовного завещания правнучки Юрия Орины, которая перед смертью отказала свое имущество Колмову монастырю, написав, что на Колмове лежит весь ее род, начиная с прадеда Юрия Онцифоровича.
Еще одна подробность из жизни Юрия Онцифоровича была хорошо известна историкам. Однажды, нуждаясь в крупной сумме денег, он продал другому боярину — Михаилу Федоровичу Крюку, жившему в Москве, за девяносто рублей принадлежавшее ему село, о чем по всей форме был составлен сохранившийся до наших дней документ. Этим селом было Медное, неподалеку от Торжка, ставшее знаменитым спустя четыреста лет, когда Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» «посвятил ему одну из самых горьких и гневных глав.
Берестяная грамота № 94 была обнаружена в слое шестого яруса, то есть самими условиями своего залегания датировалась рубежом XIV и XV веков. И эта дата делала несомненным вывод о том, что найденное в расколе письмо крестьян послано не человеку, случайно носившему такое же имя, а знаменитому посаднику и дипломату, военачальнику и градостроителю Юрию Онцифоровичу. О том же говорили и все прочие обстоятельства. Адресат назван «господином», а такое обращение в грамотах встречается не часто. Его отчество принадлежит к числу редчайших в Новгороде.
Находка такой грамоты была выдающимся событием для всей экспедиции, но особую радость она доставила Артемию Владимировичу Арциховскому. Ведь еще в 1938 году он выступил со статьей о природе новгородского политического строя, .в которой важную мысль о принадлежности государственной власти в Новгородской республике немногочисленным аристократическим родам иллюстрировал пример рода Юрия Онцифоровича. В этой статье были собраны материалы о предках Юрия — его отце посаднике Онцифоре Лукиниче, его деде Луке Варфоломеевиче, его прадеде посаднике Варфоломее Юрьевиче и прапрадеде Юрии Мишиниче. Отцом наиболее отдаленного достоверного предка Юрия Онцифоровича — Юрия Мишинича, по предположению А. В. Ар-циховского, высказанному в той же статье, был новгородец Миша, о подвигах которого рядом с Александром Невским в битве 1240 года на Неве сохранила яркое воспоминание летопись.
Эта радость особенно подогревалась надеждами на повторные находки грамот, адресованных Юрию Онцифоровичу и его семье. Ведь если раскоп войдет в напластования посадничьей усадьбы, береста с этой усадьбы сможет поведать о целой династии руководителей Новгородской республики, даст новые материалы о характеристике новгородского политического строя, в котором для нас еще очень много неясного.
Однако были ли основания для таких надежд? Адресованная Юрию Онцифоровичу берестяная грамота № 94 найдена не на территории какой-либо усадьбы. Ее обнаружили в перекопе, в канаве, вырытой в конце XIV века для частокола, ограждавшего мостовую Великой улицы. Обрывок грамоты валялся на мостовой, был сметен с нее на землю и при рытье канавы оказался зарытым, пролежав в земле до 1953 года. Из этого ведь не следует, что усадьба Юрия обязательно должна находиться где-то здесь, по соседству. Юрий мог выбросить прочитанное письмо, просто проходя или проезжая по улице. Все это так. И тем не менее были серьезные основалия надеяться, что усадьба Юрия Онцифоровича находится где-то здесь, на месте раскопок или поблизости от них. Начнем с того, что в Москве, в Историческом музее в числе многих тысяч древнерусских рукописей хранится одна очень важная для подкрепления наших надежд книга. Эта книга пришла в Исторический музей вместе с громадной библиотекой .Синода — старейшим русским собранием книг, основанным еще в XVI веке митрополитом Макарием. А в старейшую русскую библиотеку она попала, вероятно, во второй половине XVII века, когда патриарх
Никон значительно пополнил это собрание многочисленными книгами из новгородских церквей и монастырей. Книга, называемая «Пролог», предназначена для богослужения и на последнем своем листе имеет очень важную запись. В записи сообщается, что «Пролог» написан — книгопечатания тогда еще не было — в 1400 году в Новгороде при великом князе Василии Дмитриевиче и новгородском архиепископе Иване специально для церкви Кузьмы и Демьяна на Козмодемьянской улице, а заказана эта книга «повелением боголюбивых бояр Юрия Онисифо.ровича, Дмитрия Микитинича, Ва-силья Кузминича, Ивана Даниловича и всех бояр и всей улице Кузмо-демьяне». Вот какими дорогими были тогда книги. Целая улица, населенная богатыми боярами, складывалась, чтобы заказать книгу для церкви! Но не это для нас сейчас, интереснее всего. Интереснее всего то, что запись «Пролога» называет Юрия Онцифоровича в числе жителей Козмодемьянской улицы.Но ведь, закладывая раокод .в 1953 году, мы хорошо знали, что Козмодемьянская улица проходит где-то здесь, рядом с раскопом. Надеялись даже, что она попадет в границы раскапываемого участка. Те же надежды вселяли размышления о местонахождении построенных Юрием Онцифоровичем церквей. Одну из них — не сохранившуюся до наших дней церковь Николы — он построил где-то на Холопьей улице. А это все тот же район раскапываемого участка. Все указания сходились, и, как в известной игре «холодно—горячо», грамота № 94, -найденная не на усадьбе, а у мостовой, кричала: «Горячо!».
А тут еще новое знаменательное событие произошло на раскопе. На усадьбе «Д», примыкавшей с запада к Великой улице, из земли показались остатки фундаментоз каменной постройки. По правде сказать, сначала участники экспедиции этому открытию мало обрадовались. Решили, что это церковь. А где церковь, там кладбище. А где кладбище, там -зсегда все слои перерыты и перемешаны так, что хоть раскопки переноси на новое место. Однако скоро стало очевидно, что это остатки оснований не церкви, а гражданского здания — жилого дома, терема в два или три этажа. Сейчас, когда раскопки на Неревском конце завершены, подсчитано, что единственное открытое здесь каменное здание приходится на 1100 деревянных. И это особенно подчеркивает его исключительность. Но исключительность каменной постройки была хорошо понятна и тогда. Ее фундаменты прорезали всю толщу напластований культурного слоя — а эта толща была равна почти четырем метрам — и покоились на сваях, забитых в материковый грунт. На протяжении всего сезона 1953 года экспедиция, последовательно снимая слой за слоем, имела дело с остатками этих фундаментов. Что и говорить, усадьба, рядом с которой нашли грамоту № 94, была необычной!
Спустя несколько дней уже не на мостовой, а на территории необычной усадьбы «Д» нашли новую грамоту — номер 97, тоже обрывок, сохранивший лишь две начальные строки, но имя Юрия читалось и здесь: «Господину Юрию челом бее Ортьмъка и Деица. Рожь прода-ють по...».
Грамота сообщала, по-видимому, о ценах на рожь. Категорической уверенности в том, что это письмо послано Юрию Овцифоровичу, не было. Но и противопоказаний такому предположению грамота не содержала. Она найдена в слое начале XV века. И Юрий назывался в ней «господином». И еще этот каменный терем рядом. Дата его постройки — рубеж XIV и XV веков — уже была установлена.
А дальше события развертывались так.
В следующие несколько дней не обнаружено ни одной новой грамоты. Полностью прошли слои шестого яруса. Потом седьмого. Ни одной грамоты. А затем, в слоях восьмого яруса нашли, наконец, грамоту, которой, естественно, дали номер 98. Это был небольшой обрывок в две строки. И эти строки сохранились не на всю длину, а только в левой части; справа они безжалостно оборваны. Но зато какие это обнадеживающие строки! Вот обрывок первой строки: «Поклоно от Нуфрея ко пос...». А это уцелевшая часть второй: «...и Смену. Господ...».
Что же из этого обрывка ясно? Во-первых, что письмо написано каким-то Онуфрием. Во-вторых, что его адресатами были сразу два человека: вторая строчка начинается союзом «и» — «и Семену». А в-третьих, можно вдоль и поперек обшарить православные святцы и установить что ни одного имени, которое начиналось бы на «Пос...», в них нет. Значит, письмо послано какому-то посаднику и Семену. Представляете, как все были наэлектризованы!
Наверху прорись грамоты № 94, находкой которой началось наше знакомство с перепиской посадничьей семьи Онцифоровичей. Внизу прориеь грамоты № 98, первого письма к посаднику Онцифору. Грамота состоит из двух кусков, найденных в разные дни