Я праздную себя. Будь спокоен и знай

Таким образом, Хьюберт Бенуа написал прекрасную книгу для интеллектуалов. Он - гигант, и я не думаю, что есть другая книга, написанная западным философом или мыслителем, описывающая дзен лучше, чем “Высшая доктрина” Хьюберта Бенуа.

Но все же он - интеллектуал, очень полированный, рафинированный; его доводы красивы, но не основываются на опыте; они не экзистенциальны. Именно поэтому он смог сказать, что люди даже в сатори думают, что они есть. Но если они думают, что они есть, значит, это их личностный Бог - он снова утверждает себя. Они отрицают Бога, но теперь они сами стали Богом. Но это точка зрения постороннего. Он не знает, что такое сатори.

В сатори, или самадхи (сатори– это японское название самадхи) человека нет. Так кому считать себя Богом? Гаутама Будда использует слово анатта. В пали, языке, которым пользовался Будда, атта значит “я”, а анатта– “не-я”. В самадхи, в сатори ты приходишь к точке, когда внезапно вспоминаешь, что тебя нет - лишь чистое пространство, пульсирующее жизнью, танцующее в радости, но тебя больше нет. Ты расплавляешься, точно как тает и становится океаном лед.

Он озабочен, потому что не знает настоящего опыта сатори. Он говорит: “Они должны реализовать...” Нет вопроса о реализации. Реализовывать некому, и нет речи ни о каком “должны”. В языке дзен нет слова “должен”.

Я прочитал книгу, написанную известным американским автором, Наполеоном Хиллом - “Ты должен расслабиться”. Если есть слово “должен”, какое может быть расслабление?

И Хьюберт Бенуа говорит: “Они должны реализовать”. Нет никого, чтобы реализовывать. О ком он говорит? “Они должны реализовать себя, они должны освободить себя”. От кого? Никого нет. Освобождение - когда тебя нет. Нет речи о том, чтобы освободить себя, потому что, когда ты свободен, тебя не будет.

Но это проблема всех интеллектуалов. Они не могут смотреть за пределы слов, логики и языка. “Ты должен реализовать” и “Они должны освободить” - но кого? Нет никого, кто не освобожден, как нет и никого, кто бы заставлял их оставаться не освобожденными. Это просто освобождение!

Медитирующий приходит к видению того, что он освобожден от самого себя. Его больше нет - это и есть его освобождение. Но, смотря снаружи, даже человек такого утонченного и культурного ума, как Хьюберт Бенуа, совершенно упускает суть.

Когда ты глубоко в медитации, тотчас же тебя нет - это освобождение, и никакого другого освобождения нет.

Мы достаточно долго были серьезными. Пришло время Сардара Гурудаяла Сингха. Зажгите свет! Хорошо, что вы можете быть серьезными, пока темно, но когда зажигается свет, расцветает смех.

Однажды днем в приемную Доктора Хорошее-Самочувствие, спотыкаясь, входит Бастер Чаббз. Это самый изможденный пациент, которого только Доктору Хорошее-Самочувствие приходилось видеть за последнее время.

– Я не могу спать, доктор, - стонет Бастер и рвет на себе редеющие волосы.
– Слева от меня собаки, справа собаки, собаки везде! Они лают всю ночь - и я вам говорю: от них я скоро совсем спячу!

– Не волнуйтесь, - говорит Хорошее-Самочувствие сочувственно.

– На рынке появилась новая снотворная таблетка, которая называется “Отключка”. Я прописывал ее с большим успехом. Попробуйте ее!

Бастер Чаббз заходит в аптеку, покупает упаковку новой таблетки и, спотыкаясь, бредет домой. Через неделю он возвращается в приемную Хорошего-Самочувствия. Он выглядит еще хуже, чем прежде.

– Бесполезно, док, - стонет Бастер.
– Я не спал целую неделю. Я провожу всю ночь, гоняясь за этими проклятыми собаками. И даже когда я их ловлю, они отказываются глотать таблетку!

Молодой Дункан Мак-Ферсон на цыпочках входит в комнату, где Хамиш Мак-Тавиш сидит у огня, читая газету.

– Мистер Мак-Тавиш, - говорит молодой Дункан нервно.
– Я пришел попросить вашего любезного позволения. Я хотел бы попросить у вас руки вашей дочери, Тилли.

– Так-так, мой мальчик!
– говорит Хамиш, поднимая глаза.
– Прежде чем я скажу хоть слово в этом деле, скажи, видел ли ты уже мою жену, миссис Мак-Тавиш?

– Да, сэр, - отвечает Дункан.
– Но все же я предпочитаю вашу дочь!

Сцена в Подмосковье очень снежной зимой. Колоссус Г. Магнус, величайший голливудский режиссер всех времен - известный как Биг Джи Магнус - готов завершить самый свой дерзкий эпический замысел, мультимиллиардный фильм: “Наполеон пожирает Россию!”

По краям огромной заснеженной равнины Биг Джи Магнус соорудил четыре вышки, каждая из которых была оборудована камерами, светом и обслуживалась командой звукооператоров.

Гигантские снежные машины стоят наготове, готовые произвести немедленный порыв снежного бурана. Команды готовы, и актерский состав из пяти тысяч солдат, с лошадьми, пушками, мечами и всем остальным, замерли и готовы к действию.

Большой снежный насос медленно начинает вращаться, и внезапно режиссер Магнус, сидя на башне номер четыре, кричит:

– Действие!

Невероятный накал битвы начинается с яростью и полным правдоподобием. Сорок минут русские и французские армии сражаются, восстанавливая историю, среди канонады пушек и криков людей и лошадей.

В конце концов Биг Джи Магнус кричит в микрофон:

– Стоп!

Тотчас же актеры, техники и команды разражаются громкими одобрительными криками и аплодисментами.

Биг Джи удовлетворенно улыбается сам себе и тянется к телефону. Он набирает номер башни номер один.

– Вы все засняли, Пэдди?
– спрашивает режиссер.

– Мистер Магнус, - икает Пэдди, - сегодня четверг - электричество отключили! Мы не сделали ни одного кадра!

Кажется, Пуна тоже принадлежит России - каждый четверг электричество отключается!

– Что!?
– вопит Магнус, бросает трубку и набирает номер башни номер два.

– Симус, - вопит продюсер, - как у вас прошло?

– Мистер Магнус, - отвечает Симус, - пожалуйста, не сердитесь, но мои операторы забыли вставить пленку в камеры.

– Идиоты! Болваны!
– кричит Биг Джи.
– Вы все уволены!

Лихорадочно Магнус вызывает башню номер три.

– А что у вас, Син?
– кричит он, покрываясь испариной.
– Как все прошло?

– Ах, мистер Магнус!
– отвечает Син.
– Никогда в жизни не видел такой сцены! Это войдет в историю кинематографа! Вы гениальны!..