Я просто тебя люблю

— Да Тьма её знает, — равнодушно отозвался демон. — Может, совесть проснулась?

— Шай, послушай! Ты как обычно всё усложняешь. Все вы привыкли усложнять. Вот если всё так и было, то…

— Даже не начинай, — скучливо протянул ифовет, закрыв глаза. — Никаких адвокатских речей я слушать не желаю. Всё! Было и прошло, быльём поросло.

— Видимо, не прошло, — хмыкнула ведунья. — Так что сегодня-то стряслось?

— А я сам не знаю, — безмятежно отозвался красавец. — В башку чего-то вступило. Ну, переспал ещё с одной девицей, распереживался чего-то. Старость, наверное, не за горами, на сантименты потянуло. Вот, с тобой поговорил — легче стало. Спасибо.

— Насколько я понимаю, не с ещё одной, а с той самой. И страсть скрутила их мозолистой рукой… — задумчиво буркнула лекарка.

— Да иди ты!.. — посоветовал ифовет. Перевернулся на бок, ладошки под щёку подложив — подремать, видимо, собрался. — Иди-иди, назад, в стойбище. Я попозже приду. Окончательно протрезвею — и приду.

Арха в ответ только головой покачала. Но действительно пошла. Умнее то всё равно ничего не придумалось.

***

Ни в какое стойбище лекарка, понятно, не пошла — делать там было нечего. Брела в траве, обходя кругом, но предусмотрительно верхушек шатров из вида не теряя. Ведьма послушно следом тащилась. Останавливалась иногда куснуть особо приглянувшуюся травинку, но быстро догоняла. Что она, дура какая или совсем без головы хозяйку далеко отпускать?

Сколько так гуляла, Арха и сама не знала. Заметила только, что солнце к горизонту клонится, когда ветер волосы рвать начал. Усилился он, ветер-то, вполне всерьёз угрожая переродиться ураганом. Жёсткий и горячий, словно из печки, порывистый, гнул траву, как ему вздумается, причёсывал то так, то эдак, сгибал до земли. Кажется, шаверка его раздражала. Потому и раздувал волосы, беспардонно забирался под рубашку, пытаясь задрать подол, пучил ткань пузырём.

Ведунья остановилась, вздохнула глубоко — сухой колкий воздух царапнул ноздри. Ведьма заржала тихонько, мотнула головой, привлекая внимание.

Фигура в чёрном стояла совсем неподалёку и ветер её не трогал, словно Богини тут не было. Это и не странно, но почему-то добавляло жути. Колышущееся, ходящее волнами разнотравье, раздражённо нахохлившееся небо, тусклый неубедительный мячик солнца — и абсолютно неподвижная, с макушки до пяток в покрывала укутанная чёрная фигура, на которой и складочка не шелохнулась.

— Ты звала меня, — не спросила — сказала.

Негромко и сказало-то, но и за ровным, только набирающим мощь гулом ветра прекрасно слышно.

— Нет, — честно ответила Арха, ладонью волосы придерживая.

Тьма молчала. И молчание у неё насмешливым выходило.

— Нет, я, конечно, думала о вас, — наконец призналась лекарка. — Но мне и в голову не пришло, что отзовётесь.

— Я отзывчивая, — хмыкнула богиня.

— Это-то и странно, — под нос буркнула ведунья.

— Вы мне нужны, — пожала плечами Тьма — покрывала колыхнулись и тут же успокоились.

— Сама же говорила, что драконов не завезли! А теперь и являешься чуть не по щелчку пальцев, и ведьмой заставляешь стать, и какие-то предсказания, Свершители! Это что?!

Ведунья разозлилась как-то сразу — с места и всерьёз, до мути перед глазами, до полного отключения всех инстинктов, включая самосохранение. Только какой-то клочок мозга удивлялся: что делает?! На кого орёт?! Кому мечтает по морде съездить?! Но удивлялся со стороны, да и слишком тихо.

— Ничего, — спокойно ответила богиня, архиными воплями не впечатлённая. — Я уже говорила: любая лавина начинается с камешка. Вы и есть та самая галька.

— Я помню, мы одни из многих, — Арха сухо сглотнула, давя истеричный смешок. — Только вот у меня вопрос: лавина-то для чего? Для вашего развлечения?!

— И на это я уже отвечала, — демонстрируя чудеса терпеливости, снова пожала плечами Тьма. — Развлечение тут не последнюю роль играет. Но главное в том, что наше время уходит, а…

— Да плевать я хотела на ваше время! — вызверилась, окончательно разум утратив, лекарка. — Тут и без вас не знаешь, как… Я не хочу играть в ваши игры!

— А ты и не играешь.

— И пешкой быть не желаю! И разменной монетой тоже! Оставьте нас в покое, все!

— Вот дурочка-то! — восхитилась Тьма. Лекарке показалось, что богиня улыбнулась — от души, широко. Но могло и примерещиться, потому что под густой вуалью черты лица только угадывались, да и те постоянно менялись, плыли. — Я же тебе только добра желаю.

— Не надо мне вашего добра! Ни твоего, ни Матери. Слишком дорого оно стоит, добро это!

— Да ты ещё ничем и не заплатила. Наоборот, только получила. И, кстати, о птичках: чего же ты так жёстко с матушкой-то? Она-то как раз тебе многое дала. Дар там, лекарство.

— Просто так дала? — ни с того, ни с сего Арха успокоилась и так же разом, как и взбеленилась. Абсолютно успокоилась, совершенно. И теперь голос повышала лишь для того, чтобы ветер перекричать. Ближе к богине подходить никакого желания не было, а Тьма с места не двигалась. — У вас ничего просто так не бывает, это я уже поняла, хоть и тоже… дура ещё та. Да и вопрос пустой: как дала, так и отобрала. И спасибо ей за это большое. Я о милости один раз просила. И сполна за неё расплатилась.

— Да не расплатилась ты за него, а подгадила, — вот теперь Тьма улыбалась совершенно точно. — Вряд ли маменька рассчитывала, что своё послесмертие мне подаришь. Но всё же можно и отыграть. Но — тс-с! — богиня прижала палец к губам, — об этом мы говорить не станем. Кстати, о милости ты просила два раза. Кто скулил, чтобы тебе послали «хоть кого-нибудь»?

— Ну конечно, — на этот раз хихиканья Арха сдержать не сумела. — Как я раньше не догадалась-то? Дан — это твоих рук дело! Ведь и Мать говорила, будто я совсем немного не дождалась. Что ж, и тебе спасибо и низкий поклон, — ведунья с размаха действительно поклонилась в пояс, рукой отмахнув. — Но больше нам ничего не надо.

— Ничего? А если так?

Невесть откуда пришедшая боль скрутила низ живота так сильно и резко, что ведунья на ногах не удержалась, упала, сильно ударившись коленями. Хотела крикнуть — и не сумела, только глотала кусками горячий воздух, который ветер ей в глотку кулаком забивал. Показалось, что по ногам потекло тёплое. И как наяву примерещился испуганно сжавшийся в комочек, бессильный мышонок.

— Не смеешь… — как прохрипеть сумела — сама удивилась. Слова, слишком большие, угловатые не желали пролезать в слипшееся горло, дыхания не было — всё боль сжирала. — Я Жизнь, он часть меня и искра… Не в твоей… власти!

— Ве-ерно-о, — эдак задумчиво протянула Тьма. И режущая боль ушла туда, откуда явилась. Ведунья прижалась щекой к горячей земле, хватая ртом ветер, которого стало слишком много, прижимая руки к животу, словно это могло хоть от чего-то защитить. — Зато в моей власти другие. А один и вовсе принадлежит со всеми потрохами. Как на счёт этого?

— Чем ты угрожаешь? — говорить все ещё тяжело было, горло немилосердно драло. — Ты и без того в любую минуту можешь сделать всё, что захочешь.

— Ну а если выкуп, а? Допустим, проживут они долгую жизнь и помрут дряхлыми стариками в своих постелях?