Я решил стать женщиной
Шрифт:
— Какие башни? — поинтересовалась я.
— Ну, башни! Эти: Не знаешь что ли какие башни?… — и тут же забыв про башни, Лёва продолжил. — А вот физику изучал? Как такую махину, гранит девять метров, затащить на платформу?
— Ну, и как? — без надежды на свой инженерный гений сразу сдалась я.
— А-а-а! Это я придумал, затаскивали, как в Египте пирамиды строили, поднимают чуть домкратом, подсыпают песочек, еще поднимают, опять подсыпают: Так и загрузили. Микоян дал команду — нам зеленый свет до Москвы, а до Москвы надо было ещё все мосты укреплять. Пока мы ехали, перед нами укрепляли. Вес такой!
— А откуда везли?
— Я же говорил, Кудашевка, Днепропетровская область: Привезли в Москву, на Рижский вокзал, пока платформа с камнем стояла, рельсы в землю ушли! Перегрузили на другую платформу, автомобильную: на обычных колесах, и по всему пути все коммуникации проверяли и подготавливали, чтобы не раздавило их. А везли ночью. Подвозят к Лубянке,
— Как ругаться? А тогда что, проститутки были? — этому историческому обстоятельству я удивилась больше, чем памятнику Маркса, башням с платформами, ледяным лошадям по двадцатке, рухнувшей на наш стол берёзе: Как в такое суровое время они могли работать в самом центре, да ещё выступать против Маркса? Удивительно! С мыслями о непокорных проститутках, очень неплохо смотрящимися с перманентиками по моде тех времен на фоне большого театра, я заснула.
— Конечно, у фонтана:, всегда их место там было. Гостиница рядом: — голос Льва Ефимовича неожиданно оборвался, утонув в потустороннем сознании моего сна, я не упала в салат, голова моя поклевала: поклевала: и некрасиво запрокинулась на спинку стула. Завершилось моё празднование Нового года за этим столом. Я заснула, и благородные хозяева и гости решили меня оставить в покое.
Новый год удался, я вкусно поела, и, не изматывая себя бестолковой застольной болтовней, благополучно заснула. Следующий день прошел еще лучше, — проспав до двенадцати, мы полдня доедали новогодние яства, а оставшиеся полдня, перебравшись к себе домой, мы опять ели и ели и, лежа на диване, смотрели новогодний телевизор. Целый час играли с Лизой в прятки, она пряталась тут же под одеялом, и мы, не вставая с кровати, с возгласами — «Ну, где же спряталась наша дочка?», не сразу находили ее. Она радостно визжала и, наконец, устав от своей же чрезмерной активности, заснула тут же в нашей постели. Всё как когда-то раньше в период нашей большой Любви. Моё тело блаженно томилось в чистой постели и: в непривычной уже для меня неагрессивной близости моей жены. От вкусной еды, от спокойно и лениво проведенного дня, от удачно выглянувшей из-под одеяла Машиной задницы, мне захотелось близости: страстной, грубой или нежной: любой — хоть умри, мне нужен был новогодний праздничный оргазм. Я украдкой разглядывала профиль Машиного лица, она лежала рядом и тоже смотрела телевизор. Ну, какое симпатичное лицо, когда оно доброе! Меня опять удивило — почему её лицо с возрастом совсем не меняется? Тридцать лет: лицо точно должно было повзрослеть, — морщинки какие-нибудь или всякие кожные провисания и дряблости:, небольшие, еле заметные, но уже точно должны были быть хоть какие-то намёки на начинающееся взросление и всегда сопутствующее этому процессу увядание. Но нет, её личико по-прежнему выглядело точно также, как на той её фотографии, которую я сделала ещё при нашем знакомстве. Я опять с удовольствием подумала: «Если проживем всю жизнь, мне будет сорок, потом пятьдесят, а моя едко-кислотная жена так и не подпустит к себе ни одну морщину. Чуть-чуть, может, разжиреет, но это как-нибудь переживу, даже уютно будет укладывать свою голову на ее в жирных складках бока». Воодушевлённая этими мыслями моя рука непроизвольно и воровски потянулась изучить подробнее неувядающую молодость моей супруги на ощупь: потянулась и осторожно погладила ее: не помню, какую часть ее тела: погладила с вопросом:
— Ой, Заечкин, у меня же месячные. Они заканчиваются, но пока еще замазули! Я же тебе говорила, — с виноватой улыбкой ответила Маша на этот вопрос.
— А чего так? Почему на Новый год? Тоже праздновать пришли? — невесело засмеялась я.
— Они всегда не вовремя. А что это ты вдруг не засыпаешь? Вроде бы поели так хорошо:
— Причём тут «поели»? Оргазма мне не хватает для полного счастья. Так Новый год хорошо прошёл, я так выспалась, если ещё и секс произошёл бы: Ну, да ладно. Так много счастья сразу не бывает. Спи, — я сладко потянулась и зевнула, смирившись с неизбежностью и подлой неожиданностью женских физиологических процессов.
— Давай я тебе как-нибудь по-другому сделаю, — неожиданно подобрела ко мне моя снегурочка Маша, такие чудеса случаются только в Новый год.
— Да ладно: не надо, — испугалась я этого новогоднего чуда, — Ты, наверное, устала?
— Всё, давай:, - и она начала стаскивать с меня одеяло.
Ну, какой приятной может быть жена! Я лежала и даже не пыталась ничего представлять дополнительно, я не нуждалась в эротических фантазиях, до того мне было хорошо. И чёрт меня дернул открыть глаза и скользнуть
взглядом по с широко открытым ртом моей благоверной супруге. Я хотела благодарно восхититься ее красотой, получить оргазм с мыслью о прекрасном лице моей спутницы жизни. Увидела я нахмуренный лоб и сосредоточенный на чём-то взгляд, моя жена думала в данный момент совсем не о сексе. Нет-нет-нет, зря я посмотрела, надо скорее забыть это «чудесное видение». Я закрыла глаза и быстренько воспроизвела в сознании круглую Катину попу. Повертев ее и рассмотрев с разных сторон, я добавила к ней в компанию, увиденную в этот день на улице красивую негритянку. Но эта великолепная пара меня уже абсолютно не радовала, Маша с нахмуренным лбом загораживала все хорошие виды, я все равно продолжала мучиться мыслью, — о чем таком важном думает с такой маленькой головой моя жена, с такой маленькой головой обычно думать вообще никому не удаётся.— Маша, что-то случилось? Ты о чём-то думаешь? — Маша вздрогнула, как будто застигнутая врасплох на месте преступления.
— Заечкин, ты чего глаза раскрыл?: Просто я вспомнила:, я в магазин ходила и опять забыла моркву купить. Придётся с утра идти покупать. А то, как я завтра суп с фрикадельками сделаю?
— Тьфу ты, черт! Надо же было спросить:, - огорчилась окончательно я, суп с фрикадельками в этот раз меня совсем не обрадовал.
— Всё-всё-всё, заечкин! Давай, закрывай глаза. Я тебе всё сейчас доделаю.
Как романтично, блядь! А как хорошо всё начиналось, оргазм был так близок. Я закрыла глаза, но даже всегда сговорчивая Катина задница не хотела мне помочь сосредоточиться. Живущий своей жизнью членик, неумолимо стал уменьшаться в размерах, весь от досады сморщился, ему стало невыносимо обидно от поражения в конкуренции с жалкой морковью. Почему он уменьшается, но никогда не исчезает? Потрахался парень, превращайся в пизду. Не порть мой внешний вид, не мешай мне жить.
— Всё, Маша, ладно: потом как-нибудь.
— Но Заечкин, не злись. Я разве виновата, что вспомнила о морковке.
— С членом во рту — это лучшая мысль. Я не злюсь, давай спать, — я поцеловала Машу — типа всё хорошо, и улетела смотреть свои сны.
До девятого января, дня рождения моей дочки, мы прожили мирной, без конфликтов, хорошей семейной жизнью. Мы отпраздновали шумной детской компанией этот день. На следующий день должен был приехать мой отец поздравить свою внучку.
С утра я собиралась на работу, я уже приняла душ и сидела, ела привычно для меня подгоревшую молочную рисовую кашу. Заботливая Маша мне варила ее каждое утро, и каждое утро, брошенная на произвол газовой плиты, а Маша была знакома только с двумя режимами ее работы — ВЫКЛ. и ВКЛ. на полную мощность, середины не существовало: так вот, брошенная на произвол газовой плиты каша, в итоге, напоминала о себе удушливым запахом бушующего на кухне пожара. Сгоревшая каша давно перестала быть причиной наших конфликтов, привыкла я и к ней. Раньше я пыталась убедить свою любимую жену совсем ее мне не варить. Я говорила, что могу сварить ее сама, я все-таки жила когда-то одна, я даже варенье на зиму всегда делала — черную смородину, клубнику и малину, протертую с сахаром обязательно, я всегда готовлю с удовольствием. Только первые блюда я не люблю готовить, грибной и фасолевый супы, — это всё, что я могу приготовить хорошо из первых блюд. Робко, иногда не очень я пыталась объяснить, что каша не варится сама по себе, что, конечно, блюдо это очень простое, но появляется оно на свет не путем смешивания крупы с молоком, что требуется еще пара минут движений ложкой. «Маша, ну, не вари ты её. Я сама сварю кашу и себе, и Лизе, и тебе. Ребенок давится каждое утро, дети вообще кашу не любят, а такое воняющее крематорием блюдо вызывает только тошноту».
Ох!: Маша-Каша: — это только рифма, в жизни они совсем не дружили.
Я не спеша доедала свою утреннюю пайку, аккуратно выковыривая среди белых пупырышек-рисинок, оторванные от горелого дна черные ошмётки и с недоумением вычисляла возможные цели Машиных действий, — Маша с самого утра уже готовила ужин и собиралась жарить свинину в тесте. Зачем ее жарить с раннего утра для позднего праздничного ужина? Для того, чтобы она засохла и стала невкусной? Нет, это, конечно, мне в голову не приходило. Логичное мое предчувствие — моя жена опять хочет куда-то смыться. С какой целью она хочет это сделать, я уже не задавала себе такой вопрос.
— Маша, дедушка только в семь придет, ведь мясо будет невкусным, давай вечером поджарим, — Маша молча, стоя ко мне спиной терзала куски мяса: и не отвечала. — Маша, ты вечером никуда не собираешься?
— Нет, я никуда не собираюсь, — зло протявкала мне в ответ Маша.
Я смотрела на её затылок и сквозь него видела, как зло сжимаются её губы, ноздри нервничают, напрягаясь, а её светлые голубые глаза выцветают от злобы, белки наливаются кровью, а зрачок вытягивается в дьявольски-козлиную щель. Тьфу, ты чёрт, какая гадость! На что она злится в данный момент, только ведь проснулись? Но этот вопрос я от греха подальше не стала ей задавать. Но всё равно надо было выяснять перспективы на вечер.