Я родом из СОБРа
Шрифт:
Джангуразов устало распрямился и оглядел плац. В ворота заглядывали люди. На броне другой боевой машины, облепленной его охранниками, царило молчание. Они тоже все поняли.
– Идите сюда и забирайте все, что хотите! – громко крикнул Опти и слез на землю. Полномочный представитель президента, не выполнивший свое задание, неторопливо зашагал к выходу, пробиваясь сквозь бежавшую ему навстречу толпу.
Рамазан неторопливо зашел в ворота. Кто-то уже катил ему навстречу тележку, на которой были свалены блоки и кирпичи. Рядом, пыхтя от натуги, его сосед тащил на плече несколько оконных рам без стекол. Сигналя, на плац заехал старый «уазик» с прицепом и покатил к недостроенной армейской котельной.
– Давай за мной, Рамазан, в гараж!
Тимур, оглядываясь на друга, побежал к большому ангару с запертыми воротами. Остановился, воровато
– Что стоишь, помогай! – сдавленным от натуги голосом произнес он.
Рамазан помог ему оттолкнуть тяжеленную дверь. Внезапно он поддался азарту. Можно было брать что хочешь. Это было ненаказуемо, и сама мысль об этом подтолкнула его на помощь соседу. Вдвоем они раздвинули ворота и вошли в темное гулкое помещение. Света вполне хватало, чтобы рассмотреть стоящие на консервации тяжелые «Уралы».
– Во, видишь! – возбужденно крикнул Тимур, вытащил пистолет и выстрелил два раза в дверцу ближайшей машины. Затем сделал пару шагов и выстрелил в следующую.
– Ты что делаешь? – растерянно выговорил Рамазан, оглядываясь на друга.
– А чтобы наши не взяли. Зачем им порченая машина, когда других навалом? А дверцы быстро заделаем, я могу, ты же знаешь, – деловито ответил Тимур и спрятал пистолет. – А сейчас пойдем в подвалы, еще что-нибудь поищем.
В открытые створки ворот торопливо протискивались люди и разбегались по огромному гаражу.
В тот же вечер уставший Рамазан решил прогуляться. Они с Тимуром уже перегнали тяжелые машины в свои дворы. Отец Рамазана ушел к себе и не показывался. Он ничего не сказал сыну, но Рамазан знал, что это ему не понравилось. Отец всю жизнь работал в колхозе и крепко усвоил, что за государственное добро все равно накажут. По правде говоря, Рамазан и сам чувствовал себя немного неуютно, но успокаивал себя мыслью, что если бы этот «Урал» взял не он, то он достался бы другому. «Да ничего за это не будет», – в который раз подумал он. Военный городок к вечеру уже выглядел, как после бомбежки. Все, что хоть как-то могло пригодиться в хозяйстве, было унесено и увезено предприимчивыми селянами. Кое-кто остался еще на ночь разбирать стены и снимать крышу с казарм.
«Ничего, отец немного подуется и отойдет. А «Урал» в хозяйстве пригодится, конечно. Надо с Тимуром сто грамм выпить, что ли, да спасибо ему сказать», – думал Рамазан, шагая по сельской улочке к дому другого товарища, где и рассчитывал найти Тимура.
Громкий хохот и тревожные женские выкрики за углом привлекли его внимание. Он остановился и прислушался. «Возле Бортниковых, что ли... Что там случилось? Вроде Олин голос...» Конечно же, Рамазан хорошо знал всех своих соседей. Русские семьи были не редкость тогда в республике, в советское время многие приезжали сюда работать по обязательному направлению после окончания различных вузов, да так и оставались жить. Сам Бортников, крепкий седоусый мужчина, чуть ли не двадцать лет проработал механиком на кирпичном заводе в соседнем селе. Рамазан уважал эту семью, в них не было пошлости и жадности, они всегда были радушны и приветливы, и это было заметно, как и любое ненаигранное хорошее качество. А Оля даже нравилась ему. Высокая, светловолосая, она родилась здесь, прекрасно знала чеченский язык, одевалась скромно и со вкусом и иногда даже обижалась, когда не знавшие ее люди не принимали ее за русскую.
«Что же такое там творится? Кричит кто-то... Оля?» – тревожно подумал Рамазан и прибавил шагу, заворачивая за угол.
У калитки бортниковского дома стояли полукругом люди в камуфляже и с автоматами в руках. Они столпились возле удобной широкой скамейки, стоявшей около ворот. Рамазан с первого взгляда угадал в них приехавших сегодня в село боевиков Джангуразова. Рядом стояло человек пятнадцать односельчан. Кое-кто неуверенно улыбался, но большинство хмуро молчало. Рамазан торопливо подошел и заглянул за плечо плотного парня в форме. Свой автомат тот закинул за спину и упер руки в бока. От него сильно разило потом. На лавке полулежал отец Оли, вся голова его была в крови. Рядом сидела дочь и торопливо вытирала его лицо мокрым платком, который быстро становился красным. Глаза ее были заплаканы, но испуга в них Рамазан не увидел. Прямо перед ней стоял невысокий плотный боевик в пыльных американских ботинках и, покачивая в руках автомат, с издевкой говорил по-русски:
– Ох, какой нехороший человек, а! Даже воды не дает напиться! Разве ты не знаешь наших обычаев, а, неверный? Когда к тебе приходят гости, надо встречать их с
почетом! А ты на нас с кулаками кинулся! Да ты вообще невоспитанный! Ну что мне с тобой делать? Ты не чеченец, хоть и живешь здесь. Может, ремнем тебя выпороть, а, русский, чтобы руки об тебя не марать? А вот дочку твою мы с собой заберем, ей за счастье будет за мной ухаживать! – И он повернулся к своим товарищам, которые с улыбкой наблюдали за происходящим. Рамазан сразу узнал Арби, своего земляка по службе во внутренних войсках. Однако он не поспешил к нему с объятиями.После армии они еще виделись, даже вместе пытались заработать денег в Приморском крае, облагая данью торговцев кожей во Владивостоке. Тогда Рамазан поехал туда случайно, хотел заняться торговлей, но легче и прибыльней оказалось отнимать деньги у других продавцов. Пару раз он привез куртки и плащи в Чечню, но на это уходило слишком много времени и нервов. Он знал, что во Владивостоке «работает» группа его земляков, которые занимаются рэкетом, но не спешил становиться под их славные знамена. Они сами разыскали его, когда у их «бригады» обострились отношения с конкурентами. Тогда каждый человек был на счету, и национальность «чеченец» в разборках с русскими означала стопроцентную надежность и поддержку. Отказать Рамазан не мог, его бы просто не поняли, и он волею судьбы стал рэкетиром, хотя всегда сторонился подобной «профессии».
Совершенно случайно оказалось так, что чеченской «бригадой» руководил земляк Рамазана, из одного села, он и поручился перед его родителями, что с их парнем все будет в порядке, не особо вдаваясь в детали их скромного бизнеса. Отец был твердо уверен в том, что его сын успешно занялся торговлей и даже начал присылать домой деньги, вполне достаточные для их семьи.
Даже тогда Рамазан не испытывал желания кого-то избивать, наказывать, «ставить на счетчик» и высчитывать проценты, хотя и зарабатывал на этом. Сам выросший в тяжелом крестьянском труде, он прекрасно понимал тех людей, которые не желали отдавать свои нажитые упорным трудом деньги. Арби же, наоборот, брался за такие поручения с удовольствием. «Бригадир» сразу увидел разницу характеров и старался поручать Рамазану «утряску» внешних дел группировки, то есть договариваться с другими «братками» о разделе сфер влияния, территории или определять дату и сумму выплаты долга. Он знал, что Рамазан никогда не назначит непомерную цену и не поставит заранее невыполнимые условия. Это позволило значительно укрепить позиции «бригады» в русском городе и избегать ненужных стычек с остальными криминальными группировками. Молодой чеченец успешно выполнял подобные поручения, отличаясь смелостью, расчетливостью и трезвым умом. Арби же «спускали с цепи» в особых случаях, и тот расправлялся с врагами и должниками «бригады» жестоко и эффективно.
Тогда Рамазан был еще молод и считал, что мужчина должен зарабатывать деньги, а способ добывания их роли не играет. Позже до него все-таки дошло, что совесть является вполне материальной субстанцией и способна не давать спать по ночам.
Особой дружбы между земляками никогда не было. Рамазан всегда удивлялся непонятной агрессии Арби, в отдельных случаях он считал ее совершенно излишней. После того памятного случая, когда по невероятному стечению обстоятельств рядом оказался и вмешался в «разборку» с братвой Якоря тот самый русский, с которым он служил («Как же его? Алексей, да...»), Рамазан уехал домой. Тогда Арби, не довольствуясь тем, что Рамазан под угрозой пистолета отогнал напавших на них на базаре «братков», выхватил оружие у земляка и застрелил двоих. Нужды в этом не было, якоревцы уже отступили, вяло огрызаясь, и дело явно должно было решиться переговорами на «высшем уровне» о разделе сфер влияния. Убил русских Арби зря, хотя, может быть, их жизни не стоили в тот момент и десяти копеек. Рамазан потом часто задумывался о том, убил бы он того самого здорового, который в него целился и готов был спустить курок. После некоторых размышлений он пришел к выводу, что с удовольствием избил бы его; возможно, даже и покалечил бы, но не убивал. А вот Арби об этом никогда не задумывался, как человек, который живет одним сегодняшним моментом.
Потом их дорожки разошлись, и Рамазан не знал, где Арби и что с ним. Он вспоминал свои приморские приключения с некоторой долей стыда и старался отогнать эти воспоминания. Где-то через год он узнал, что почти всю их «бригаду» забросали гранатами в маленьком придорожном кафе, где у чеченцев был своеобразный штаб. Это произошло через месяц после событий на рынке. Несколько оставшихся в живых по чистой случайности человек быстро уехали в республику, и Рамазан, который связан был с ними только деньгами и легкими приятельскими отношениями, их никогда больше не видел. И совершенно не переживал по этому поводу. А сейчас вот с одним из них и встретились.