Я русский солдат! Годы сражения
Шрифт:
Э. Геворкян: – Ну, было бы не дурно.
А. Проханов: – Было бы не дурно, я согласен. Но, ведь, вот это уничтожение, которое было проведено после краха 1991 года, после краха страны в 1991 году, это уничтожение потенциалов развития предполагало тромбирование всех форм будущего развития. Тромбировались экономические процедуры. Господин Кудрин, находясь в экономическом блоке, тромбировал всякую возможность русского развития, пересылая в чужую цивилизацию все финансы сегодняшней России. Тромбировалась идеологическая составляющая, потому что до сих пор либеральная идеология прямо или косвенно присутствует в наших СМИ, в контексте нашей внутренней пропаганды, идеологии. То есть у Путина нет или не было возможности
Э. Геворкян: – Ну, давайте мы тогда вернемся еще раз к вопросу с поимкой шпиона. Бывший сотрудник американской разведки Роберт Байер в интервью телеканалу CNN сказал, что если бы это была обычная шпионская история, она бы прошла тихо, никто бы не узнал, поменяли бы на кого-то человека. «Но я вас могу заверить, что ЦРУ даже в самые трудные времена не отправляет своим агентам писем со всеми деталями сделок – это просто безумие. Россияне хотят получить свою выгоду из произошедшего». Какую выгоду, на ваш взгляд, нам следует все-таки получить?
А. Проханов: – Не знаю. Ко мне в редакцию очень редко заходят представители американского посольства. Очень редко, но заходят. Были времена, когда часто они заходили, когда Томас Грэм был секретарем американского посольства и когда шла работа с патриотической оппозицией. Сейчас время от времени только заходят. Они интересуются, вынюхивают состояние идеологии оппозиционной.
И совсем недавно ко мне приходили два американца, очаровательных американца. Один из них господин
Соломон, такой интеллектуал, с прекрасным русским языком, знает тенденции нашей оппозиции, имперской проблемы, сталинизм, путинизм в его новой формации. И другой какой-то человек, я не запомнил, как его зовут. Он был в парике. У него в руках был компас. Он то и дело посылал какие-то сообщения, но не с помощью смсок, а выпускал голубей. Он даже просил открыть окно в моей редакции, чтобы оттуда улетали голуби.
И у меня создается впечатление, что вот этот господин и был засвечен. Я думаю, что в ближайшее время наша контрразведка посетит мою редакцию, и, может быть, я как-нибудь помогу ей, чтобы влить в этот шпионский скандал несколько ярких колористических штрихов.
Э. Геворкян: – Да. Жаль, что вы сразу ничего не заподозрили, если я правильно понимаю, да?
А. Проханов: – Я ничего не боюсь. Я тоже шпион. Но я – шпион Господа Бога.
Э. Геворкян: – Перейдем к следующей теме, которая, может быть, как-то логически связана с предыдущей. Правительство обратило внимание и на ученых вслед за ситуацией с НКО и законом об иностранных агентах, чья работа оплачивается иностранными благотворителями. Сейчас, в связи с этим распоряжением Медведева, говорят о сложностях, которые могут возникнуть у талантливых ученых, студентов на получение грантов, потому что теперь им нужно будет проходить очень много бюрократических процедур и экспертиз в Минобрнауки. Считаете ли вы это опасной тенденцией?
А. Проханов: – Мне трудно сказать что-нибудь, потому что это решение… Во-первых, оно не вошло в силу, это не более чем предложение, оно еще будет подвергаться обсуждению. Но атака либеральной среды на это решение предполагает существование другой мотивации. Потому что у этого решения есть, конечно, своя мотивация.
Я могу высказать одно предположение, я могу быть неправым. Действительно, существует огромный отток русских талантливых ученых за границу. Это катастрофа 1991 года, это уничтожение, как раз благодаря либеральным политикам, наших научных центров, наших центров разработок. Просто ученые, советские ученые, подготовленные для гигантского технологического научного рывка, оказались перед пропастью, перед черной дырой, которую нам обеспечили офицеры ЦРУ, в том числе в окружении Чубайса.
Эти ученые одной своей частью уехали и работают сейчас в Силиконовой
долине или, там не знаю, по программе NASA. Другие ученые остались здесь. Но американцы выработали концепцию, согласно которой эти ученые не должны уезжать из России и получать там свои виллы, дома и лабораторные помещения. Они должны оставаться здесь, в России. Им дают деньги, чтобы они работали по тематике, важной американцам. Это всем ученым известно. Ученым в сегодняшней России известно, что американцы спонсируют те направления науки российской, которые выгодны и нужны Америке. Это более экономичный процесс. Зачем ученого срывать с места, ввергать его вот в эти трансформации – страна, другой язык, другая страна? Пусть они работают здесь. Свои, московские друзья, своя среда, свои академгородки. Мы платим им деньги, они на эти деньги плюс на деньги государства российского занимаются разработками, необходимыми американцам. И итоги этих работ поступают в их американскую интеллектуальную казну, а не в нашу. Потому что… Мы находимся в таком плачевном состоянии, что итоги этих разработок, гениальных подчас разработок, не можем поглотить. У нас нет зоны, где мы можем абсорбировать эти открытия в биотехнологиях, там не знаю, в технологии сверхскоростных ракет. У нас этого пока нет. Поэтому есть ощущение, что наш научный потенциал, благодаря этим пластическим технологиям, работает на чужую цивилизацию, в том числе и военную.Э. Геворкян: – Ну, с этим невозможно не согласиться – что ученые и талантливая молодежь, действительно, уезжают и уезжают, и это имеет катастрофические последствия для страны. Но правильно ли я понимаю, что этот законопроект или это предложение – лишь очередная тема, когда, вместо того чтобы сначала создать условия для улучшения ситуации, будь то усыновление сирот или поддержка ученых, мы сначала хотим запретить, оградить, а уж что у нас тут с нашей поддержкой…
А. Проханов: – Нет, я не берусь здесь категорически говорить. Я высказываю предположительные вещи. Ну, например. Допустим, американцы работают над антропологическим или биологическим оружием. Темы, которые для нас еще просто недоступны, потому что все истоки вот этих оружейных стратегий были уничтожены в 90-е годы. А ученые остались. Остались пожилые ученые, ученые молодые, которые работают на эту тему. Их открытия, их разработки здесь, в России, не нужны. И они не могут быть усвоены. Но они могут быть усвоены американцами. И американцы создают… (это гипотеза, это абсурдизм прохановский)…создают оружие, с помощью которого истребляется красно-коричневый элемент русского сообщества.
Поэтому желание (я предполагаю) закрыть жалюзи перед такого рода эксплуатацией русского сознания, русского ума и русской науки и побудило создать вот это уложение. Я не убежден, что оно оптимальное. Оно связано с запретом, конечно. Все, что сейчас делает государство, во многом это запретительные меры, это меры создания таких вот юридических барьеров перед очевидной экспансией Запада в русскую науку, культуру, сознание и политику.
Э. Геворкян: – «А как же Сколково?» – спрашивает вас Айболит.
А. Проханов: – То есть? Поясните мне этот вопрос. А как же Сколково? А как же Винзавод? А как же ферма по разведению страусов? Что он хотел спросить этим?
Э. Геворкян: – Ну что ж, ладно. Тогда оставим этот вопрос. Я не могу интерпретировать вопросы наших слушателей. Перейдем к следующей теме. Вчера в эфире «России -2» прошел фильм Аркадия Мамонтова «Разоблачение» о российских оппозиционерах. Как Геннадий Гудков, политик и экс-депутат Государственной Думы, пишет в своем блоге, «снова 1984-й?! Вчера, возвращаясь с работы, включил телевизор, и там в первые доли секунды впечатление, что с помощью машины времени мы снова вернулись в СССР образца 80-х, самый разгар «холодной войны», лагерного противостояния. Как опытный советский человек я сразу врубился в суть. Вражеские голоса на деньги ЦРУ снова ведут идейно-подрывную работу, а предательская пятая колонна диссидентов и отщепенцев во главе с врагами народа, академиком Сахаровым и защитницей западных ценностей Алексеевой, за подачки треклятого Госдепа злобно охаивают светлый образ нашей родины. И вот только имена врагов и фамилии врагов сегодня другие». Как вы можете прокомментировать такое мнение?