Я с тебя худею
Шрифт:
— Я? Не-е-ет!
От моего активного мотания головой он еще больше заливается смехом.
— Заигрывала, заигрывала!
Я касаюсь обеими руками своих пылающих щек и смеюсь:
— Прости, коктейль, походу, оправдывает свое название.
— Еще будешь?
Киваю, чересчур рьяно, чем еще больше смешу Соколова. Он возвращается с вторым таким же коктейлем. От льда стакан весь покрыт испариной.
— Это — последний, — Леша садится рядом, но отстраняется, и я больше не чувствую тепла его тела рядом со своим. — А пока пьешь, рассказывай дальше. Что тебя добило сегодня? Раньше ты никогда не жаловалась на «Цензоров».
Я
— В общем, — провожу пальцем от края стакана вниз до дна, и смотрю на образовавшуюся полосу, как завороженная. — Сегодня на меня свалилась еще и обязанность писать обзоры. А я не умею этого делать, как выяснилось.
— Тебя, как перфекционистку, парит, что ты чего-то не умеешь?
— Нет, — мотаю головой, — меня парит то, что, когда я об этом рассказала, меня не поняли. И даже не попытались услышать.
— А что сложного в том, чтобы написать обзор? — Леша, кажется хочет по-настоящему вникнуть в мою проблему и меня это удивляет. Приятно удивляет.
— Технически… — не знаю, с чего начать и думаю, а потом продолжаю, — у нас есть левое и правое полушарие. Одно отвечает за творческое, за иррациональное. Другое — за анализ и рациональность. Мы редакторы анализируем, а потому мы не творим.
— А я думал, что обзор — это и есть анализ текста.
— Ну… в общем-то ты прав, — кажется, я потеряла логику своего же рассказа и еще несколько секунд собиралась с мыслями. — Но надо же этот анализ как-то красиво преподнести, а я не умею!
Развожу руками, нечаянно задевая чью-то спину. Соколов заминает ситуацию так, что передо мной извиняется парень, за то, что стоит так близко ко мне спиной. Я улыбаюсь Леше, восторгаясь его способностью давать ощущение защищенности в его присутствии.
— Другими словами, тебя смущает, что ты не можешь написать так же напыщенно и претенциозно, как твои коллеги?
— Ты не понимаешь, у них такой стиль, что…
Замолкаю, подбирая слова и вдруг осознаю, что он прав и на самом деле он понимает меня.
— А кому нахрен нужен твой стиль, если за ним не видно основной мысли? У тебя ведь есть мысли по поводу этой книги?
— Конечно есть! Автор описывает природу и путешествие так вкусно, что читаешь и самой хочется поехать на Бали. Он использует такие классные обороты, умеет находить необычные метафоры…
— Ну, так и напиши об этом! — улыбается Леша и я ловлю его мысль на лету.
— Написать не обзор, а анализ?
— Почему бы и нет? Если…
Я уже не слышу его, хватаю телефон и открываю текстовый редактор. Он не отвлекает меня, пока я делаю несколько пометок. Чтобы сделать развернутый анализ, нужно прийти домой и взяться за ноутбук и сам текст. Идея потрясающая: дать подробный аналитический разбор книги. Такого цензоры еще не делали!
— Боже, Соколов, я тебя обожаю! — пальцы бегают по кверти клавиатуре и пишут текст с небывалой скоростью.
— Осторожно со словами, Ермакова, — предупреждает он, приближаясь ко мне, заставляя оторваться от телефона. — Я ведь могу и ответить…
Сердце делает кульбит и тарабанит так, что я больше не слышу музыку, только «бум, бум, бум» прямо по перепонкам. Я опять смотрю на его губы, как они растягиваются в улыбке, обнажая ровные, белые зубы.
— Я только хотела сказать… — облизываю свои пересохшие губы, в панике цепляясь
за остатки разума. Коктейль и в самом деле раздробил мои мозги. В крошки! — Что ты мне помог… очень!— Что ж, может, поцелуешь меня? В знак благодарности? — и добавляет с наглой ухмылкой. — Раз уж ты все равно весь вечер пялишься на мои губы…
— Я еще не настолько пьяна.
Откладываю телефон в сторону и хватаюсь обеими руками за стакан. Было бы круто прислониться к нему щекой и остудить пылающий огонь, приливший к лицу.
— Тогда пей, — он снова отстраняется от меня и внезапно оглядывается на пару за соседним столиком: на Аксенова и «Бьюкенен», которая прилипла к нему, словно морская медуза. — А потом пойдешь и скажешь своему «цензорскому владыке», что ты будешь делать то, что умеешь и то, что тебе по силам.
Я капризно мотаю головой.
— Пойдешь, — настаивает он, — и скажешь это сейчас. Другого шанса не будет, Ермакова.
— Нет, мне могу.
У меня скоро голова отвалится от того, как сильно я ею кручу, но это вообще никак не помогает убедить Соколова.
— Можешь, и сделаешь это.
— А что я ему скажу?
— То же, что и мне.
Я в ужасе смотрю на соседний столик и делаю большой глоток коктейля. Пока я пью, Соколов продолжает говорить мне мотивирующие речи, смысл которых я сразу же забываю. От страха у меня колени трясутся. Не знала, что это физически возможно, читала об этом только в книгах и всегда думала, что это такой оборот речи. Оказывается, не просто оборот.
Леша прибегает к той же методике, что и во время тренировок — подбадривает в те минуты, когда я думаю, что больше не смогу сделать повтор или встать. Он умеет находить такие слова, которые задевают за живое. Как будто вынимает из меня силу воли, дает ей пощечины и заставляет работать. Так происходит и сейчас. Он каким-то образом достучался до моей храбрости и убедил меня, что если я не поговорю с Аксеновым прямо сейчас, то не сделаю этого никогда.
Движимая неведомой силой (точнее силой повышенного градуса и силой убеждения Соколова), я поднимаюсь и шатающейся походкой подплываю к соседнему столику. Аксенов сразу же обращает на меня внимание.
— Виктор Максимович, здра-асьте…
Боже, я еще и икаю! Пофиг, я прекрасно справлюсь!
— Добрый вечер, Олеся, — улыбается мужчина, а его подружка крепче цепляется за его руку и сверлит меня осуждающим взглядом.
— Я вам вот что скажу! — я тыкаю Аксенова указательным пальцем прямо в грудь. — Вы меня используете! Прек-кращайте…
Дурацкая икота!
— В самом деле? — ему весело, а я начинаю сердится, что он не воспринимает меня всерьез. Я оборачиваюсь к Соколову, показываю на Аксенова, как бы говоря ему: «Нет, ты это видел?»
— Я говорю правду! — топаю ногой, желая прекратить, не хочу, чтобы Аксенов смотрел на меня, как на маленькую. — У меня каждый день по авторскому листу не самого грамотного текста. За исключением Давида и Лимы, они пишут сносно. А еще список новых авторов — он же бесконечен! И между прочим, некоторые книги есть только в электронном варианте, который мне приходится покупать, чтобы прочесть. Да, это не такие уж большие деньги, но извини-и-ите…
Кажется, меня несет, поскольку я вспоминаю все. Абсолютно все, что считаю или считала несправедливым по отношению к себе. Я высказываюсь долго и громко и не могу остановиться. Виктор Максимович сидит и слушает меня, и все мрачнеет и мрачнеет.