Я с тебя худею
Шрифт:
Вода прохладная, но я быстро привыкаю и ныряю с головой. А когда выныриваю, не нахожу Лешу. Он внезапно появляется за моей спиной и хватает меня за плечи. Я ору во все горло. Крик перерастает в смех. Я брызгаю на него водой, отгоняя от себя, но он тянет меня вниз под воду. Я выбираюсь и часто дышу, откашливаюсь и смеюсь, отправляя Соколова под воду под весом своего тела. Милаш плавает вокруг нас и лает от восторга.
***
В машине накручиваем печку и греемся. Я думаю о том, как бы не заболеть. Но больше о том, как благотворно повлияло купание на нас обоих. Мы как будто смыли
— Чувствую себя обновленным! — озвучивает мои мысли Соколов.
— Запомни это состояние и с ним пришли мне концовку комикса, — собираю мокрые волосы в пучок, чтобы с них не капало на куртку.
— Не могу придумать достойную концовку, — он изображает жестом взрыв в голове, — уже мозг кипит. Я потому тебя и позвал. Хотел развеяться.
— Уверена, она сама к тебе придет. Так часто бывает с авторами. Когда отпускаешь мысли о сюжете, он сам к тебе приходит.
Леша трогается и едет обратно по той же дороге через лес. Мы молчим, но в этот раз я чувствую себя комфортно от этой тишины.
Когда он паркуется у моего дома, я решаюсь сказать ему то, что наконец, считаю правильным:
— Ты должен поговорить с ним.
Улыбка Соколова тут же меркнет. Он смотрит на меня, как на ненормальную.
— Если хочешь, я могу пойти с тобой, — быстро добавляю я, неосознанно хватая его за руку.
— Почему?
— Ну… так ведь и должны поступать друзья.
— Друзья, — тихо повторяет он и протягивает руку к моему лицу. — Ты сама-то в это веришь?
Как только его пальцы касаются моей щеки, я вздрагиваю.
— Тихо, Ермакова, не дергайся, — шепчет он и слегка трет кожу. Все внутри словно переворачивается и порхает. Никогда не чувствовала ничего подобного. — Я не собираюсь целовать тебя… — и с искрой в глазах добавляет: — Если ты, конечно, сама не попросишь.
Я касаюсь его руки и убираю ее от своего лица. Хочу прекратить испытывать эти ощущения и одновременно не хочу. Вижу на его пальцах остатки черной глиняной маски и инстинктивно вытираю ладонью щеку.
— К тому же! — он щелкает пальцами, резко перевоплощаясь в весельчака. — Ты же слышала моего отчима. Мне скоро предстоит переезд в Москву. А отношений на расстоянии я не признаю.
Теперь я уверена на сто процентов, что именно чувствую прямо сейчас. Я не хочу, чтобы Соколов уезжал.
Глава 17. О мечтах, престиже и… хвостике
С утра я сама не своя, не собранная и рассеянная. На встрече с «Цензорами» не вникаю в обсуждение новичка-автора. Аксенов вообще не отрывается от телефона, активно переписывается с кем-то в мессенджере и глупо улыбается. Давид как всегда спорит, вставая на защиту новой книги.
— Мы не может опубликовать очередной разнос, ребят, — он так эмоционально говорит, даже стучит по столу кулаком, — так мы распугаем всех авторов.
— А за что их хвалить? — Пантера выпускает коготки, — вы только послушайте что пишет этот тревел-блогер.
Она зачитывает вслух несколько цитат из книги, которая сплошь обклеена цветными стикерами. Я слушаю внимательно и понимаю, что она обращает внимание
на обычные опечатки и простые ляпы, которые легко исправить, обратись автор к хорошему редактору.— Это же самиздат, — встаю на защиту книги, которую сама же и отобрала для обсуждения, — большинство авторов не прибегают к помощи редакторов. Хорошая корректура ему не помешает, но что касается стиля, он у автора бесспорно есть!
— Он классно описывает природу, — соглашается Давид, улыбаясь мне словно благодарит за поддержку. — Я читал его травелоги, суперские! Думаю, его книги о путешествиях будут иметь большой спрос.
— Тоже мне, юный Пришвин! — вздыхает Лима, подружка Пантеры. — В реале он ни разу не был на Бали, а берется описывать жизнь дауншифтера…
— То есть, следуя твоей логике, авторам космической фантастики обязательно нужно летать в Космос, чтобы писать об этом?
Мне хочется дать пять Давиду за эти слова, но я не так давно в «Цензорах», чтобы позволить себе такой жест. Я слабо улыбаюсь парню и ловлю его благодарный взгляд.
— Кому книга понравилась? — Аксенов подает голос, чем пугает некоторых из нас. Он обводит всех нас пытливым взглядом, пока трое поднимают руки: я, Давид и Мишина. — Значит, вы напишете обзор.
Пантера раскрывает рот, но не издает при этом ни звука. Я и сама в ступоре. Никогда не писала обзоры и не уверена, что это — моя стихия. На меня и так повесили слишком много текстов для редактуры, я не успеваю читать новичков. Не говоря уже о том, чтобы взяться за нового автора на стороне, от которого могу получить деньги. Мои накопления почти исчерпались.
Виктор Максимович смотрит прямо на меня и, надо же, улыбается.
— Вы справитесь? — спрашивает у нас троих, но я чувствую, что только у меня одной. И как тут отказать?
Несмело киваю, мысленно прикидывая скольких часов сна будет стоить это мое согласие.
— А все остальные беритесь за авторов, которые нам приносили свои рукописи еще месяц назад, — Аксенов снова утыкается в свой телефон, что-то читает и расплывается в широкой улыбке. Он извиняется и выходит из аудитории, чтобы сделать звонок.
Мы тоже собираем вещи. Давид набрасывает идеи по обзору, которые я не могу запомнить в суматохе.
— Может, заглянем в «Бонифаций» тут по пути, все обсудим? — он полон задумок, но я поглядываю на часы. Обещала заглянуть к Маруське в обед и уже опаздываю.
Отказываюсь, ссылаясь на загруженность и убегаю из аудитории. Я слишком устала от сегодняшних «цензорских» препираний, голова гудит. Да еще и «Бонифаций»! После позорного чайного дня, я еще ни разу не заходила в эту кофейню и пока не горю желанием.
В лифте Пантера бросает взгляд на мою спортивную сумку и понимающе кивает:
— Сокол вернулся с отпуска! Классно, правда? — она показывает свою сумку. — Иду к нему на три. А ты во сколько?
Пожимаю плечами. Не говорить же ей, что я ношу с собой спортивную форму постоянно, на случай, если Тимур или его девушка найдут для меня свободное окошко. О том, что Леша сегодня выходит на работу, да еще и сразу после выписки, я не знала. Интересно, он вообще собирается снова брать меня в качестве подопечной?