Я с тебя худею

— Так! Угомонитесь там! — мама оглядывается с водительского места и приспускает солнечные очки с глаз. — А то наваляю вам обеим этой самой сумкой!

Мы отворачиваемся друг от друга, а мама деловито изрекает:

— Ну и что с того, что Леська решила в кои то веке заняться спортом?

— Спорим, она бросит через месяц! — сестра никак не успокоится.

— Я тебя сейчас брошу! В окно! — ворчу я и, скрестив руки на груди, отворачиваюсь.

Мама ничего не говорит, лишь бросает взгляд на мою сумку и хохочет.

Что ж, я не обижаюсь. Скажи кто-то сутки назад, что я добровольно пойду на тренировку — я бы тоже посмеялась. Но сейчас мне не смешно. От волнения аж живот крутит. Или это не из-за волнения?

***

В «Бонифации» я работаю с комиксами Соколова. Мой блокнот наполняется заметками и цветными стикерами. Но я не могу погрузиться в работу с головой, поскольку мой кишечник поднимает бунт.

Сначала его крутит так, что я сгибаюсь пополам от боли. Потом он громко бурлит и привлекает внимание женщины за соседним столом. А от резкого и внезапного позыва в уборную, меня бросает в пот.

Я еще никогда не бегала так быстро до туалета и не молилась всем богам на свете, чтобы никто не вздумал зайти туда после меня.

Бледнея от стыда, я возвращаюсь к своему столику с ноутбуком и заказываю еще стакан кипятка. Я бросаю в него пакетик чудо-чая и пока он заваривается, возвращаюсь в работу. Но никак не могу сосредоточиться. Живот продолжает булькать, еще громче, чем прежде.

Мне пишет Маруська.

Не передумала на счет тренировки? Может лучше придешь ко мне в гости?

Я пишу ответ дрожащими пальцами и воюю с Т9.

Не могу, я уже даже сумку собрала.

Маруська присылает смеющийся смайлик и дальше текст:

Интересно. В школе Сокол доводил тебя до слез, а теперь до пота. Смелая ты баба, Леська! Горжусь!

И вдогонку еще одно сообщение:

Не забыла сделать фото «ДО»?

Я вспоминаю свое позорное фото в нижнем белье перед зеркалом. На нем резинка от штанов, которые я сняла, передавила живот и отпечаталась красным следом. Похоже на полосу, что оставляют веревки на вареной колбасе.

Слушай, спроси у мамы, что можно выпить от расстройства кишечника?

Маруська, присылает несколько ссылок на лекарства.

Насколько все плохо?

Я выхожу из «Бонифация» в аптеку по-соседству и покупаю самое мощное средство из всех что были. На бегу глотаю таблетку и буквально влетаю обратно в кофейню. Взгляд устремляется на мужчину, который неспешно заходит в туалет и закрывает за собой дверь. Блин!

Я в отчаянии молюсь, чтобы он вышел оттуда поскорее и не могу думать ни о чем другом. Мне даже уже не стыдно перед официантом и двумя баристами, когда мой урчащий живот привлекает их внимание. Я стучу в дверь туалета и покрываюсь потом, мечтая только о том, чтобы не наделать в штаны.

***

Помнишь сцену из фильма «Тупой и еще тупее», как Джим Керри сидя на унитазе ноги задирал? У меня так же!

Отправляю сообщение подруге и выхожу из «Бонифация», вооруженная сумкой с ноутбуком на одном плече и спортивной сумкой на другом. Мне предстоит пройти самый серьезный квест за последнее время: «Добраться три остановки до «Олимпии» и не обделаться!»

Дорога проходит как в замедленной съемке. Все кажется заторможенным. Меня бросает то в жар, то в холод. Если бы мне сказали, что однажды я буду бежать в сторону спортивного клуба, я бы никогда не поверила!

На входе в «Олимпию» я буквально сбиваю с ног всех, кто попадается на пути. Меня провожают удивленными взглядами. Наверняка считают сумасшедшей. Живот крутит уже так, что больно ходить.

Когда наконец подействует лекарство?

В голове мелькает мысль отменить тренировку, но я не знаю как объяснить это Соколову.

На часах уже пять минут девятого, в раздевалке ни души. Я переодеваюсь в утягивающие лосины и объемную футболку. Новенькие, никогда не использованные кроссовки немного жмут, но это не самая моя большая проблема.

Мне кажется все зеркала в этом здании нарочно расширяют мое отражение. Куда ни глянь, везде ужасная картина. Я была бы замечательной моделью эпохи ренессанса. Но сейчас, к сожалению, двадцать первый век. Эх, не в то время я родилась!

Иду в зал с тренажерами и нахожу Соколова, сидящего на полу. Он держит в руках планшет и что-то увлеченно рисует.

— Прости за опоздание, — говорю я запыхавшимся голосом.

Соколов равнодушно произносит:

— За каждую минуту опоздания делаешь три берпи, — он быстро смотрит на часы и добавляет уже с ухмылкой, — с тебя тридцать берпи.

Я рассеянно моргаю. Знать бы еще, что это такое.

Леша аккуратно отставляет планшет на пол и в один изящный прыжок оказывается на ногах.

— Показываю, как правильно делать упражнение, тебе как новичку упрощенный вариант.

Он внезапно падает на пол, упираясь на руки, а потом складывается и прыжком на ноги завершает элемент. У меня лезут глаза на лоб. Тридцать таких штук? Да я умру, не сделав и три!

В глазах Соколова ни тени снисхождения.

— Ладно, — я падаю на пол, отжимаюсь и с трудом поднимаюсь, кажется уже потею.

— Без отжимания. Просто касаешься пола грудью и встаешь, — деловито произносит он.

— Есть, босс.

Соколов расхаживает туда-сюда, пока я, пыхтя и кряхтя, прыгаю.

— Итак, — Соколов расхаживает туда-сюда, пока я пыхтя и кряхтя прыгаю. — Спасибо, что прислала на почту все свои данные. Перемерять не буду. Верю на слово. И хорошо, что у тебя нет проблем со здоровьем. Значит, никакой пощады.

После прыжка я сгибаюсь. Опираясь на колени стою и дышу как сумоист. Пот капает со лба на пол.

— Почему ты решила похудеть?

— Потому что — вот, — я с трудом выпрямляюсь и показываю на всю себя. Неужели это не очевидно?

— Понятно, но почему именно сейчас? Обычно что-то служит толчком.

— Восемь эклеров за раз достаточный пинок под зад?

Соколов указывает на то, что моя передышка затянулась:

— Ты давай-ка не стой, а допрыгивай. У тебя еще одиннадцать берпи.

Я покорно выполняю все одинадцать убийственных берпи. Задыхаюсь, краснею, потею, но не останавливаюсь, назло ехидной морде Соколова. Он смотрит на меня внимательно, с любопытством. Ждет, наверное, что я попрошу пощады.