Я шагаю по Москве

Мы все работаем, — сказала мать.

Человек всю ночь не спал, а его еще пилят. Мо­жет быть, чаю выпьешь? — спросил он у Володи.

Нет, спасибо, — Володя снова отказался. — Хо­тите, я посуду вымою? — неожиданно предложил он.

Этого еще не хватало! — возмутилась мать. — Вот видишь! — сказала она Кольке.

Ты надолго приехал? — спросил Володю Колька.

Нет, сегодня уезжаю.

Значит, так, — сказала Колькина мать, — вы­моешь посуду, приведешь Ваню из сада, ну и, если ба­бушка чего попросит, сбегаешь — она себя плохо чув­ствует.

Ладно, — согласился Колька. — Ты иди, а то опоздаешь.

Ну, я пошла.

До свидания. — Володя приподнялся со стула.

Как мне отсюда в Третьяковку добраться? — спро­сил его из дверей Володя.

Четвертым троллейбусом, — сказал Колька. — Иди сюда, — позвал он Володю. — Вон в том доме, — Колька показал Володе маленький, утопающий в зелени особнячок, — когда-то жил Пушкин.

А теперь кто?

Теперь родственники. Правнук, например. За «Торпедо» края играет.

Колька свистнул, и в окне особнячка тотчас показа­лась кудлатая голова заспанного парня.

Чего? — спросил правнук.

Как нога? Что говорят? — спросил Колька.

Мениск подозревают. — Правнук зевнул и скрыл­ся в окне.

Квартира Кольки была старая, высокие окна, высо­кие потолки. На стене висели фотографии и рисунки с гипса. Рисунки не баловали разнообразием сюжетов: на них был изображен один и тот же гипсовый лепесток. А сам оригинал стоял в углу на тумбочке рядом с под­рамником.

Твой? — спросил Володя.

Угу. — Колька убирал со стола посуду.

Меня можешь нарисовать?

Нет, — сказал Колька.

Только лист, значит.

Его на экзаменах рисуют.

Где?

В Строительном.

Володя остановился у старой, наклеенной на твердый картон фотографии.Пять ребят и одна девочка помладше смотрели прямо перед собой, серьезно, неулыбчиво.

— Здравствуй, сынок. Володя оглянулся.

Рядом с ним стояла бабушка Кольки, маленькая, се­дые волосыгладко причесаны.

Здравствуйте. Это ваши дети? — спросил Володя.

Мои, — сказала бабушка. — Это — Надя .

Она водила пальцем по фотографии, голос у нее был ласковый, спокойный.

Миша — Коленькин папа. А это Алеша, Сеня, Ваня, Витя... Их всех на войне поубивали... А я вот живу...

Ну, что ты, бабушка, — сказал Колька.

Много ребят было, — продолжала бабушка. — Сошью рубашку — первым Сенечка носит, потом Ваня, потом Леша, потом Витя, а последним Миша донашивал, а он ничего, не обижался: у него нога зато всегда боль­шая. Ему сапоги сразу после Сенечки доставались, — ба­бушка улыбнулась.

Колька встал и высунулся в окно.

Эй! — крикнул он парню в кафе. — Выключи музыку! Или ты уже по-русски не понимаешь?

Парень перестал натирать пол и послушно выключил проигрыватель.

Колька лежал на кушетке, укрывшись простыней. На улице было шумно, и он спрятал голову под подушку...

Кафе напротив Колькиного дома было уже заполне­но, и даже у входа толпилось несколько человек.

Грузовик увозил пустую тележку: квас кончился.

Колька спал под простыней.

Коля, — будил его Саша, кудлатый парень не­большого роста. — Вставай.

Колька медленно открыл глаза и долго бессмысленно смотрел на Сашу.

Я не пойду, — сказал он.

Мы же договорились. Мне неудобно самому за себя просить.

Ну ладно, подожди немного. Я только сон дос­мотрю.

Колька отвернулся к стене.

Саша прошелся по комнате, потом взял со стола аль­бом, сел и начал зарисовывать Кольку.

Не смотри па меня, — попросил из-под простыни Колька. —Я не могу спать, когда на меня смотрят.

Саша положил альбом на место.

Сии, — сказал он, снимая со стены гитару.

Он настроил ее и начал что-то напевать, тихонько аккомпанируя себе.

Колька лежал с закрытыми глазами и вторил Саше. Потом он сел на кушетке.

Ну, пошли, черт с тобой, — сказал Колька, окончательно проснувшись.

В просторной приемной райвоенкомата висели пла­каты. Плакаты обучали, как надо действовать при атом­ном нападении. На них с легкой руки неизвестного ху­дожника все получалось просто, они обнадеживали и все­ляли уверенность, что в конце концов все не так уж страшно и можно спастись, если знать предлагаемые на плакатах средства.

Перед дверью с табличкой «Военком» стоял Саша и, заглядывая в щелку, слушал.

— Слушай, — обратился к нему кто-то сзади. Саша в испуге отпрянул от двери.

Что бывает за потерю военного билета? — спро­сил его молодой человек в очках.

Не знаю, — отмахнулся Саша и, заложив руки за спину, заходил по комнате.

Дверь военкома открылась, и показалась голова Кольки.

Заходи, — сказал он Саше. — Тебя требуют.

За канцелярским столом сидел майор с орденскими планками на груди. Напротив немолодая женщина отсту­кивала на машинке.

Садитесь, Шаталов, — сказал майор Саше. — Что же это вы вместо себя адвокатов присылаете? Нехорошо.

Саша стоял навытяжку.

Колька сел рядом с майором и держался как дома.

Повестка с собой? — спросил майор.

Так точно, товарищ майор! — Саша протянул по­вестку.

Так... Вы когда должны явиться?

Завтра.

Ну и что?

Прошу три дня.

Основания?

Женюсь.

У него свадьба, — подтвердил Колька, зевая. Женщина перестала печатать, прислушалась.

Что, у тебя времени не было жениться? Видали, Ангелина Петровна, — майор обратился к женщине. — До последнего дня дотянул. — Ангелина Петровна улыбнулась.

Да так как-то получилось, — смутился Саша.

Видали? — удивился майор. — У них это дело так как-то получается. Рановато.

Я ему тоже говорю, — вмешался Колька. — Не женись! Подожди! А он — ни в какую. Упрямый.

Что она, того? — доверительно спросил майор.

Да нет, не таво, — смутился Саша.

Понятно. Бывает.