Я стираю свою тень. Книга 5

Отец ушёл вперёд и даже скрылся из глаз из-за слишком крутых поворотов тропы.

– Идите сюда скорее! – позвал он нас.

Мы прибавили шагу, и вышли на поляну. Можно было бы обрадоваться этому обстоятельству, если бы не выступающая в самом её центре коническая глыба бурого цвета. Она так сильно контрастировала цветом и формой с окружающей средой, что казалась искусственным порождением.

– Что это? – застыла на месте мать.

– Я про это не читала, – смутилась Вестлина, поняв, что многое не вошло в рекламный проспект.

– А что вас смущает, дамы? Это порода, выступившая из земли. – Отец направился к глыбе. – Вы же не думаете, что планета создана из одного перегноя, на котором растут деревья?

Примечательно, что возле глыбы трава выглядела не очень здоровой.

– Пап, не подходи близко, вдруг она радиоактивная? – предупредил я его.

– Не собирай что попало, Гордей. Откуда тут радиация?

Он подошёл вплотную и дотронулся рукой до поверхности камня, обошёл вокруг и что-то поискал у основания. Потом спешно направился к нам, будто хотел показать что-то интересное.

– Это не камень, – выкрикнул он издалека. Подбежал и показал тёмные камешки в своей ладони.

– А что это? – не поняла мать.

– Это окалина. Глыба железная, на ней имеются следы оплавления, причём в верхней части.

– А если это просто многовековая ржавчина? – предположил я.

– Сынок, это я работал сварщиком, а не ты, поэтому окалину от ржавчины отличаю, – возмутился отец. – Эта штука похожа на громоотвод, но такой жирный, словно молнии тут не чета земным.

– Что вы такое говорите, Николай? Про грозы на этой планете не было сказано ни слова. Уж такой информацией с нами точно поделились бы. Вы же знаете, что в системе нет потенциально опасных мест. Человеческая жизнь для неё высшая ценность, – убедительно произнесла Вестлина.

– Он сказал, что вероятность опасности десять в минус двадцать пятой степени, – напомнил отец. – И ещё я вдруг подумал, что река была естественным препятствием, которое мы не должны были преодолевать.

– Пап, не нагнетай, пожалуйста, – попросил я его, уверенный, что это не так.

– А я не нагнетаю, а просто предполагаю. В том, что эта штука – громоотвод, я не сомневаюсь. Вопрос в том, как часто тут случаются грозы.

С поляны как раз был виден тёмный горизонт, очень напоминающий грозовой фронт. Только за несколько часов с момента его образования он почти не изменил своего положения.

– Эта поляна не подходит для посадки челнока, надо идти искать другую, – предложил я.

Мы снова тронулись в путь, надо сказать, уже без прежнего энтузиазма. Красота начала утомлять, словно у нас начался похмельный синдром от интоксикации кислородом. Пропало чувство полёта и лёгкости. Я посмотрел на экран телефона. Оставалось полтора часа до окончания тура. Всё, чего я сейчас хотел, это упасть на траву на ближайшей поляне и ждать прибытия корабля.

Две звезды, дающие свет планете, одна совсем маленькая, а другая больше нашего Солнца, почти слились в одну. Из-за яркого света их невозможно было рассмотреть. Только встроенная модификация, помогающая зрению подстраиваться, позволила мне увидеть оба диска. Наступала судная ночь, дающая короткий промежуток времени хищным тварям, чтобы позаботиться о своём желудке.

– Как-то не по себе, – шёпотом призналась Айрис. – Такое ощущение, что мы потерялись. Где все?

– Айрис, с вашими технологиями потеряться невозможно, – успокоил я её.

– Да, ты прав, глупо думать, что все ходят по одной тропинке и приходят на одну и ту же поляну.

– Вот именно. Наслаждайся.

Айрис улыбнулась Никасу и похлопала его по спине. Сын засыпал, сидя у меня на шее, клевал носом и клонился в сторону.

– Утомился больше всех, – засмеялась она. – Жаль, не взяли «кенгуру», он мог бы в нём поспать.

– Какое «кенгуру» для такого здорового пацана? Пусть терпит невзгоды вместе с нами.

– Невзгоды? – переспросила Вестлина и виновато посмотрела на нас.

– Мам, нам нравится этот поход, но Никас утомился, засыпает у отца на шее, – пояснила Айрис.

– Пусть спит, – произнёс отец. – Гордей, когда был маленьким, тоже засыпал у меня на шее. Бывало, пойдём на природу на майские праздники или после посевной всем коллективом, да ещё с жёнами и детьми. Праздник-то общий. С природы возвращаемся уже затемно, Гордей прикорнёт у меня на голове, до самого дома не проснётся. Все волосы мне слюной замочит. А его комары и в руки, и в спину накусают. Он потом полночи чешется и орёт, – засмеялся отец. – Да, были времена.

– Это… это так… – Вестлина пыталась подобрать правильное слово, – жизненно. У нас с Айрис всё было по-другому. Мне даже жаль, что её не кусали комары в детстве.

– Зато сейчас они на мне отыгрались, – призналась Айрис. – Каждую весну и начало лета ждут меня, чтобы напиться крови.

– Она у тебя качественная. Деликатес, – пошутил я и шумно втянул слюну, будто у меня проснулся аппетит.

Спустя некоторое время мы с удивлением обнаружили, что ландшафт стал понижаться. Мы оказались наверху возвышения, откуда были видны тёмные зигзаги тропинок и даже поляны. Лес в самой низине отличался оттенком от того, который рос выше. Он образовывал огромный овал неправильной формы белёсого цвета.

– Я бы сказала, что растения внизу страдают хлорозом. – Мать немного разбиралась в болезнях комнатных растений. – Думаю, там очень влажная почва, вызывающая развитие болезней.

– Болото? – предположил отец.

– Необязательно. Просто низина, очень близко залегают грунтовые воды.

– А может быть, там живут хищники? – зловещим тоном произнесла Айрис.

– Уже боюсь, – хмыкнул я. – Смотрите, вон тёмный круг, это поляна. До неё двести метров, считай всё, уже пришли.

Мы набрали ход под горку и вскоре оказались на поляне, самой обыкновенной для этой планеты, без всяких препятствий для посадки челнока. До окончания тура оставалось ещё пятьдесят минут. Я осторожно спустил спящего сына с шеи и передал его деду, а сам развалился на мягкой траве. Блаженство после многочасовой прогулки. Планета-гигант ушла за горизонт, поэтому надо мной раскинулось чистое небо, в котором звёзды, дарующие тепло и свет планете, собирались устроить непродолжительное соитие, во время которого они теряли контроль над вверенной им территорией. Жаль, конечно, что мы не увидим столь необычной трансформации этого красивого мира, но жаль в гипотетическом смысле. Я не хотел стать объектом охоты, а тем более рисковать женой или сыном. Как натуралисту, мне было бы интересно, но как семьянину – ни за что на свете.

– Сколько осталось? – спросил отец, так же, как и я, лёжа в траве.

– Полчаса, – ответил я. – Вы же хотели погулять по лесу? Можете не успеть.

– Уже нет желания, – сказала мать. – Здесь так много всего, что я устала от этой красоты.

– Тогда лежим и получаем удовольствие, – посоветовал я и закрыл глаза.

Нам, людям, свойственно воспринимать большую часть информации зрительно, в ущерб остальным органам чувств. Мне захотелось послушать звуки этого мира. Я сконцентрировался на слухе, вообразив себя микрофоном. Доминировали птицы, дерущие глотки в лесу, неугомонные пернатые, не умеющие договариваться между собой молча. Едва слышны были ворчания животных и звуки насекомых, порхающих надо мной. Мать с Вестлиной негромко разговаривали. Айрис забрала сына у деда и играла с ним в догонялки.

И вдруг, одномоментно, все звуки природы затихли. Наступила пугающая тишина, которая явно что-то значила. Я посмотрел сквозь пальцы на небо. Нет, светила ещё не сошлись в одно. Учитывая запас времени, данный нам гидом, до события, называемого здесь сменой суток, оставалось больше полутора часов. Нейроинтерфейс пиликнул внезапной активностью. Я услышал обрывок речи:

– …геомагнитная активность, теряем свя…

Мы переглянулись.

– Твою мать, – вскочил отец. – Твою же мать! Это что, розыгрыш? Сватья, что это?