Я стираю свою тень

Штык рассадил ему плоть. По грязным рукам хлынула кровь. Мужик заорал благим матом и кинулся от меня. Я погнался следом. Из дома на крик выскочили его напарники. У одного из них в руках оказался разводной ключ, а у второго пистолет, похожий на настоящий. Но меня было уже не остановить. Я вошел в дикий кураж, поддавшись жажде наказать негодяев.

— Стреляй, сука! — выкрикнул подраненный мною бандит.

Раздался выстрел. Пуля угодила в район солнечного сплетения. Удар выбил из меня дух. Мир закрутился по спирали, и я штопором свалился во тьму. Однако сознание потерял не полностью. Ощущал, но не чувствовал боли, как мне по голове несколько раз ударили ключом и пнули в ребра. Только затем наступило полное забытье.

Я долго гулял по мрачным лабиринтам каких-то подземелий. В них было темно, холодно и пахло сыростью. Иногда тишину нарушали посторонние звуки, как будто над подземельями проходила автомобильная трасса. Иногда я слышал приглушенные голоса, но не мог разобрать слов. А потом появился размеренный писк. Я пытался найти его источник, бродя по лабиринтам. Звук то приближался, то удалялся, но я упорно искал его, чтобы выключить. Мне хотелось тишины и спокойствия.

В одном из ответвлений бесконечных пещер стало светлее. Я выбрал его, и вскоре увидел свет и услышал четкий пикающий звук. А потом я понял, что смотрю на белый потолок и слышу ритмичное попискивание от аппарата, стоящего рядом со мной. Мне захотелось повернуться и посмотреть, но сил для этого не нашлось. Моя голова будто была закована в панцирь. Писк сменил частоту.

Через минуту надо мной зависла голова женщины в маске и медицинской беретке.

— Пришел в себя, — выкрикнула она в сторону. — Ну, привет, — приветствие уже относилось ко мне.

Я смог только моргнуть. Послышался мужской голос. Надо мной зависла мужская голова в колпаке и маске.

— Моргни три раза, — попросил он меня.

Я моргнул.

— Отлично, состояние адекватное. Добавьте ему дозу глюкозки и стимуляторов. Раз пришел в себя, значит, выкарабкается.

Краем глаза я видел, как женщина в халате возится возле трубок. Вскоре мне стало так хорошо и спокойно, что я уснул. В этот раз не было никаких подземелий. Я просто спал, наслаждаясь эти состоянием. Что-то тревожило меня в нем, но мысль никак не могла найти причину. Поэтому я отпустил чувство тревоги, чтобы не портить себе восстанавливающий силы сон.

Когда я проснулся, в комнате было темно. От пикающего прибора падали разноцветные блики на потолок. После этого пробуждения я почувствовал себя почти прежним. Точно так же я просыпался и чувствовал себя. Раньше. А когда раньше? Мои встроенные биологические часы давали понять, что я лежу здесь уже давно. Почему? Я попытался вспомнить, по какой причине лежу здесь, ведь так было не всегда. Я точно помнил это. Напряжение памяти ничего не дало, кроме дискомфорта. Я быстро устал и меня начало тошнить. Видимо, по этой причине изменилось пищание аппарата. В палату зашла сестра и снова произвела манипуляции с трубками. Мне опять стало хорошо и захотелось спать.

Снова наступил день. На меня пришли посмотреть несколько человек. Они по очереди заглядывали мне в глаза, а мне очень хотелось, чтобы они сказали, что со мной произошло и когда я снова смогу ходить. Но они разговаривали только между собой, как будто меня здесь не было.

— Перелом черепной коробки. Возможно, задет речевой центр. Переломы ребер, множественные, соответственно, задеты легкие. Гематома в нижнем грудном отделе. Был доставлен неделю назад.

— Кем?

— Нами. Кто-то вызвал скорую.

— Анонимно?

— Да, звонивший не захотел представляться.

— Номер есть?

— Вроде. Я не интересовался.

— Когда я смогу пообщаться с ним?

— Думаю, дня через три-четыре.

— Хорошо, я вам наберу через четыре дня.

— Ладно.

Люди покинули палату, оставив у меня на душе неприятный осадок, будто я натворил что-то, о чем не помнил. Я силился вспомнить, что же было до того, как я здесь оказался, но вспоминались только события, которые никоим образом не могли привести меня на больничную койку. Я работал на складе компьютерного магазина, ходил на работу изо дня в день, из года в год. Может быть, меня и недолюбливали там, но не до такой степени, чтобы изувечить. Что-то сидело в памяти, вертелось за тонкой перегородкой барьера, скрывая настоящую причину, но никак не хотело его сломать.

Через четыре дня мне разрешили садиться. Санитарка принесла мне чашку и воду, чтобы я умылся. Умываться с гипсом было то еще удовольствие, но мне приятна была освежающая прохлада воды. Потом мне дали жидкость для полоскания рта, обжегшую рот ледяной мятой. После процедур я сходил в туалет под себя, и это было ужасно, вызывало неприятное ощущение грязи. Хорошо хоть, санитарки относились к этому, как к рядовому случаю, иначе я бы психологически не смог сходить в туалет. Меня немного помыли, затем принесли завтрак в виде протертых овощей. Первая настоящая еда, полученная мной не через капельницу.

После завтрака зашел врач. Молчком оттянул мне веко и попросил показать язык.

— Таак, поправляешься. Говорить не научился? Ну-ка, скажи «а».

— А-а-а, — произнес я не своим голосом.

— Как тебя зовут?

Я попытался назвать свое имя, но язык мне не повиновался. Он не отвечал на команды мозга.

— Тихо, тихо, не напрягайся так, — врач приложил руку к моей груди. — Еще рано.

Я еще несколько дней назад понял, что не могу говорить, и это меня очень пугало. Страшно было остаться немым на весь остаток жизни.

— Кто же тебя так отделал? — он осмотрел мою голову, мягко вращая ее в своих руках.

Я пожал плечами.

— Ладно, сегодня обещал придти полицейский, может быть, он сможет тебя разговорить. Грудь болит? — он надавил пятерней на грудную клетку.

Боль едва ощущалась. Я отрицательно мотнул головой.

— Отлично. Восстанавливаешься неплохо, моча чистая, почки и печень в норме. Мы думали, что ты так и останешься овощем. Ну давай, выздоравливай.

Он ушел, потом пришла санитарка и установила мне капельницу в катетер. Они до сих пор добавляли мне обезболивающие препараты и какой-то транквилизатор, от которого я спал, как пожарная лошадь. Разбудил меня мужской голос. Пришел полицейский. В руках он держал планшет для документов с прикрепленными чистыми листами и ручку.

— Здравствуй, Гордей, — поздоровался представитель закона, давая понять, что знает обо мне многое. — Как самочувствие?

Я пожал плечами. Единственный красноречивый жест, который отвечал на многие вопросы.

— Ну, раз ты не можешь говорить, попробуем писать ответы, — он подсунул мне под руки планшет и вложил в правую руку ручку. — Готов?

Я кивнул.

— Замечательно. Итак, Гордей, ты знаешь, кто избил тебя?

Я занес руку над бумагой, но подумал, что повертеть головой проще, что и сделал.

— Понятно. Что ты делал на том дачном участке, на котором тебя подобрала скорая?

Я не помнил ни про какой дачный участок и пожал плечами.

— Мы проверили его. Там все говорит о том, что ты жил в нем на протяжении большого количества времени. Ты уехал из своего города и поселился в нем. Не помнишь зачем?

Я отрицательно покачал головой, совершенно не понимая, о чем меня спрашивают. Полицейский, видимо, увидел смятение в моих глазах.

— М-да, рановато я пришел. Ты жил там не один, помнишь с кем? — спросил он и заглянул мне глубоко в глаза.