Я тебя нагадала

***

Вадим увез Соню в Москву, где через месяц они расписались. Пышную свадьбу не устраивали: Соне не хотелось, ведь недавно она похоронила бабушку. Сразу после свадьбы они уехали отдыхать в Доминикану. О таком свадебном путешествии Соня и не мечтала. Ей казалось, что позволить себе подобное могут только небожители. Однако Вадим, как финансовый директор, зарабатывал очень приличные деньги, и Соня ощущала себя Золушкой, вдруг попавшей в другой мир. Ей все казалось: вот сейчас пробьет полночь, туфелька соскочит с ноги, а карета обратится в тыкву. Однако ничего такого не происходило, и новый мир, в котором она оказалась благодаря Вадиму, все так же стоял на месте, поблескивая лазурью бесконечного моря, сияя белоснежными стенами отеля, искрясь счастьем и ожиданием.

Вернувшись из свадебного путешествия, они купили квартиру в спальном районе Москвы, которую Соня принялась с энтузиазмом обставлять. Черной тучей, омрачавшей их с Вадимом счастье, было отношение к Соне его родителей, которые приняли ее холодно, но все-таки вежливо. Несмотря на эту видимую вежливость, Соня чувствовала, что она им не нравилась. «Какая разница, – утешала она себя, – мне не с ними жить». Однако в глубине души Соня переживала. Все-таки они теперь одна семья, и ей хотелось к себе уважительного отношения. Родители же Вадима смотрели на нее свысока, а свекровь порой бросала такие красноречивые взгляды, что Соня понимала: она не просто не рада ей, она ее презирает.

На третьем месяце беременности у Сони случился выкидыш. Она попала в больницу с сильным кровотечением, долго потом не могла восстановить здоровье. Вадим поддерживал ее, как мог, и даже его мать, казалось, потеплела к Соне. Приходила, утешала, говоря, что она еще молодая и не из-за чего так убиваться.

– У вас все впереди, я уверена, – хлопала ее по руке свекровь.

Первый год жизни в браке Соня с уверенностью могла бы назвать счастливым, если не считать неудачную беременность и откинуть мысли о том, что, скорее всего, Вадим не женился бы на ней, не носи она под сердцем его ребенка.

Вадим много работал, а Соня делала их быт комфортным и дом – уютным. Когда она заикнулась мужу по поводу того, чтобы тоже выйти на работу, Вадим усмехнулся:

– Сонь, а смысл? Что ты там заработаешь, варя щи да борщи в каком-нибудь ресторане? – В голосе его слышалось нескрываемое презрение не только к щам и борщам, но и к Сониной профессии в целом. И куда подевался тот парень, который уверял ее, что в работе повара нет ничего постыдного, а даже, наоборот, она вызывала у него уважение? – Вари их лучше дома, – говорил Вадим с иронией. – В конце концов, я достаточно денег приношу, чтобы моя жена ни в чем не нуждалась. Или тебе мало?

– Нет, конечно. Просто хотела тоже что-то делать. Я устала дома сидеть. Хочется чем-то заняться, – призналась Соня. – Знаешь, я вот думала, как бы было здорово открыть свое кафе… небольшое. Я ведь совершенно замечательно варю кофе в турке, а торты и пирожные, сам знаешь, у меня какие! – мечтала Соня, однако мечты эти Вадим зарубил на корню, презрительно поморщившись:

– Ты все-таки наивная. Думаешь, так легко открыть кафе? Ты представляешь, сколько бабла надо вложить? А если не окупятся вложения? Или ты думаешь, я бесконечно буду работать на твои несостоятельные выдумки?

Эти слова, будто молотком, огрели Соню по голове и лишили ее каких бы то ни было дальнейших иллюзий. Она слишком любила Вадима, чтобы не прислушиваться к нему, слишком авторитетным ей казалось его мнение.

– Сиди-ка ты лучше дома, моя хорошая, – обнял Соню Вадим примирительно, – поправляй здоровье, наслаждайся жизнью. Глядишь, скоро еще раз забеременеем.

– Ты хочешь ребенка? – обрадовалась Соня.

– Ну, мы теперь женаты. Почему бы и не попробовать снова, – пожал плечами Вадим, и Соня поняла, что и он сильно переживал ее выкидыш, хоть никак этого не показывал раньше.

Она забеременела второй раз через семь месяцев после неудачного окончания первой беременности, однако на этот раз не проходила и трех недель, как снова открылось кровотечение. Соня долго пролежала в больнице с тяжелой формой анемии, последовавшей за неудачной беременностью.

Врачи дали неутешительные прогнозы: скорее всего, Соня не сможет иметь детей.

Вадим успокаивал ее, считая, что врачи ничего не понимают, к тому же, они же не говорили, что это стопроцентно верный прогноз, однако Соню съедали сомнения и разочарование. Сначала в себе самой, в своей женской полноценности, а потом и в браке, который с тех пор медленно и незаметно превращался в сожительство двух равнодушных друг к другу людей.

Глава 3

Сейчас

– Что это? – спросил Вадим, с отвращением уставившись в тарелку.

– Лазанья по-неаполитански, – спокойно ответила Соня, стараясь сдержать поднявшееся из глубины души раздражение.

– Клёклая, – резко отодвинув тарелку, сказал Вадим.

– Ничуть и не клёклая.

– Я сто раз тебе говорил, что подогретая еда – это уже не еда.

– Она не подогретая, только приготовила, – возразила Соня и отошла к разделочному столу.

– Надо же, – безразлично сказал Вадим и, подумав, все-таки принялся за еду.

Соня протерла столешницу, убрала в ящик вилки и ложки, пододвинула деревянную подставку для ножей и зачем-то начала их выдергивать один за другим.

– А ведь когда-то ты уверяла меня, что хорошо готовишь, – нарушил тишину Вадим. – Ты ведь вроде на повара училась.

– На кондитера, – устало поправила его Соня, засовывая тесак обратно в подставку.

Вадим будто не расслышал ее и проворчал:

– Еще кафе хотела открыть. С твоими-то способностями только кафе и открывать. Яичница у тебя и та горелая, а ты говоришь кафе.

Соня молчала, лишь выдергивала ножи из подставки и засовывала их обратно.

– Соня, Соня, Соня, – певуче протянул Вадим. – Все-таки имя хорошо характеризуют человека, ты так не думаешь?

Соня провела пальцем по дырочкам на ноже для сыра и сунула его к тесаку.

– Что ты имеешь в виду? – Она машинально сжала рукоятку длинного тонкого филейного ножа так, что побелели костяшки пальцев.

– Ну вот назвали тебя родители Соней, а ты ведь такая и есть. Не живешь, а будто спишь. Ничего не умеешь, – зевнул Вадим, – говоришь, на кондитера училась, а у тебя даже простецкий яблочный пирог выходит безвкусным. Представляю, что бы ты там наготовила, будь у тебя и правда кафе или работа кондитером. Выгнали бы тебя с работы-то, слышишь?

Соня резко развернулась, филейный нож под светом люстры метнулся молнией и легко, будто играючи, скользнул по горлу Вадима. Тот вскинул на Соню удивленные глаза и завалился на стол, угодив лицом в лазанью. Расплавленный сыр смешался с кровью и потек бесформенными лужицами по поверхности стола, закапал на светлый пол.

Отвернувшись, Соня сунула нож под воду и начала смывать кровь, невидящим взглядом уставившись на струю воды. Она думала, что, наверное, нужно позвонить в полицию и в скорую, хотя Вадиму уже вряд ли поможешь. Ножи у них в доме были острые, а Соня орудовала ими мастерски. И готовила она тоже мастерски. И пекла. И торты делала. И кофе варила первоклассно. Только вот Вадим почему-то всегда был недоволен. Ни разу она ему не угодила: то мясо пережаренное, то лазанья сухая, то соус для салата негодный, то клубничный мусс с кусками плохо переработанных ягод, то пенка на эспрессо неправильная. Когда это началось? Соня и не помнила. Ведь раньше не было придирок… Нет, придирок не было, однако был сарказм. Поначалу влюбленной Соне муж казался остроумным интеллектуалом, уже гораздо позже она поняла, что это не остроумие, а цинизм. Цинизм и неумение получать удовольствие от простых вещей, которые обычно радуют. Это неумение приводило к высмеиванию. То в ресторане пахнет не так. То фильм абсолютно бессмысленный. То друзья ничего не понимают. То бизнес-партнер не умеет дела вести. То у Сони прическа не та. То платье она «деревенское» напялила. И так без конца. Сначала Соня смеялась над подколами и язвительными шуточками Вадима, потом лишь вежливо улыбалась, а потом ей стало от них противно. А еще противнее – оттого, что он по-прежнему делает вид, что все хорошо, что у них идеальная семья, хотя уже очень давно ничего хорошего не было. И семьи в том смысле, который Соня привыкла вкладывать в это слово, тоже не было. Так, привычка. Опостылевшая привычка.