Я тебя не отпущу

— Хм... Напомни потом выяснить, кто такой болтливый просветил тебя о моей деятельности. Хотя... — Клим сощуривается. — Не нужно. И так знаю. Твой занудный дружок аналитик. Офисная крыса... с железными кулаками.

— Ты обещал, что я лишь слушаю.

Задумываюсь, что значат слова о кулаках. К сожалению, своим рассказом Клим сбивает с мысли.

— На этот раз в деле оказались заинтересованы не только чиновники. На экспорт должны были пойти такие крупные партии леса и драгоценных камней, что вмешались и гораздо более серьезные люди. Те, кто всегда за ширмой.

— Ничего себе! — Я приподнимаюсь на локте, чтобы видеть голубые глаза. — Тебе угрожали?

— Сначала они просто предложили. Причем я был не единственным кандидатом на роль посредника. Когда отказался, в ход пошли методы убеждения.

— Мое похищение Пекарским и твой отказ... Это случилось в одно время?

Спокойствие как ветром сдувает. Теперь на сердце змеиным клубком шевелится нехорошее предчувствие.

— Я отказал перед похищением. За неделю до него.

— Хочешь сказать, твои заказчики могут быть как-то связаны с Пекарским?

— До вчерашнего дня у меня была другая рабочая версия. Есть еще один человек, который приложил руку к моему освобождению. Но когда я узнал, что тот урод сделал с тобой... — Взгляд Клима становится непроницаемым.

— Ты поэтому ездил к нему сегодня? — Кусаю губу.

— Это была вторая причина.

— И как? Удалось получить ответы?

Напряжение такое сильное, что я больше не могу лежать. Сажусь на кровати и обхватываю колени.

— Ты, наверное, знаешь, что у Евы, биологической матери Ники, есть муж. Николай Владимирович Исаев. — Клим тоже садится. — Именно он, используя свои связи, убедил банк конфисковать все имущество Пекарского, а затем сдал Федеральной службе по финансовому мониторингу его подставные компании. Даже те, которые не смогли найти мои специалисты.

— Выходит, Исаев рыл под Пекарского одновременно с тобой? — Мне все еще трудно понять.

— Он был моим буксиром. Тогда я не задумывался, почему все решается так легко и быстро. Вчера, в тюрьме, понял.

— Он загонял Пекарского в угол...

— Исаев работал на моих нынешних заказчиков. Старый лис не годился для сделки в Китае, он слишком неповоротливый для современных схем. Но он отлично сгодился в Питере. — Клим делает глубокий вдох. — Исаев понял, из-за кого я отказался, и сыграл на моей слабости. Сообщил Пекарскому, что вскоре я надолго исчезну, и ты останешься без защиты.

— Боже... — Прикрываю рот рукой.

— Ждать Пекарский не мог. Со дня на день его должны были арестовать за выманивание кредита. И мудак решился на месть до моего отъезда.

— А о роли Исаева он и не догадывался.

— Они выросли на одной помойке. Вместе рвали глотки в девяностых. Вряд ли кто-то из них кому-то доверял. Но я проделал немало работы, чтобы пустить эту сволочь по миру, и в отличие от Исаева, никогда не прятался.

— То есть изначально он все организовал...

Два года я считала, что это были обычные разборки между следствием и Климом — расплата за старые долги. Была убеждена, что спасла своего мужчину от долгого тюремного срока. Пошла на липовое предательство, позволила ему верить, что я обычная шлюха... На самом деле в этом не было никакой необходимости.

Нужно было лишь подождать, пока Исаев выполнит свой заказ до конца.

— Да, он спровоцировал Пекарского. А когда я оказался под следствием, заставил поднять старые дела на меня. После того как я согласился, он отозвал своих прикормленных ищеек.

— Все ради твоего согласия.

Хочется плакать, но глаза, как назло, сухие. Во мне словно не осталось влаги. Усохла.

— Ради моего согласия они чуть не убили Алису и обещали убить тебя. — Клим прижимает меня к себе. — Я бы ни за что не уехал. Даже после фото и видео... Только в тот момент я не мог на равных тягаться с «китайцем». Не было... рычагов.

Глава 42

Глава 42

Из кровати мы встаем буквально за пять минут до пробуждения Ники. Пока я готовлю кофе, Клим быстро принимает душ, а затем мы вместе идем в детскую.

Дочка радуется отцу, как может радоваться только ребенок. Сама устраивается у него на коленях, целует в щеки. На своем детском пересказывает последний сон.

Не вмешиваясь, я наблюдаю за их общением из коридора. Так забавно. Герман готов был в лепешку разбиться, чтобы Ника начала доверять, но она никогда не улыбалась ему так радостно, как сейчас Климу, не просилась на руки и уж тем более не пересказывала сны.

Моя замечательная девочка словно знала, что папа вернется в ее жизнь, и берегла для него все самые теплые эмоции.

От этой мысли губы расползаются в улыбку, и я невольно кошусь в сторону зеркала. «Она берегла себя точь-в-точь, как и ты», — подсказывает внутренний голос. С ним дико хочется поспорить. Я столько времени училась жить без Клима, так усердно старалась поверить в свою способность быть счастливой вдали от этого сумасшедшего. Однако все попытки спора вязнут в воспоминаниях о сегодняшней целомудренной близости.

Мы словно подтверждение глупой теории о половинках. Каждый живет своей жизнью, когда находимся порознь. И мгновенно становимся одним целым, стоит одному из нас оказаться на орбите другого.

Думаю об этом все время, пока Клим разговаривает с дочкой, и за обедом... семейным, на троих. Размышляю позже, раскладывая ее игрушки, пока Ника с отцом строят из кубиков замок.

Спасение от мыслей, как всегда, удается найти лишь в работе. К трем Клима сменяет Катя, и я тут же еду в офис завершать оставшиеся дела.

Словно о чем-то догадываются, подчиненные сворачивают в мою сторону шеи, а Алексей вдруг забывает, кто ему недавно звонил и что нужно было со мной согласовать.

Очень необычная реакция. С непривычки проверяю, застегнуты ли пуговицы на платье, не порвались ли чулки и как там дела с макияжем.

После такой встречи я невольно жду какую-нибудь неприятность, пока в приемной не сталкиваюсь с Германом.

— Привет. — Его взгляд скользит по моей фигуре, и уголки губ опускаются вниз.

В ответ так и хочется спросить: неужели так видно, чем я занималась последние два часа? Но вместо этого указываю на дверь кабинета и роняю такое же бесцветное «Привет».

— Значит, вы снова вместе? — первое, что произносит Герман, когда остаемся наедине.

— Ты поэтому приехал? — Я тоже изучаю его лицо.

Что-то не так. Слишком много синевы под глазами, свежая ссадина на скуле, и тень, подозрительно похожая на синяк, справа на подбородке.

Тут же всплывают в памяти пара красноватых отметин на теле Клима и слова о «железных кулаках».