Я тебя не предавал

«Ворон, мы снайпера взяли» — прилетает на мой рабочий мобильник.

«Хорошо. Уберите его. Только грязь в «гнезде» не разводите. Нехорошо дома гадить»

Пешка, которую бесполезно допрашивать. Даже время тратить не стану. Если есть цель, значит, завтра всё равно придёт новый снайпер. Потом ещё один, пока цель не будет поражена или же мы не снимем «голову», отдающую приказы.

Жаль Геннадия Сергеевича Рокотова недавно похоронили. Хороший был мужик. Не последний человек в ФСБ и старый друг семьи Грановских. Ему можно было доверять, он не раз нам помогал. В своё время я через него обзавёлся очень полезными связями в погонах, только вот доверием, увы, там и не пахнет, скорее взаимовыгодное сотрудничество до тех пор, пока это удобно каждой из сторон. А потом может поступить приказ, и мы разлетимся врагами.

Голова начинает трещать. Закуриваю, приоткрыв окно. Пальцы воняют химией от салфеток и чужой кровью.

Смотрю на часы. Должен успеть отмыться и переодеться во что-то приличное до своего свидания. Извини, Мирный. С моей женщиной по ресторанам могу ходить только я.

— Фил, наблюдателям своим скажи, пусть тормознут Ромэо в погонах.

— Совсем? — серьёзно спрашивает он.

— Чё ты кровожадный такой? Молодой вроде ещё… — усмехаюсь, немного разряжая обстановку в тачке. — Мирный — друг пока. И убивать его нельзя. А вот дать время своему шефу нужно. Лёгкое ДТП пусть организуют, чтобы с гайцами на несколько часов. Или тупо заблокируют его, но тут есть риск, что упёртый вояка бросит тачку и ломанётся вызывать такси. Так что давай первый вариант. Только аккуратно! — подчеркиваю ещё раз.

— Да понял я, понял. Сейчас организую.

Как пацаны, ей богу! Самому смешно, но иногда самые простые методы являются самыми эффективными.

Высаживаюсь у дома. Поднимаюсь к себе, немного нервничая в ожидании очередной выходки от демонёнка, которого подогнал мне Адиль. Я искренне надеюсь, что все те разы в течение дня, что я его вспоминаю в таком ключе, он неистово икает.

Открываю дверь. Тишина как в морге.

Расшнуровав берцы, отставляю их в угол. Делаю пару шагов, и на меня из зала вылетает Дуня. Сталкиваемся, ловлю девчонку, чтобы не ударилась спиной о косяк. В её взгляде снова вспыхивают те самые чувства, которых там быть не должно, а в руках до боли знакомый листок.

— Дай сюда, — протягиваю ладонь.

— Ты ей не нужен! Она тебя не любила никогда. Здесь всё-всё написано! Почему ты за ней бегаешь?

— Я тебе сколько раз уже повторял, не лазить по моим вещам? — засовываю руки в карманы и там сжимаю их в кулаки. — Отдай.

— А если я порву его? — перехватывает и надрывает край.

— Ничего не изменится, — стараюсь говорить спокойно с этой маленькой «террористкой». — Мои чувства к этой женщине не изменятся. Как и к тебе. А вот если ты порвёшь письмо и не прекратишь копаться в моих личных вещах, произойдёт то, от чего, малышка, тебе, скорее всего, будет больно.

— Что? — кусает свои пухлые губы.

— Я в тебе разочаруюсь и перестану верить. Мне бы очень не хотелось этого делать.

— Правда? — взмахивает ресницами.

— Конечно. Я же тебя вроде как в семью принял, поэтому мне тоже будет больно. Мы договорились? — протягиваю раскрытую ладонь.

— Договорились, — Дуня отдаёт мне письмо.

— Умница, — притягиваю её за затылок и целую в лоб, по-отечески, как ребёнка. — Ты все задания сделала, которые я тебе дал?

— Почти.

— Доделывай. Завтра будут новые. Сложнее.

Убираю письмо, достаю чистое полотенце и ухожу в душ. Времени всё меньше. Резко, грубо стираю с себя все посторонние запахи, оставляя на коже лишь собственный и горьковатый имбирно-цитрусовый.

Возвращаюсь к себе в комнату и, раскрыв створки шкафа, усмехаюсь всё ещё одному единственному костюму, висящему в самом углу. Он здесь для самого особенного случая, а на свидание, пожалуй, подойдёт рубашка. Белая классика, без дебильных галстуков и бабочек. Угольно-чёрные брюки с кожаным ремнём и широкой серебряной пряжкой. Письмо прячу в карман. Со мной поедет. И кольцо… кольцо отправляю туда же.

Дуня глазеет, как я собираюсь. В красивых глазах плещется ревность. Дурёха не понимает, что её острое чувство ещё совсем детское. Скорее всего, подсознательно ей не хочется, чтобы я уходил не конкретно к Ирине, а вообще к кому-то. Это борьба за внимание одного маленького брошенного родителями ребёнка.

Застёгиваю пуговицы кроме одной верхней. В рукава простые запонки с чёрным камнем, название которого я вряд ли вспомню. Часы, туфли, одеколон как последний штрих. Провожу ладонью по шее, растирая запах. Расчёсываю влажные волосы и разворачиваюсь к своему сопящему чуду.

— Она не оценит, — фыркает мелочь.

— Я это делаю не ради высокой оценки, — улыбаюсь ей.

— А зачем тогда? — наблюдает, как вместо привычных толстовок и курток с капюшонами, я накидываю кожаную с узким воротником-стойкой. Перекладываю всё из одних карманов в другие.

— Из уважения к женщине, к которой еду на встречу, — поясняю Дуне. — Будь хорошей девочкой, ладно? — треплю её по волосам. Она фыркает и отстраняется.

Будет. Она умненькая, остальное откорректируем воспитанием и возрастом.

Мне успели подогнать мою машину. Фил стоит возле неё с сигаретой, довольно лыбится.

— Сделали? — спрашиваю у него.

Разворачивает ко мне экран своего мобильника и показывает несколько фоток с незначительного ДТП и злой рожей Мирного.

— Хорошо. Отдыхай, дальше я сам. Подбросить тебя?

— Не, я такси возьму.

Бьём по рукам и расходимся.

Забив в навигатор адрес ресторана, еду на встречу с Ирой. Минут сорок уходит на дорогу.

Вы чего, нормального заведения для встречи найти не могли? Мирный, ты бабок пожалел? Не похоже на тебя вообще-то.

Ищу место, где можно бросить машину. Паркуюсь, выхожу. Подошва туфель скользит по накатанному снегу. Поймав равновесие, смотрю в слегка затонированные стёкла ресторана, на часы, снова в окно. За одним из столиков сидит она.

Раньше приехала. Так не терпелось с ним встретиться?

В этот раз не ревность. Накрывает странное волнение. Чёрт! Как пацан, честное слово! Будто на свидании ни разу не был.

Был. Один. С ней. Проклятых шестнадцать лет назад.

Мы вместе с мотором в моей груди резко останавливаемся и бессовестно пялимся на открытые изящные ключицы, на тонкую шею, на аккуратные ручки, спасшие мне жизнь.

— Какая ты у меня… — сглатываю, притормаживая взглядом на поджатых губах.

Накрасилась. Но я будто смотрю сквозь этот макияж. На неё настоящую. Уставшую, замученную, но такую красивую и родную… мать моего сына.

Глотнув морозного воздуха и получив ледяной разряд в сердце, иду к ресторану. Задерживаюсь перед входом ещё на пару секунд и вхожу. Оставляю куртку в гардеробе. Иду в зал. Словно почувствовав меня, Ира оглядывается.