Я твой ужас и страх

Его оскорбляло и сбивало с толку такое нежданное милосердие. Он констатировал злобно и с великим пафосом:

— Исчезать не хочет никто. — Но кокон черного песка распадался, и на обычно самодовольном лице проступала непривычная грусть. — Ты права, сейчас людям нет дела до ночных кошмаров, до каких-то «иррациональных страхов», они поглощены ужасом реальности. И большего им не надо, — он опустил голову, с ностальгией старика упоенно вспоминая: — А раньше шаманы кружились в ритуальных танцах, пытаясь, наивные, отпугнуть меня или подчинить, я властвовал их умами, я приходил по ночам, я сеял тревогу.

— И тебе нравилось такое существование? Не одиноко, когда тебя пытаются гнать?

Валерия примерно представляла ответ. Встреча с Джеком Фростом многое объяснила ей насчет природы ее полтергейста. И все же поражало, с каким упрямством они все боролись за свое существование. Кто-то добрыми делами, кто-то злыми. Теперь мучил вопрос: а перестали ли люди видеть кошмары в те годы, когда Короля заточили в подземелья? Кажется, нисколько. Людей пожирали их внутренние демоны, а внешние силы лишь питались верхушкой этого айсберга.

— Одиночество помноженное на преклонение перед тобой дрожащих тварей — власть, — воздел к потолку руки Бугимен.

— Но это все-таки одиночество, — вздохнула Валерия, задумываясь, не желала ли она сама власти. — Впрочем, оно не так уж печально. К одиночеству легко привыкнуть.

Он все перемещался по ее комнате, кажется, вновь вознамерившись мучить ее до самого утра. На этот раз время текло не медленно и не быстро. Оно вязло среди черного песка, закручивавшего его своими темными циферблатами, неправильным количеством цифр. Казалось, рассвет никогда не наступит, никогда не преломит кровавую кромку горизонта израненное солнце. Может, там вовсе не кружение звезд и планет, а острое лезвие, которое царапает спелый золотой бок солнца, и каждое утро все видят сначала боль светила, а потом его несмелое восхождение из царства вечной борьбы с древним змеем. Его боевые раны… Странные сравнения и видения. Как будто древнеегипетские Ра и Апоп встретились в тесном пространстве закутка комнаты. Но, помилуйте, обретался ли в ней хоть лучик ушедшей зари? Ни единого, лишь средоточие чужой глубокой скорби. И история Короля Кошмаров не шокировала, вплетаясь в одну из многих.

— А что будет, когда ты сломаешь меня? Было бы куда дальше ломать птицу с оторванными крыльями… Что ты получишь, силу, власть? — обратилась к нему Валерия.

— Думаю, удовлетворение, — отвечал Бугимен, но усталость надламывала и его: — Надежду на то, что я еще на что-то способен, что я не потерял свою силу.

— Значит, тебе так же больно, — стряхнула с себя лишний черный песок Валерия, добровольно приближаясь, но на ее губах играла злая ухмылка. — Ха-ха, надежда у страха, у отчаяния. Какой оксюморон! Думаешь, невозможно жить без надежды? Ты все надеешься вернуть самоуверенность, коварность. Зачем?

«Зачем» — она задавала такой вопрос почти каждому, кому-то мысленно, кому-то открыто. И никто не отвечал, все терялись в бесконечном умножении этой ловушки, точно в отражениях темного зеркала, поставленного напротив другого такого же. Оно уводило куда-то в бесконечность разрозненных мыслей. В конце концов, все терялись. Да и сама Валерия всегда ощущала, словно падает в огромный бездонный колодец, где ждала не Страна Чудес, а что-то хуже, бесконечная бессмысленность. Сначала и Король Кошмаров удивился, точно впервые кто-то говорил с ним об этом.

— Чтобы получить власть, победить врагов, завладеть умами… — не совсем уверенно завел он свою старую шарманку, лишь распаляя азарт и гнев Валерии:

— Зачем все эти иллюзорные тающие цели? Они так бессмысленны. В них нет смысла, они не принесут ни боли, ни радости.

— Но ведь ты не знаешь меня. Для меня это важные цели, — почти рычал Король Кошмаров, но сдерживал себя, точно пес на цепи. Похоже, угрожать силой ему не позволяла самооценка, он считал, что способен сломить и одним своим авторитетом.

— Зря ты надеешься, — глухо прозвучал голос собеседницы. — Надежды нет…

Она сидела на диване, обхватив колени руками, поправляя складки бледного платья, затем устало вытянула ноги, посмотрела на замерзшие ступни с костлявыми ровными пальцами. Тело — о, эта внешняя оболочка — воспринималась чем-то отдельным по сравнению с душой, дополнением к разуму. Затем она поднялась, пересекая комнату, не замечая леденящие прикосновения уплотнявшихся черных лошадей. Кажется, с каждым днем она все больше уходила в мир призраков, все отчетливее видела их. Но на этот раз ее зацепило нечто иное.

Надежда. Надежда Короля Кошмаров.

Она плескалась золотыми свечением за завесой черного песка. Прямо там, где и живет душа — возле сердца, по центру. Валерия с интересом и одновременно скрытой завистью приближалась к этой находке, которая раньше была для нее незрима. Теперь же она отодвигала мутные завесы, точно мясистые листья в джунглях.

Король Кошмаров попятился, когда девушка вплотную приблизилась к нему и с ловкостью пантеры впилась в черный песок, из которого он сам состоял.

— Что ты делаешь? Эй! Руки убери! Не смей трогать черный песок! — голос его взвился пронзительным восклицанием, испуганным, обиженным. — Нет!!! — он поспешно отлетел к окну, хватаясь за то место, где еще недавно было слабое сияние, хрипя: — Кх-х… Больно!

— Я пытаюсь вырвать твою надежду, — яростно проскрежетала Валерия. — Ты не имеешь на нее право так же, как и я. Надежда — не для тебя! — Глаза девушки ненормально горели, на лице застыла гримаса не то боли, не то торжества. Она почти разгадала загадку. Но еще больше ее охватывало ненормальное веселье: все на что-то надеялись, даже тот, кто эту надежду обычно убивает! Только она не замечала в себе ни единого светлого всполоха.

В тот миг Бугимен схватил ее за горло, оказавшись вполне материальным, сдавил стальной хваткой нежную кожу.

— Ну, хватит! Может, так ты поймешь, что говоришь с Королем Кошмаров? Ты не имеешь права!

В голове у Валерии все смешалось какой-то несуразицей, вся жизнь пронеслась, возопила вмиг диким хором и обрушилась в дальние глубины сознания. Пожалуй, и дорожить нечем. А если наутро родители обнаружат ее хладный труп в спальне? Да они убьют друг друга от самообвинений!

И только этот страх возвращал желание жить. Только он делал по-настоящему больно, когда перепуганный внезапной выходной Король Кошмаров намеревался задушить ее, выкачать свою долю ужаса, бросить тряпичной куклой. Бились они, точно два змея, а солнце утонуло в стране сумерек.

— Ты просто маньяк, хоть и нежить. А что, если убьешь? Не исчезнешь ли совсем? Кто тебя тогда будет видеть? — находила в себе небывалые силы отвечать Валерия, скалясь в ответ, обхватывая душащую руку. Она не растворялась черным песком, для нее, уходящей в мир духов, они все постепенно обретали плоть.

Он тянул нервно воздух, уже совершенно неотличимый от древних рептилий, но спустя где-то минуту бесконечного напряжения отпустил, отшвырнул, извиняющееся говоря:

— Не маньяк.

Он отошел к стене, устало прислоняясь к ней лбом, все еще хватаясь за то место, где плескалось слабое свечение надежды. Валерия упала на диван, вдруг ощущая себя виноватой. В конце концов, кто ей давал право лишать кого-то надежды? Хоть в переносном, хоть в прямом смысле. Лишь ее зависть, что даже у такого темного существа где-то отдаленно существовало нечто, в чем он видел смысл своей жизни. А она только подсчитывала, сколько еще примерно лет коротать в этом безвоздушном пространстве, где у мечты лишь сломанные крылья осыпаются годами, точно вырванными перьями.