Я убийца

– Не-е-е-е! Не надо, спасибо. Сейчас в норму приду.

– Ну, как знаешь.

Дверь кабинета захлопнулась. Сергей перевел взгляд на своего молодого напарника.

– Ты еще тут?

– Так я твоего распоряжения жду, а то потом опять скажешь.

– Чего?! Давай пошел! Пошел, я сказал! Работай! Работай! – приподнимаясь над столом, взревел Самойлов, наблюдая за тем, как его подчиненный сорвался с места и выскочил вслед за Пименовым. А Сергей плюхнулся обратно на стул, расстегнул ворот рубахи, протер шею платком и вытащил мобильник. Долго крутил его в руках, проговаривая что-то про себя, шевеля только краешками губ. Потом вздохнул, порылся в контактах, и вскоре на экране загорелся вызываемый абонент по прозвищу «Шрек».

Глава XXXIII

Из огня да в полымя.

Русская поговорка

Морозное утро конца февраля. От сильной стужи снег скрипит под ногами, а ледяной воздух обжигает легкие при каждом вдохе. Я, закутавшись в шарф, пробираюсь по заметенной дороге к деревянной церквушке. Не был тут долго, но душа почему-то тянет именно сюда, то ли потому, что устала от городской суеты, то ли потому, что меня понимает только этот странный священник, который не перестает удивлять с того самого момента, как я познакомился с ним. Иду и слушаю музыку, строю планы на ближайшие выходные. Знаю, что нужно зайти к своим, расчистить погост. Раньше ходил туда чуть ли не каждый день, теперь бываю не чаще раза в неделю. Торопливое время крадет у меня даже горе. Эта невидимая подлая субстанция забирает у меня не только жизнь, но и чувства. Ну, ничего, недолго им осталось скучать по мне. Вынимаю наушники и разматываю шарф, чтобы он не мешал мне видеть и понимать все то, что я сейчас наблюдаю. Занесенная снегом церковь и никого, ничего рядом с нею. Медленно оглядываюсь по сторонам, вслушиваюсь в тишину. Мороз крепчает, холод проскальзывает даже сквозь теплую одежду, взбирается вверх. Натягиваю шарф обратно на лицо. С одиноко стоящего дерева с противным карканьем грузно взлетает огромный черный ворон и начинает кружить надо мною, поднимаясь все выше и выше.

– Петр! – ору во всю глотку. Эхо откликается с явной насмешкой: – Петр, Петр, Петр…

Медленно прохожу вперед, дергаю за массивную ручку, и дверь с натугой, скрипя и загребая наметенный снег, отворяет передо мной вход в обитель Божью. Храм словно гробница – пустой и холодный, ни образов, ни икон, только голые стены. Захожу. Мои шаги гулко раздаются в пространстве. В углу замечаю сидящего на завалинке старика в драной фуфайке, в ватных штанах и валенках, с черной смоляной бородой, но снежно-седыми волосами. Он сидит на скамье, опираясь на свою палку, которая, по-видимому, заменяет ему посох. О чем-то думает, а может, мне просто так кажется. Он достает из кармана клетчатый платок и утирает похожий на картошку нос.

– Заходи, коль пришел, – незнакомец поднимает на меня свои старческие водянистые глаза.

– Извини, дед, я тут просто мимо проходил, – разворачиваюсь и собираюсь уйти.

– Стой, Луций!

Продолжаю продвижение к выходу, ускоряя шаг. За последние годы я привык быть осторожным и мое чутье, а точнее, мой внутренний зверь, почему-то явно настороже, будто приближается опасность. Внутри все закипело: такое бывало только, когда я расправлялся с гадами, которых и людьми-то назвать тяжело. Но эта ситуация другая, она мне непонятна, и от этого кажется еще более опасной. Когда ты постоянно пытаешься оставаться незаметным для других, у тебя развивается шестое чувство, звериный инстинкт – инстинкт самосохранения, единственное преимущество, которое осталось у нас, у людей, от братьев наших меньших. – Хватаюсь за дверную ручку.

– Максим! Постой, – я замираю. – Петр сказал мне, что ты придешь. Я жду тебя тут очень давно.

Медленно оборачиваюсь, словно в затылок направили ствол. Старик поднимается и, прихрамывая, идет ко мне, цокает своей палкой по деревянному полу, словно отстукивает удары моего сердца.

– Что произошло? Где он? Где остальные люди?

– Не все сразу, – незнакомец подходит ко мне вплотную и, щурясь одним глазом, приветливо кивает головой, как будто знаком со мной не один год. Затем шарит рукой у себя в кармане и достает оттуда свернутый пополам тетрадный листок. – Петр просил передать.

– А сам что? Не мог? – недоверчиво спрашиваю я и на всякий случай смотрю по сторонам в поисках подвоха.

– Я же говорю: не все сразу. Бери, я не читал, что там.

«Не читал? Так я тебе и поверил», – проносятся в моей голове мысли, но я все же беру протянутую мне бумагу. Незнакомец улыбается. Такое ощущение, что я думаю вслух. Разворачиваю листок, бегло читаю: «Почти все закончилось. Осталось возмездие и последнее дело. Я оставил тебе послание там, куда ты собирался идти в выходные».

– Спасибо, – засовываю листок во внутренний карман пуховика и выдерживаю паузу.

– Матвей. Меня зовут Матвей.

Старик, ковыляя, обходит меня стороной и выходит наружу. Я еще долго стою в одиночестве в здании, где еще недавно кипела жизнь и шла работа. Почему все опустело?

Огнями реклам,

Неоновых ламп

Бьет город мне в спину, торопит меня.

А я не спешу,

Я этим дышу.

И то, что мое, ему не отнять.

Вздрагиваю от того, что моя голова резко кивает вперед. Просыпаюсь. В салоне тепло. Гляжу на часы: полдвенадцатого ночи – не проспал. И это хорошо. Золотая молодежь еще гудит в клубе. Я сижу в машине, припаркованной по другую сторону улицы. Жду того, кто мне нужен. Обычно он покидает это заведение в час. Время еще есть, и я делаю музыку громче, чтобы не уснуть.

Здесь деньги не ждут,

Когда их сожгут.

В их власти дать счастье и счастье отнять.

Но только не мне.

Я сам по себе.

И темные улицы манят меня.

Сын Фроловых, мерзкий избалованный выродок, привыкший, как и его родители, к тому, что все остальные – это грязь под их ногами. А чего еще от него ожидать? Яблоко от яблони недалеко падает. Истина, доказанная веками и тысячами поколений. Ему дозволено все: унижать, избивать, насиловать – властная рука отца отмажет от любого преступления. Его щупальца прикрыли и мамашу, которая, в стельку пьяная, вылетела на встречную полосу и растоптала мою жизнь. От такого весомого покровительства человек всегда теряет чувство реальности. У него появляется новое ощущение – ощущение вседозволенности и безнаказанности, а оно до добра не доводит. Вора всегда губит жадность. С такими людьми лучше не связываться – так думает большинство из вас. Я же думаю, что таких нужно попросту устранять, убирать, как мусор, за который они принимают всех остальных. Впрочем, так я считал раньше. Теперь же я придумал более изощренное возмездие: для родителей нет худшей кары, чем потеря ребенка, даже такого никчемного, как их любимый Славочка. Однако похоронить мертвое тело – слишком легкое наказание для них, они его не заслужили. Они заслужили до конца дней своих понимать, что больше не увидят сына, что он будет страдать, а они станут жить с этим и поделать ничего не смогут, так как нет такой власти у них, чтобы остановить того, кого остановить невозможно. Будут регулярно получать от меня сувениры, чтобы их боль и страдания не притуплялись временем. Для них ад должен начаться уже здесь, на земле, а не после смерти. Я уничтожу в их сердцах любую надежду найти его. Я заставлю их жить так, как они заставили жить меня.

Фролов Слава – личность куда более интересная, чем его предки. Кажется, он вобрал в себя все самое «лучшее» от своих родителей. В свои двадцать семь лет он все еще обладает умом шестнадцатилетнего подростка. Словно ему раз – и отключили развитие. Так бывает, когда тебе больше некуда расти и стремиться, так как для тебя и за тебя уже все сделали. А когда тебе все дали, то зачем стремиться к чему-то? В этот момент и срабатывает рубильник. Отличная машина на совершеннолетие, дорогие аксессуары, квартира, путешествия, а в придачу куча подхалимов, которые живут за твой счет, называя тебя другом. И ведь Слава верит в их искренность! Он слишком привык с самого рождения воспринимать авторитет своих родителей как свой собственный, и просто не в состоянии опознать лживую лесть. Вот и живет в мире иллюзий. У него есть мнимая работа, на которой он числится боссом, хотя все его задачи выполняют совсем другие люди. Есть мнимые друзья, мнимая девушка, и в этой мнимой реальности он бог, в ней нет для него преград. Остается только одно – гулять и веселиться. Такие, как Славик, всегда считают себя сверхлюдьми. До тех пор, пока я не встаю на их пути.

Славик выходит из ночного клуба с двумя дружками и изрядно выпившей девицей, которую они тащат под руки. Все заваливаются в машину, спутницу запихивают на заднее сиденье. Зная их пристрастия, легко догадаться, для чего она им нужна. Все бы ничего, но девчонка не входила в мои планы. Я стартую за ними, держу расстояние. Откладывать задуманное я не намерен, у меня остается не так много времени, так что придется действовать по обстоятельствам. Влезу в драку, а там посмотрим, что да как. Минут через пятнадцать понимаю, что компания явно сошла с маршрута и петляет по переулкам. Следую за ними, выключив фары. Молодежь заезжает в промзону и останавливается у малоприметного домика, я торможу метров за сто. Вижу какое-то шевеление, выдерживаю паузу, тем временем загоняю машину за угол покосившегося полуразрушенного бетонного ограждения. Какое-то время сижу в салоне, затем накидываю капюшон на голову, надеваю перчатки, достаю из бардачка охотничий нож и кастет. Ах, да, чуть не забыл: хватаю с заднего сидения рюкзак, в который укладываю мой маленький сюрприз. Все готово. Мой взгляд мельком скользит по зеркалу заднего вида. Не верю своим глазам: оттуда на меня смотрит тот самый человек, которого я видел тогда в ванной. Коротко стриженный, со шрамами на лице и холодным взглядом. Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох, открываю глаза – наваждение пропало. Щупаю рукой зеркало, потом свое лицо, чувствую озноб по всему телу. Быстро выхожу из машины и направляюсь к неприметному домику, обнесенному ветхим забором. Поблизости нет других построек, территория заброшенная. Перемахиваю через ограду во двор и прячусь за кучей поломанных веток и строительного мусора. Где-то вдалеке хрипло каркает ворон. Слышу, как разговаривают двое, но не вижу их лиц.

– Слышал о твоем горе, – говорит первый.

– Да, бывает, – его собеседник, одетый в короткое драповое пальто, трет нос и вытаскивает сигарету, закуривает.

– И что теперь? Ты за старшего станешь?

– Посмотрим, – выдыхая густое облако, монотонно отвечает второй.

– Что же с ним произошло-то? Такую смерть в «Книгу рекордов Гиннеса» можно заносить как самую глупую в истории человечества!

– Разберемся.

– Знаю, как вы разбираетесь! Опять все спишете на этого… Как там его? Черт, забыл! – заржал первый и что-то передал второму. Тот выпустил изо рта струю густого дыма и сунул пакет себе в карман. – Можешь не пересчитывать. Все, как договаривались! Ты же знаешь, я не подвожу с бабками.