Я вам что, Пушкин? Том 1

— К-классная?

— Ага, — подтвердил я. С железобетонной уверенностью в голосе, — правда, почему-то ты единственная, кто в этом сомневается.

Юри склонила голову, отчего челка вновь упала на лоб.

— Т-ты опять, должно быть, шутишь.

Я нахмурился.

— Никаких шуток! В таких делах приколы не больно-то уместны, я границы знаю… или думаю, что знаю, хех. Юри, я тебе со всей уверенностью говорю — нужно больше себя ценить. Полным-полно людей, настоящих пустышек. Они в жизни ноль без палочки, зато здорово понимают в самопрезентации и за счет этого имеют в жизни разные ниш… кхм, если не все, то очень многое. А теперь на себя посмотри.

Я расхрабрился и коснулся ее щеки.

— … ты умная, ты чуткая, ты красивая…

Ее щеки уже в который раз за день залились румянцем. Я прямо кожей почувствовал этот внезапный прилив тепла. Нет, настоящего жара. Сейчас нас грела не только висящая в небе «звезда по имени Солнце», как выражался один известный мастер русской словесности. И вообще обстановка на периферии зрения начала как-то размываться, смазываться, превращаться в пятно, полное насыщенных, живых красок.

— П-повтори, п-пожалуйста, — тихо сказала Юри.

— Что повторить? — спросил я таким же полушепотом. Все звуки вокруг заострились, что ли, словно кто-то включил в телевизоре режим четкого голоса или просто эквалайзером подкрутил, — что ты красивая?

— Еще р-раз, если м-можно, — лицо Юри оказалось вдруг в опасной близости от моего. Губы разомкнулись, и я чувствовал ее дыхание.

В эту секунду для меня позабылся и «Портрет Маркова», и чай и вообще все, что только в мире существовало.

— Ты чертовски красивая, — не отказал я, — мне в аудитории иногда приходится по сторонам глазеть, чтоб от тебя взгляд отвести…

После этого в словах необходимости уже не было. Когда наши губы встретились, всю свою застенчивость и стеснительность Юри сбросила (а будь мы в более приватном месте, например, у меня дома, сбросила бы и одежду, зуб даю) и практически навалилась на меня. Принялась живейшим образом проявлять инициативу. Я не сдался и вместо этого сам увлек ее на траву. Даже удивительно, сколько рвения!

(чему ты удивляешься? ведь уже пережил что-то такое во сне. помнишь? с сумрачной аудиторией)

(эй)

(майор том, ответьте)

Эти мысли, назойливые и зудящие, я всячески игнорил. И удавалось это без особого труда. Сладкий запах шампуня и парфюма, переплетение ладоней, сладость ее губ забивали их на раз-два. Сейчас тот ночной кошмар казался бесконечно далеким. Даже не точка на горизонте сознания, а мелочь, которую и на двадцать пятом кадре не разглядишь. Интересно, а какая у ночного кошмара бывает противоположность? Эйфорические видения? Или как оно называется? Потому что сейчас я испытывал нечто похожее. И очень не хотел, чтоб оно заканчивалось.

Опыта у Юри было еще меньше, чем у Моники. Если ее кто и целовал до меня, то разве что мама в лобик перед сном. И сейчас тихоня явно старалась отыграться за все упущенные возможности. Такой жадности и напора я не ожидал… ну, может, разве что совсем немного. Все-таки не с пустого места взялась ее личность из второго акта. У Моники хватало скиллов только на то, чтоб имеющиеся черты подкручивать, кодить с нуля она не умела, сама подтвердила.

(ну и дурак же ты. у тебя щас такой ответственный момент, а ты все о Монике думаешь. сказано же было, что надо общий рут выбирать, никого не выделяя)

Игнорируя фоновое ворчание, я решил слегка обнаглеть. Запустил Юри руки под свитер. И почти сразу понял, что это была ошибка. Серьезная. Если не блокирующая функционал, то близко к тому. Она замерла. Взгляд был затуманенный, словно от всей этой ситуации моя спутница захмелела. Да и сам я не в самом здравом уме пребывал, прямо скажем. Сюрреалистичная довольно ситуация сложилась. Чтоб перебраться, как говаривали в кринжовых старых комедиях, «на первую базу», уже со второй тянкой за неделю… это достойно если не медали, то по крайней мере, крышки от нюка-колы на шею.

— Г-гару, ч-что… что мы делаем? — еле слышно спросила Юри.

— Да вроде как понятно, что, — ответил я. Тельце Гару еще пребывало в боевой готовности, но она была напрасной — момент ушел. Вытек как клей из незакрытого тюбика.

(ты давай не философствуй, Игорян. знаешь, сколько усилий требуется, чтоб у тебя тут тоже ничего не вытекло раньше времени? я тут как Ходор стою и дверь держу. гормоны у этого бедолаги просто хлещут во все стороны)

Юри завозилась подо мной. Намек я быстро понял, отстранился и вновь уселся на траву. Сейчас у самого наверняка рожа красная и глупая. Дурак, какой же дурак, черт возьми. Нельзя ее вот так вот в лоб, нахрапом, как Монику, так только напугаю. А вот только кровь от мозга отхлынула, и соображать перестал. С другой стороны, она ж сама это затеяла, я даже не провоцировал…

Сложно, е-мое.

Юри села рядом и принялась отряхивать свитер. На нем ни травинки не было, поэтому проделывала она это только для вида. Или чтоб чем-то себя занять, лишь бы со мной взглядами не встречаться. Я чуть было не выписал себе хорошего такого леща по физиономии. Сейчас такой мощный откат в отношениях организовал. Причем буквально на ровном месте. Сколько теперь придется времени убить на то, чтоб доверие вернуть? В случае с Юри это дело наверняка не быстрое. Одним только собранием сочинений не обойдешься. Придется все заново отстраивать. По кирпичику. Как египетскую пирамиду или великую китайскую стену.

Поэтому лучше начать эти кирпичики закладывать прямо сейчас.

— Юри, я…

— П-прости… п-прости-прости-прости-прости-прости…— сбивчиво затараторила она.

Когда услышал это, глаза у меня, должно быть, сделались как у анимешного спрайта прямиком из игры. Блюдцеобразные. Так что мы не сильно и различались. Не, я, конечно, понимаю, что для Юри извинения — это почти рефлекторная штука. Поэтому она пришлась бы по нраву некоторым главам южных регионов нашей славной родины. Но в данном случае косяк же вроде как с моей стороны? Или нет?

Не буду гадать, послушаю и узнаю.

— Я… я п-поступила отвратительно, Гару, — сказала Юри, — эмоции н-нахлынули, а я им поддалась и даже не попыталась взять п-под контроль. Э-это совершенно недостойное п-поведение, ведь… ведь я д-даже не знаю, нравлюсь… или вдруг тебе нравится…

Следующие несколько слов съело буйное смущение. Буквально сжевало, как магнитофонную пленку.

— Если т-ты больше не хочешь со мной д-дружить, Г-гару, я пойму.

Она закрыла лицо руками. Вот и вся уверенность, за которую я хвалил, была да сплыла. Чуть надави, и она по швам разойдется. Нет, тут еще предстоит полно работы. Рано руки умывать. Хотя, если дело до такой близости доходит, чистые руки всегда в плюс, хе-хе.