Я вам не Сталин… Я хуже! Часть вторая: Генеральный апгрейд

…Влезаем на паром, добираемся до середины реки. Над головами появляется немецкий бомбардировщик и начинает бомбить нас. С парома никто не стреляет – ни пулеметов, ни орудий нет. Бомбардировщик заходит три раза подряд, кладет бомбы вокруг нас, улетает».

Обычно, «серьёзные» историки пишут что немцы всегда налетали «численным превосходством», что мол нашим немногочисленным соколикам и не сунуться – сразу смахнут с неба как докучливую мошку… А тут смотрите: один-единственный немецкий бомбардировщик - без всякого истребительного прикрытия безпредельничает над нашей территорией как хочет и, нет ни одного советского - хотя бы фанерно-перкалевого «Ишачка» рядом, чтоб устроить ему укорот.

Вам не кажется, что нам уже больше восьмидесяти лет - рассказывают про какую-то другую войну?

Не про ту, которая на самом деле была.

Вот писатель уехав из самого Сталинграда, прибывает на командный пункт 1-й гвардейской армии генерала Москаленко, пытающейся наступать во фланг немецкой 6-ой армии Паулюса…

Здесь вообще, творится что-то за гранью добра и зла:

«…Добравшись затемно, до рассвета, на наблюдательный пункт Москаленко, мы просидели на нем около восемнадцати часов до наступления полной темноты. Дело происходило в степи, и наблюдательный пункт этот был устроен даже не на холме, а просто на какой-то почти незаметной складке местности, врыт в эту складку и хорошо замаскирован.

Боюсь оказаться неточным, но в моем тогдашнем ощущении от этого наблюдательного пункта до передовой было утром перед возобновлением наступления, наверно, метров семьсот-восемьсот, не больше.

Справа и слева от нас сосредоточивалась пехота и потом несколько раз за день переходила в атаки.

А в небе с утра до вечера висела немецкая авиация и бомбила все кругом, в том числе и еле заметную возвышенность, на которой мы сидели.

День был настолько тяжелый, что даже не лежала душа что-нибудь записывать, и я, сидя в окопе, только помечал в блокноте палочками каждый немецкий самолет, заходивший на бомбежку над степью в пределах моей видимости.

И палочек в блокноте к закату набралось триста девяносто восемь. Каждый десяток палочек я соединял поперечной чертой и писал вместо них десять. И таких десяток в темноте набралось тридцать девять. И еще восемь палочек, не успевших составить последнюю десятку.

А когда потом мы шли с наблюдательного пункта обратно через это поле, на котором сосредоточивалась и с которого переходила в наступление пехота, вокруг было страшное зрелище бесконечных воронок и разбросанных по степи кусков человеческого тел.

В эти самые дни на участке армии Москаленко был убит тот генерал-лейтенант, артиллерист, Корнилов-Другов, которого мы когда-то встретили под Москвой у Говорова…».

И опять возникает вопрос:

– А где же советские истребители?

А вот они, полюбуйтесь:

«В Камышине на аэродроме, когда мы садились в «дуглас», я увидел Марину Раскову, а с нею несколько девушек из ее бомбардировочного полка, летавшего на пикирующих бомбардировщиках. Они провожали летчика-истребителя Героя Советского Союза Клещова; он был из того полка, который сопровождал на бомбежки полк Марины Расковой. Раненного в воздушном бою, его отправляли в госпиталь прямо в Москву, и Марина Раскова и ее девушки трогательно заботились о нем. Смотрели, хорошо ли закреплена в самолете его койка, клали ему под руку кулечки с яблоками на дорогу».

Мда… После описания кусков человечины разбросанных по полю, слова про «кулёчки с яблоками» - звучат откровенной издёвкой.

Как говорится – «без комментариев», хотя так и хочется выразиться матом в адрес «лётчика-истребителя».

(От автора:

Не хочу оскорбить ни самого Клещова, ни всех лётчиков-истребителей разом… Но имеются вполне обоснованные сомнения насчёт боевых счетов некоторых из них. Вот например, что пишет Евгений Мариинский «Я дрался на Аэрокобре»:

«Оставшимся на аэродроме летчикам и техническому составу на фоне серого сумеречного неба отчетливо было видно, как наша шестерка с набором высоты шла на юг, к переправам, а им навстречу, гораздо выше, шла в плотном строю девятка немецких «Хейнкелей-111». Один из наших истребителей задрал нос и с огромной дистанции открыл огонь в сторону врага. Это не произвело на немцев ни малейшего впечатления.

В том же плотном строю они сбросили бомбы на переправу и спокойно ушли обратно.

Стали возвращаться и наши истребители… Тем временем первый из приземлившихся подрулил к КП полка и выключил мотор. Из кабины выскочил командир полка Бобров. Он тут же подозвал техника самолета:

– Сбил, сбил, сбил! Рисуй звездочку, рисуй звездочку!».

Однако!

Это уже конец 43-го года, а германские «стервятники» бомбят наши переправы как ни в чём не бывало и не подозревают, что ВВС КА перехватило у Люфтваффе «господство в воздухе».

Кстати, Бобров – участник боев в Испании, за которые был награжден орденом Ленина. Возможно Константин Симонов, о таких «технологиях» и про таких «героев» - знал гораздо больше нас с вами, но не доверял такие записи даже собственному дневнику…

Ведь, мало ли что, правда?).

Такое ощущение, что из всей советской авиации по-настоящему воевал лишь самолёт, который в «Дневниках» упоминается чаще всего…

Угадайте, что это за машина?

Правильно:

«Я поехал к «кукурузникам», как тогда называли У-2. Называли и по-другому, по-разному, но на южных фронтах чаще всего «кукурузниками».

Написанный после этого очерк под названием «Руссфанер» о том, как наши У-2 бомбили немцев в Сталинграде, в том числе и тот авиагородок, где сами когда-то стояли, и дома, в которых сами жили, был моей последней корреспонденцией за эту поездку.

Кстати, обратно до Камышина, до пересадки на «дуглас», мы летели на этих самых У-2. Начало полета вышло неудачным. В воздухе появился «мессершмитт». Пришлось спасаться – срочно садиться на ту же лесную полянку, с которой взлетели. Наш У-2 не зацепило, но другой, севший полуминутой позже, рубануло очередью. Хотя и летчик и пассажир остались целы, зрелище это заставило меня проявить дополнительную бдительность. Когда мы взлетели во второй раз, я чуть не отвертел голову, с великим усердием глядя во все стороны…».