Я видел как плачут животные

– Я знаю о чем вы сейчас думаете, - заулыбалась женщина.
– у всех такая же реакция, когда они впервые слышать подобное. Да, он не мой родной сын, но после смерти его родителей я взяла на себя опеку над мальчиком.

– Благородно.

– Не совсем так, я просто понимала, что никто другой этого не сделает. Хотя признаюсь вам, что мне пришлось долго ждать, пока я полюбила его как родного. Наверное, это одно из самых нужных человеческих качеств: любить и привыкать к тому, что раньше нам казалось чуждым и неродным. Надеюсь когда-нибудь и эту планету мы полюбим как родную.

Поезд резко поднялся вверх. Мы стали подниматься так быстро, что всего за каких-то десять-пятнадцать секунду обстановка вокруг нашей движущейся таблетки изменилась практически до неузнаваемости. Мы вырвались, если можно так сказать, из плена черноты подземного туннеля и выпорхнули на поверхность словно струя горячего гейзера, буквально воткнувшись в перрон, где уже нашего приезда дожидались многочисленные пассажиры.

"Приехали". Коротко подытожила Светлана и быстро встала с места.

Я последовал за ней и выйдя наружу мы вскоре оказались в объятьях толпившихся у входа рабочих, чьи потные и грязные тела воняли так, что мне стало трудно дышать.

– Они только со смены, придется потерпеть.

Женщина видела мою реакцию и постаралась как-то скрасить это, но было поздно. Я чувствовал как к моему горлу стал подкатывать комок, готовые вырваться наружу и извергнуться прямо на перрон. Секунда. Другая. Я прижал ладонь ко рту, протискиваясь сквозь шатавшуюся потную массу и лишь неимоверным усилием воли заставил рвотному позыву ослабить свою хватку, дав мне время добежать до туалета. Вот там то я и дал себе волю. Сколько это продолжалось я не мог сказать даже приблизительно. Может минуту, а может и все десять, но когда я смог оторвать голову от заржавевшего ободка унитаза и кое-как осмотреть то место, куда вывалилась не самое приятное, что было в моем желудке, возле меня уже стояло несколько людей. Светлана и доктор, дежуривший на перроне в момент нашего приезда были тут как тут. Помощь не понадобилась - я сам отказался от нее, отмахнувшись от предложения сухопарого врача пройти к нему в кабинет на обследование.

– Нет, спасибо. Со мной все хорошо. Я уже был у вашего коллеги, когда спустился с трапа корабля.

Он сразу понял про кого шла речь, демонстративно показав на руку и наигранно согнув на ней пальцы, как бы указывая на искусственность конечности.

– Да, вы говорите именно про него.

Я вышел на улицу. Глубоко и нервно дышал. Нет, это место было совсем не тем, что я хотел увидеть по прилету сюда. Здесь все было по-другому. И хотя картина за энергетическим куполом практически не отличалась от того, что я видел возле космопорта, я был рад, что наконец смогу узнать зачем я вообще прибыл сюда.

Дальнейший наш путь составила пешая прогулка. Света специально не вызвала дорожный транспорт, желая самой показать как вообще здесь живут люди. И что сказать, ее навыкам гида могли позавидовать даже матерые ребята из туристических компаний. Она вела меня вперед и подробно, насколько женщина могла себе позволить, рассказывала о всем, на что падал мой взгляд.

– Здесь мы проводим большую часть времени, - она указала на двухэтажное здание, похожее на сплюснутый гриб, расположившийся у самой кромки огромной траншеи, тянувшейся за пределы купола и которая когда-то видимо была руслом реки или чего-то в этом роде.
– Проводим исследования почвы, атмосферы, работаем над улучшением климата и всячески пытаемся стабилизировать почвенный состав планеты, чтобы на ней можно было хоть что-то вырастить. А вот тут...
– теперь она указывала на маленькие домики, сплошными линиями, как капиллярами, разрезавшими весь этот небольшой "район" по всей его площади, - жилые кварталы. Мы их так называем, хотя многие здесь только ночуют, а все остальное время проводят либо за рабочими местами, либо вообще селятся друг к другу.

Она говорила, но теперь уже без энтузиазма. И тому была причина. Одного лишь взгляда на эти полумертвые строения, которые наверное едва ли заполнялись наполовину, было достаточно чтобы впасть в уныние. Затем она указала на здание побольше. Оно стояло аппендиксом, поодаль от других, и было необычайно крупнее. Свет там, по словам Светланы, никогда не тух, а сам его хозяин был человеком закрытым и очень строгим, хотя его знаниям и упорству мог позавидовать любой.

– Профессор не любит, когда его беспокоят по пустякам, а пустяками он считает все, что не входит в круг его интересов. Я как-нибудь попытаюсь вас с ним познакомить, но ничего обещать не буду, сами знаете люди здесь разные.

Потом был корпус администрации. Главное здание в этом отдаленном от космопорта районе размещалось в центре и всем своим видом говорила "Я здесь главный". Тут было все: охрана, камеры, ограждение по периметру обозначенном красной пунктирной линией, переход за которую карался арестом. Здесь царила строгость и все решения, так или иначе менявшие жизнь в районе и на планете в целом, принимались именно тут.

– Вот мы и пришли.
– Светлана указала на темную дверь такого же темного одноэтажного здания.
– Здесь есть все, но без излишеств, мы ведь не на Курт-Рагиле, так что о бассейне и джакузи можете даже не спрашивать.

Я улыбнулся. Для галочки. Потом открыл дверь и шагнул во тьму. Она не последовала за мной и как тот молоденький паренек Сэм, втолкнувший меня в медицинский кабинет доктора с железной рукой, она быстро исчезла, сказав лишь то, что на следующее утро сама найдет меня и добудет пропуск в здание администрации, где мне все расскажут более подробно.

Прозвучал щелчок. Замок закрылся и я опять остался один на один с самим собой. Может это даже было и лучше. Люди утомили меня. Я не привык к такомувниманию и быстро уставал, теряя контроль над собой. Мои ноги становились слабыми, я буквально валился на землю, но все же смог дойти до кровати и присесть на ее край. Женщина не обманула - здесь действительно царила спартанская обстановка. Кровать, шкаф, небольшое отделение для санузла и кабинки для душа, кухня или что-то в этом роде здесь отсутствовала напрочь.

"Наверное боятся возгорания"- подумал я и не раздевшись завалился на бок.

Я хотел спать. Точнее не я, а мой организм. Полет в искусственном сне не дал никаких результатов. Он был подобен алкогольному угару, когда человек, пьяный вдрызг, проваливался в нечто, что нельзя было назвать сном. Скорее это был наркоз или стадия между наркозом и принудительным сном, гипнозом, когда тело больше не подчинялось его хозяину, а разум все еще мог работать.

Но здесь я был уже бессилен. Когда я почувствовал под собой мягкое одеяло, а голова невольно закатилась на квадратную серую подушку, мои силы были уже на исходе. Я уснул. Как ребенок. Тихо и спокойно.

3.

В этот день светило яркое солнце. Его желтый, почти белый, диск вращался над моей головой и любые попытки прищурив глаза посмотреть на него, заканчивались временной слепотой. Черные круги наполняли мой взгляд, я отшатывался в сторону и назад, как вампир, на которого случайно упало солнечное прикосновение, и с силой, почти до боли в веках, стал растирать своими маленькими ручками голубые глаза.

Мать была рядом. Она всегда была рядом. Куда бы я не пошел, где бы не пытался скрыться от этой вездесущей матушки, она всегда была рядом.

Ее голос был мягок и приятен на слух. Даже когда она кричала во всю силу, пытаясь окликнуть меня убегающего прочь в высокие шеренги длинной, как копья, кукурузы, ее голосок никогда не переходил на хрип. Он струной звенел у нее в груди и, вырываясь наружу, пролетал над полем, добираясь до меня куда бы я не скрылся.

Я пытался убежать от него. Убегал все дальше и дальше. Порой расстояние было таким, что самого дома и людей, с такого расстояния превратившихся в едва заметные черные точки, было уже не видать, но мой слух все равно улавливал это звонкие и такие приятные нотки ее голоска.