Я возьму тебя на руки

— Это для своих. Не для Дениса. Поставь, пожалуйста, в шкаф. Откроем, когда этой вони сигарет здесь уже не будет.

Денис мотал недовольно головой и хищно щурился.

— Нет, братан. Ты все еще не понял, что произошло.

— И что же произошло?

— Произошло то, что я вернулся. Все эти годы я был маленько занят. Я работал. Зарабатывал. Меня не было в стране. Я ездил на заработки, чтобы обеспечить малого хорошим будущим.

— Я и сам теперь обеспечу ему это будущее.

— Серьезно? — сверкнул он золотой коронкой на зубах. — Ты? Обеспечишь моего сына?

— А ты в этом сомневался?

— Да кто ты такой? Ты же никто. И звать тебя никак.

— Я бизнесмен. Владелец компании. А кто такой ты, Денис? Ты просто неудачник.

Он вскочил из-за стола и хотел меня схватить за шиворот. Но в тот момент к нам вышел Рома.

У него на плече была отцовская гитара. Он неуверенно теребил поясок, который держал музыкальный инструмент на весу. И боялся говорить с отцом. Для него этот человек был абсолютно чужим.

— П… папа?

— Ну Рома, наконец. Как же давно я ее не видел…

— Ты хотел сказать "его".

Денис посмотрел на меня и не понял.

— Чего? О чем ты говоришь, Русик?

— Ты сказал, что давно ее не видел. Но ведь Рома — парень. Может, ты и забыл, но у тебя родился сын, а не дочь. Еще десять лет назад. Забыл?

— Я ничего не забыл, браток. Я не забыл. Это ты попутал берега и зашел не в ту хату. Я тебе базарю. Скоро мы выйдем отсюда, и ты забудешь сюда дорогу. Ты больше никогда не притронешься к Томе. И уж тем более не будешь общаться с Романом. Потому что это, — показал он на испуганного мальчика, — мой сын. А эта гитара — моя гитара. — Денис встряхнул своего сына за плечи и посмотрел ему в глаза. — Скажи, ты хорошо за ней ухаживал? Мама мне сказала, что ты ее очень любишь. Что она для тебя особенная. И вы с ней проводите много времени.

Рома грешным делом решил, что речь идет о Лизе. Что горе-отец приехали и узнал, что его сын готовится пригласить на бал красивую девочку из параллельного класса. Но нет. Речь шла не о ней, не о Лизе. Этот дуралей говорила о гитаре. Всего-лишь о гитаре. Чертовой гитаре, будь она проклята трижды.

— Ты говоришь про Лизу?

Денис пожал плечами и сделал глупую физиономию.

— Кто такая Лиза? Ты ведь не рожала тут, пока меня не было, Тома? Впрочем, — насмехался он, смакуя беспомощность своей жены, — кому же ты нужна в таком состоянии? Кто тебя на койку пригласит? Разве что другой такой же инвалид?

Роме стало обидно за мать. Он стиснул зубы и спросил отца прямо:

— Зачем ты обижаешь маму? Она такого не заслуживает.

22

Руслан

Мне было очень жаль ребенка. И Тому, которая только и делала, что плакала. Сидела в углу и вытирала слезы. Понимая, как ей повезло, что она не жила все эти годы с подобным негодяем. Сомневаюсь, что наличие рядом такого мужа сильно помогло бы. Скорее напротив. Денис бы издевался над ней, водил бы домой ночных бабочек. Он бы плохо влиял на сына. Я его просто ненавижу. Мне он и раньше казался ужасной персоной. Но теперь, после ближайшего знакомства, я вдруг понял, почему Тамила так безапелляционно порвала с ним и развелась. Даже от алиментов отказалась. Он мерзавец. Он подонок. И с этим надо завязывать.

— Рома, ты пробовал на ней играть? — поинтересовался Денис. — Ты играл на моей любимой дембельской гитаре? Мама сказала, что ты научился брать аккорды. Можешь показать отцу?

При этих словах Рома инстинктивно глянул на меня.

Я не мог этого не заметить. При словах об отце он в первую очередь подумал не о Денисе. Не о том, кто его зачал много лет назад, чтобы бросить. Он подумал обо мне. Потому что мы дружили. Потому что я поддерживал его. Потому я помог ему стать более уверенным в себе. Я показал, как быть сильным и смелым. Научил его драться. Черт, да ведь это я слушал, как он играет, и нахваливал его, хлопая в ладоши. Роме не нужно одобрение отца. У него и так уже есть одобрение отца. У него есть мое одобрение.

А еще мы с ним ходим в качалку. Вместе. Это наш маленький секрет. Томе я не говорю, чтобы она не ругалась. Чтобы не говорила, что детям рано таскать железо. Я и сам прекрасно знаю, что нельзя. Именно потому пацан и не таскает железа. Роме там просто нравится. Ведь там много подтянутых качков, есть симпатичные девицы, помешанные на фитнесе. А еще есть легкие гантели для разминки — их-то я и разрешаю потаскать ребенку. Этого достаточно, чтобы как следует пропотеть и быть потом сильнее на физкультуре в школе. А потом мы принимаем душ в соседних кабинках. Как настоящие мужики — ходим, обернувшись полотенцами, в раздевалке. У нас у каждого свой шкафчик. У каждого свой фен, которым мы сушим волосы перед зеркалом. У каждого свои шлепанцы, своя сменная одежда. Свои цели посещения качалки.

Я стремлюсь поддерживать форму, чтобы Тома не видела обвисших боков. Чтобы мои руки всегда были крепкими и могли легко поднять ее, дабы усадить на переднее кресло в машине. Чтобы отнести на кровать. Или вытащить из ванны. Я стараюсь для нее. Не для себя. Для меня достаточно того, что у меня есть Тома. А еще…

А еще того, что Рома называет меня папой. Там. В качалке. Когда мы проходим фейс-контроль. И Роме делают замечание, мол, детям сюда нельзя. Рома просто оглядывается на меня — я подмигиваю — и Рома отвечает: "Это мой папа". Конечно, я рад ответить то же — "Это мой сын, все нормально".

Именно поэтому я имею больше прав называться отцом этого мальчика, нежели Денис. Этот напыщенный гастролер. Исчезнувший с радаров моряк и гастарбайтер. Который по факту бросил семью и десять лет непрерывно шлялся по миру, развлекая проституток. А должен был увидеть, как Рома делает свой первый шаг. Услышать, как он плачет, когда режутся зубы. Узнать, какое первое слово он скажет. Вдруг это "папа"?

Но нет. Это точно не его история. Его сын уж точно не сказал своим первым словом "папа". Это было что угодно. Но точно не "папа". Я уверен, что Рома произнес слово "мама". Именно мама. Потому что Тома стала для ребенка всем. Она была для него матерью, защитницей, кормилицей, его ангелом хранителем. Который днем баюкает малыша, а ночью шьет одежду и игрушки, чтобы прокормить семью.

— Хорошо, я сыграю.

Рома с опаской выдохнул и сосредоточился на гитаре.

Играть в такой напряженной обстановке ему еще не приходилось. Он играл наедине с собой. Смотря на свое отражение в зеркале. Записывая все на телефон. Он играл на гитаре мне и Томе. Он играл на гитаре для своей любимой девочки — для Лизы. Но отцу он еще не играл. И это было сложным обстоятельством. Обстановка накалилась до предела.

— Ну давай, сынок. Давай. Папа тебя слушает. Не посрами отца.

На самом деле Рома не умел играть. Мы с Томой это прекрасно знали. Но все равно усердно хлопали, потому что он ребенок. Не музыкант. Не профессионал. И даже не дембель, который оттачивал игру на этой безделушке в течение двух долгих лет в казарме. Он просто маленький мальчик, и точка. Пускай Денис только попробует остаться недоволен выступлением. Урою.

— Кхм… Хорошо, — ответил тихо Рома и взял для начала парочку простых аккордов.

Подержал пальцами здесь, провел пальцами там. А звук — он просто был. И по мне так ни Лиза, ни Тома не смогли нормально разобрать, насколько хорошо играет музыкант. А я был рад, что ребенок играет. Пускай меня всегда бесила эта гитара. Она напоминала о том, кто может однажды за ней вернуться. И вот этот день настал — он пришел за ней, но не за семьей.

— Нет-нет-нет! — завыл Денис. — Да кто же так играет вообще?! Дай сюда — ты неправильно держишь… И кто тебя учил настраивать гитару, черт возьми?! Она же нафиг расстроена! А тут струна вон перетянута! Дай!