Я выбираю счастье
Шрифт:
Шахиня обиженно отвернулась. Зато раздался другой голос.
– Вот посмотрите, - это опять взвилась Кунова Людмила.
– Эта учительница даже грамотно говорить не умеет. И это не первый случай. Почему такие люди работают в школе?
– Сею разумное, доброе, вечное, - подражая голосу Куновой, проникновенно-фальшиво проговорила Надежда.
– Вот для чего я, Людмила Яновна, работаю учителем музыки.
Кто-то опять фыркнул. Надежда упорно превращала собрание в фарс, и ей это удавалось. А как она хорошо имитировала голоса, как настоящая актриса. Скажет слово, а кажется, это не она -
– Какое тут разумное доброе, вечное? Кто его сеет? Вы сеете?- взвилась Лавдоренко, поглядывая в сторону директрисы.
– Вот три дня назад приехали представители комитета образования, уроки технологии проверяли. Надежду Дмитриевну попросили отвести их в кабинет труда. Лучше бы мы этого не делали, - Лавдоренко возмущенно закатила глаза.
– Дети там работают, ящички сколачивают. Их спросили, для чего будут служить эти ящички. Ну, дети растерялись, стали говорить кто для конфет, кто для пряников, а наша Надежда Дмитриевна говорит проверяющим: "Ха! Не знают? Для мармалада ящики!"
Грохнул откровенный смех. Заглушив слова Галины Ивановны, которая повторяла: "Вы представляете, так и сказала: для мармалада". Кунова же добавила:
– Представители комитета даже спросили, есть у Надежды Дмитриевны высшее образование?
– Поэтому, - плавно переняла эстафету Шахиня, - решение напрашивается само собой.
– Уволить Надежду Дмитриевну как несоответствующую должности. Тем более, я выяснила, что педагогического образования у неё нет. Она так и не предоставила нам ксерокопию своего диплома. Сказала только, что у неё училище за плечами. Музыкальное. Я предложила ей заочно учиться, поступить в педагогический институт. У нас в городе есть филиал. Отказалась. Даже на курсы не хочет ехать.
– Какие курсы?
– послышался возмущенный голос Марины.
– У Надежды Дмитриевны двое маленьких детей. Их куда девать?
– Я просила её принести документы на детей, но Надежда Дмитриевна и этого не сделала. Откуда мы знаем, может, придумала она про детей, чужие у неё дети живут, - отрезала директриса.
– Да как так можно говорить?
– выкрикнула подруга Надежды и обратилась с ней.
– Что ты молчишь? Да принеси ты ксерокопии свидетельств о рождении детей.
– Не понесу, - ответила Надежда.
– Это мои дети!
Чувствовалось, она разозлилась.
– Почему?
– этого многие понять не могли.
Надежда встала. Ох, зря с ней связались. Зря угрожают.
– Да потому что в нашей школе лишь один ребенок есть. Только у Татьяны Ивановны. Остальные не в счет.
Она лишь на минуту позволила чувствам возобладать над волей. Но моментально взяла себя в руки и, глядя в упор на Копеко, продекламировала:
Осел останется ослом,
Хоть ты его осыпь цветами.
Где надо действовать умом,
Он только двигает ушами.
А потом повернулась к остальным:
– И вы двигайте дальше! А я ухожу!
Надежда вышла из класса. За ней поднялись еще несколько человек. Но директриса встала в дверях, перекрыла шум своим зычным голосом:
– Голосуем еще раз. Поднимаем, поднимаем руки. Раиса Григорьевна, надеюсь, вы подумали и присоедините свой
голос к большинству.Длужевская безразлично отвернулась. Тарас Петрович, услышав последние слова, пробормотал:
– Достаточно. Пора мне брать слово, - Авдеев решительно пошел навстречу вышедшей Надежде: - Вернись!
– и вошел в кабинет.
Там сразу наступила тишина. Авдеев оглядел лица сидящих людей. Устали все. Всем хотелось домой. У многих есть дети.
– Я голосую против, - сказал он.
Все молчали. Надежда равнодушно скользнула по сидящим взглядом. Отметила победную улыбку Маринки. Авдеев медленно заговорил:
– Татьяна Ивановна, я более тридцати лет работаю в сфере образования, но не позволяю себе так отзываться об учителях. Прекратите этот фарс, пожалуйста, и дайте людям разойтись. Здесь в основном женщины, у них есть мужья, дети. Идите все домой. Никто уволен не будет. Надежда Дмитриевна!
– он повернулся к Надежде, - а вы, пожалуйста, объясните это вашим хористам, они стоят возле школы, привлекли прессу даже.
Надежда при слове пресса немного побледнела, легкое волнение скользнуло по её лицу. Директриса медленно менялась в цвете лица, сначала побледнела, потом покраснела, побагровела.
– Надежда Дмитриевна, вам понятно решение собрания?
– спросил Тарас Петрович.
– Работайте спокойно. Никто вас увольнять не будет. Да, Татьяна Ивановна, у нас в комитете все документы на детей Надежды Дмитриевны есть. Так что не надо требовать ничего. Вам всем все понятно?
Татьяна Ивановна молчала. Появление Авдеева никак не планировалось. Кто же донес?
– Понятно. Только и Любку, то есть Любовь Ивановну пусть никто не трогает, - проронила Надежда, поднимаясь и собираясь уходить.
– И так молодой девчонке отбили желание работать в школе. Я бы на её месте бежала отсюда.
– Ладно, ладно, - примиряюще произнес Тарас Петрович.
– Оставим советы в стороне. Кстати, отправьте хористов домой и вернитесь. И вас, Татьяна Ивановна, я попрошу задержаться.
Надежда вернулась через десять минут. Не одна. С ней рядом шла крупная решительная женщина и следом спешила маленькая, подвижная.
– А вот и наша пресса. Прорвались все-таки, - констатировал Авдеев. .
В кабинет входила соседка Авдеева, Мара Викторовна, мать учеников 8 и 5 классов Ильина Ильи и Романа, и Стукалова Анна Сергеевна, корреспондент местной газеты, она порой писала о школе. Весной Мара Викторовна сделала передачу о хоре школы 12, там везде на первом плане были ученики, лицо руководителя ни разу не показали крупным планом, все она была вдали, да чаще со спины и вполоборота, вместо Надежды о хоре рассказывал воспитанный, интеллигентный Владлен Григорьевич.
– Можно, я лучше уйду, - попросила Надежда.
– Не буду я общаться с прессой. Можете меня уволить, я этого не боюсь. Ребятишек только жалко, опять пойдут по подворотням.
Ильина вскинула вопросительные глаза на Авдеева.
– Вы мне обещали, - напомнила она.
– Никто уволен не будет, - ответил он, глядя на Надежду.
– Хор ваш сохранится. Кстати, в детском доме творчества открывается театральный кружок. Надежда Дмитриевна, вы обещали помочь найти руководителя. Может, сами возьметесь?