Я живу без оглядки, или Узнай тайны женской души (Терапия для одиноких сердец или Охота на мужа-3)

– Я брожу по этому дому как дурак и смотрю на те места, где мы занимались любовью, – зашептал мне на ухо Михаил и повалил меня на пол. – Я еще никогда и ни с кем так отчаянно и страстно не занимался любовью. Мы ведь любили друг друга везде, разве что только не на люстре. Под дождем, на улице, на капоте машины, в ванной, на полу и даже на унитазе. Ты помнишь? Я помню все до мельчайших подробностей… Вспоминаю каждую ночь. Я даже запил.

– Вот в том-то и дело, что ты запил. Я не могу заниматься сексом с пьяным мужчиной. Просто не могу, и все… – отбивалась я.

– Анна, с тобой невозможно быть трезвым. С тобой всегда будешь пьяным…

Я вдруг подумала о Максе, о том, что, наверное, он уже принял ванну и ужинает с женой в домашней рубашке. Она приготовила салат, пожарила картошки и вертит перед ним задницей в коротком халатике. Макс шутливо шлепает женушку по добротной заднице, называя ее ласковым прозвищем.

– Господи, как же я тебя хочу. Как хочу… – шептал Михаил и, стал расстегивать мои многочисленные пуговицы.

Я уступила, и мы занялись любовью. Мы любили друг друга бурно и отчаянно. Мы плакали, кричали, умоляли, посылали проклятия и себе, и друг другу, своей судьбе и тем, кто подтолкнул нас к тому, что мы сейчас делали.

Когда все было кончено, Макс откинулся на спину и облегченно вздохнул. Я закусила губу, чтобы не заплакать.

Глава 20

– Анька, я без тебя не могу… – сказал тихо Михаил.

– Анька, знаешь, где?

– Хорошо. Если тебе не нравится, то я буду называть тебя Анной. Только, ради бога, не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди за автографом.

– Не буду.

– И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебя Анной Петровной.

– Не буду просить, – рассмеялась я и встала с пола.

– Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-то пристала, а?

Михаил тоже встал и заправил рубашку в брюки.

– Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сто рублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.

– Ты нашла в бардачке сто рублей?

– Нашла.

– И ты хочешь мне их вернуть? – недобро усмехнулся Михаил.

– Теперь уже нет. Я их истратила.

– Истратила?

– Да.

– Да какое ты имела право тратить мои деньги? – рассмеялся Михаил, но это выглядело как-то неестественно и наигранно.

– Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублей – копейки, а уж сто рублей и подавно.

Михаил сказал:

– Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя, конечно, не затруднит, свари кофе.

– А свет можно включить?

– Конечно, включай.

Как только Михаил скрылся в дверях ванной комнаты, я быстро оделась и щелкнула выключателем. Я прошлась по комнатам и везде включила свет. Спустившись в коридор, чтобы пройти на кухню и сварить кофе, я остановилась у приоткрытой двери просторного кабинета. Недолго думая, я прошмыгнула в кабинет и включила помпезную лампу, стоящую на старинном дубовом столе. Я принялась лихорадочно открывать ящики стола и перебирать бумаги. Признаться честно, я и сама не знала, что искала, но тем не менее пыталась что-то найти… Что-то, что пролило бы свет и внесло хоть какую-то ясность.

Куча бесполезных бумаг, каких-то документов… Фотографии Жанны в ящике справа. Я внимательно посмотрела на нее и она показалась мне недалекой и глупой. Странно, и куда она могла подеваться? Такая и двух дней не протянет без своего супруга. Самостоятельной женщиной эту дамочку не назовешь. Такую на улицу нельзя, заблудится…

И тут я увидела еще одну, не цветную, но крайне любопытную фотографию. Михаил, Жанна, а между ними счастливый лжеследователь Голубев, обнимающий их обоих…

– Бог мой, это Голубев, – произнесла я словно во сне и почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. – Это он…

Я посмотрела на фотографию еще раз и ощутила, как кто-то невидимый со всей силы саданул мне под сердце. Острая боль заполнила всю левую сторону и потекла к кончикам пальцев. «Еще одна такая фотография – и можно запросто схлопотать инфаркт», – отметила я про себя и постаралась вдохнуть как можно глубже.

Будь проклят тот час, когда я согласилась приехать в проклятый дом на званый ужин в качестве «подружки по прейскуранту». Будь он проклят! Постоянные бессчетные и безуспешные попытки разобраться со всем этим дерьмом не приводят ни к какому результату.

Положив фотографию на место, я открыла последний, самый нижний ящик и увидела… пистолет. Это был мощный сорокапятикалиберный «Глок». Эта серьезная игрушка была хорошо мне знакома. Именно с такой игрушкой я снималась в одном навороченном боевике, где играла возлюбленную мафиози. Я даже помню съемочный день, когда мне выдали этот реквизит. Я настолько вошла в образ, что, взяв пистолет, почувствовала безграничную уверенность. Наверное, так бывает всегда – берешь оружие и сразу чувствуешь себя героиней. Не раздумывая, я схватила пистолет, с которым неплохо умела управляться.

– Анна, ты что-то потеряла?

Я дернулась от неожиданности и резко обернулась, спрятав за спиной пистолет.

– Что?

Михаил держал меня на прицеле. Вокруг бедер он обмотал полотенце, а в руке сжимал пистолет. Полумрак сглаживал его черты, но все же я смогла отметить, что вид у него был весьма суровый.

– Я спрашиваю, Анна, что ты делаешь в моем кабинете?

– Здесь была дверь открыта.

– А ты всегда заходишь в чужие кабинеты без спроса?

– Бывает.

– Если у тебя такое бывает, то, значит, ты или профессиональная воровка, или клептоманка.

– Я не воровка. Миш, убери пистолет. Ну что ты за спектакль устроил?

Мой голос дребезжал, как скрипучая дверь, наглядно демонстрируя, что нервы у меня на пределе.

– Я уже давно хотел поговорить с тобой, да все как-то не было удобного случая.

– А сейчас удобный случай?

– Удобный.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не воровка… – Я говорила, смотрела в безумные глаза Михаила и чувствовала, как срабатывает инстинкт опасности, который еще никогда меня не подводил. – Я просто случайно сюда заглянула…

– Зачем?

– Сама не знаю.

– Ты не знаешь, зачем зашла в чужой кабинет?

– Не знаю. Миш, убери пистолет. Еще скажи, что ты можешь меня убить…

– Я боюсь, что мне придется это сделать.

– Что?

– Что слышала.

– Не говори чепухи.

Я почувствовала, что уже не могу спокойно стоять, сдавшись на милость Михаила. Если бы он не наставил на меня пистолет, то сейчас я бы металась по комнате, заламывала руки и ругалась на весь белый свет. Но сейчас… Сейчас я понимала, что в моей ситуации самое лучшее – это не делать резких движений, да и вообще никаких движений. Я знала, что нужно только терпение, которым я всегда пользовалась в самых критических моментах своей жизни. Буря самых разнообразных эмоций трансформировалась в идеальную выдержку, и это дало мне возможность создать образ стойкой, смелой женщины.