Я знаю ночь

— Плохо, когда там пусто... Ты же человек. Но ко всему нужна еще сила воли... Как на меня слепота навалилась! Если бы сдался — раздавила. Со зрением и я любовь потерял, — Андрей наклонил голову. Потом повернулся к Бондарю:

— Спасибо, люди поддержали... Иван Васильевич Зинченко...

— Да, силу иметь не мешает, — присмирев, повторил Николай и задумчиво добавил, — как трудно счастье дается... Смешно, право. Война, а я о счастье...

— Из-за него, Коля, воюем с фашистами...

Вскоре на точке шумно отметили учреждение медали «За оборону Ленинграда». Особенно радовалась Ольга Антонова.

— Приеду домой, — говорила она, — вся деревня завидовать будет. Защитница Ленинграда. Вот!

И еще одно событие взбудоражило бойцов. Случилось это в морозную январскую ночь. Бойков дежурил на звукоулавливателе. Когда направил трубы на северовосток, услыхал долгий тревожный гул. Содрогался воздух и доносилось монотонное басовое урчание, словно за сотни километров от позиции происходило смещение земли. Она трескалась и с грохотом проваливалась в пропасть. Днем гул притих, будто удалился. В сторону Ладожского озера беспрерывно летели наши самолеты. Бойцы поняли — в том районе началось наступление советских войск.

— Пошли!

— А мы, что куры на насесте, — буркнул Бондарь.

Но долго сидеть не пришлось. Враг решил мстить Ленинграду за поражение в районе Шлиссельбурга. Там войска Ленинградского фронта форсировали Неву, вышли к Синявино и соединились с Волховским фронтом.

Фашисты летали на город одиночками и небольшими группами. Беспрерывно, методически. Ночью во время дежурства руки и лицо немилосердно жег мороз. Бойков и в минуты затишья не покидал сиденья. Он осунулся, похудел, стал разговорчивее. Вот и сейчас ему хотелось поговорить с Бондарем. В который раз поделиться радостью: ведь прорвали блокаду.

Руки заученно поворачивают маховик. В наушниках — тишина. Но что это? Далеко-далеко зашелестел звук. Андрей насторожился.

Гул вихлял из стороны в сторону, то забирался вверх, то шел прямо. Поворачивал назад и на миг исчезал. Но вот снова комариное гудение в левом ухе. Бойков стал делать «затылочное равновесие». Тот же самый звук. «Чего он кружит?» Андрей поморщился от неприятного назойливого ощущения в затылке.

Облака плыли быстро. Иногда в трубы врывался ветер. Его завывания мешали наблюдать за далекой целью. Николай поглядывал на небо. В просвете показывались одинокие звезды. В затылке гудело от моторов уже нескольких самолетов. Доложили о цели. Выстрелил прожектор. Луч уперся в тучу и беспомощно затрепыхал на ней. Потом сунулся вправо и погас. Тотчас захлопали выстрелы зениток: батареи ставили заградительный огонь. Бойков слышал в наушниках свист и разрывы снарядов. Все представлялось стеной, о которую бьются немецкие самолеты. Не слышал, как Бондарь выдохнул:

— Идет на нас...

Горящий самолет летел в сторону позиции.

Готовчиков увидел вверху маленькое белое пятно и скомандовал осветить. На экране темного неба вспыхнул серебряный пятачок парашюта. Его сносило в сторону позиции. Стрельба прекратилась. В небе шуршали тучи. Тысячи глаз бойцов и ленинградцев следили за спускающимся летчиком. Фалькова передала приказ с КП роты:

— Готовчикову взять немца!

Бондарь, Готовчиков и Коляда с карабинами наперевес, проваливаясь в снегу, побежали навстречу парашютисту. Он спускался все ниже и ниже. Луч прожектора уже состриг верхушки деревьев и кустов. Летчик опустился на поле в ста метрах от позиции. Раздались выстрелы.

Через полчаса пленного ввели в землянку. Вошел Андрей. У немецкого летчика округлились глаза. Человек в синих очках и с палкой в руках, мелко переставляя ноги, подошел к нему. Следом шла Ирина Фалькова... Бойков нащупал столб, подпиравший накат землянки, и прислонился к нему. Стоял молча и глубоко дышал. Летчик отшатнулся к столу. Ему померещилось, что в неярком свете коптилки за синими очками сверкнули гневные глаза советского солдата. Тогда он перевел взгляд на Ирину и увидел подчеркнутое бегающим пламенем, красивое женское лицо.

— Майн гот, — прошептал немец сухими губами.

В его глазах стоял испуг и удивление. О чем подумал чужой человек, пленный враг? Может быть, о суде, который совершит сейчас людская совесть устами слепого солдата и молодой женщины.

Дверь землянки с шумом открылась. На пороге показался Зинченко. За ним вошли майор и переводчик. Пленный сразу обрел спокойствие, отвечал подчеркнуто вежливо. Он командир бомбардировщика «хейнкель-III». Обер-лейтенант Крюгер. Бомбил Париж и Лондон. Пять раз летал на Ленинград. Да, сейчас летают одиночками и на большой высоте. Зенитная артиллерия стреляет очень метко. Особенно трудным считается сектор, где сбили его сегодня. Этот участок старались обходить.

Полковник обвел взглядом присутствующих, остановился на Андрее Бойкове. Попросил переводчика:

— Передайте: этот человек стоял на посту.

— Слепой?!—не поверил офицер.

— Сомневаешься? — зло спросил Андрей. — Да, слепой. Ты летал над Европой. Убивал женщин и детей. Прорывался к Ленинграду. Бросал бомбы в меня... Я не вижу тебя, но знаю, кто ты...

Андрей передохнул. Обер-лейтенант наклонился, обхватив голову руками.

— Я сильнее тебя...

Андрею было трудно говорить. Слова теснились в груди. Он не мог высказать их так, как они складывались в голове. «Ты носил на крыльях самолета мрак... Мы развеяли его. Это только начало...»

Бойков слышал дыхание врага, силился представить его. А перед ним вставал мост и мертвый человек. Он видел рухнувшие стены и слышал стон маленькой девочки под развалинами. Ему чудился тревожный голос

Веры Тихоновой и оживали мужественные слова Люды Петровой. Он ощущал теплоту заботливых рук, познавшей безысходное горе, своей соседки Марии Павловны и слышал горький вопрос Бондаря: «А как же любовь?..»

Ему показалось, что он снова восходит на большую гору. Перед ним открывается необъятный простор. Он прозрел и видит землю. И везде — у деревень и сел, на лесных полянах и в степных краях — могильные холмы. Над одними возвышаются деревянные кресты. Это нашли свой конец черные солдаты фашистской армии. Другие увенчаны пятиконечными звездочками. Под ними спят воины великой армии свободы. А вокруг, куда ни кинешь взгляд, стоят с непокрытыми головами миллионы людей. И он обращается к ним:

— Братья, не дайте повториться этому!