Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
Ой, неудобно вышло.
— Это всего лишь словесный оборот.
— Нет, Сань, ты не понимаешь, — вздыхает Саша. — Мне для того чтобы с ними увидеться, не просто сюда прилететь надо. Еще нужно у тебя разрешение спросить, могу ли я их забрать или хотя бы встретиться.
— Это называется договариваться.
— Серьезно? Договоренность подразумевает равенство мнений. А в нашем случае ты все за всех решила, а потом благосклонно пришла к тому, что не будешь препятствовать нашему общению.
Ну, если смотреть на ситуации так, то да, конечно, получается паршивенько. Словно, я детей узурпировала, но ведь
— Я не могла находиться там, — очень тихо говорю. Хочу ему объяснить, но звучит так, будто я оправдываюсь. — Если бы осталась дома, то просто бы сошла с ума, там все напоминало о тебе и о том, что случилось. Это было слишком… больно. Мне нужно было вырваться из дома, иначе бы на дно ушла, и их бы с собой утащила. Я почти сутки из спальни выйти не могла. Ты ушел, а я осталась там… Дышать не знала как. Да и следующие три дня не лучше было. Стасу с Дамиром пришлось все на себя брать. Мне надо было уехать и детей увезти, иначе я бы только извела их своим отчаяньем.
Саша нервно сглатывает и смотрит на меня своими темнючими глазами, в которых я теперь четко вижу вину. Может осознавать что начал наконец-то?
— Мне нужно было уехать, — уже более твердо повторяю я.
— Знаю, — соглашается он. — Иначе бы так просто вас не отпустил.
— А ты отпустил?
— Вы же все еще здесь. Поверь мне, если б не понимал, что так тебе сейчас надо, давно нашел бы способ вас в Москву затащить.
— Интересно знать как?
— Тебе бы не понравилось, — криво ухмыляется Саша каким-то своим мыслям. — Сань, я умею быть и жестким, и жестоким. Просто это никогда тебя не касалось. Ты увезла детей без моего согласия, поселила их в двух комнатах, еще и безработная на тот момент была. Поверь мне, я сумел бы отстоять место проживания детей со мной.
Я резко торможу, не веря своим ушам.
— Место проживания?!
Саша тоже останавливается и оборачивается ко мне.
— Это сослагательное наклонение. Смог БЫ.
— То есть ты БЫ мог попробовать отнять у меня детей?!
Я смотрю на его синяк, и жалею лишь о том, что не я его поставила. Хотя, еще не все потеряно, есть же вторая щека.
— Я этого не говорил.
— Но намекал!
— Да хватит во мне уже угрозу видеть! Не собирался я с тобой из-за детей воевать. Наоборот уже десять минут пытаюсь тебе сказать, что понял, почему ты уехала. Не сразу, но понял. Просто это не так легко принять. Сначала все-таки взбесился. Но заметь, даже тогда не пытался ничего такого предпринять.
— Мне может быть тебе еще и спасибо сказать?! Теперь ты говоришь, что смилостивился, и разрешил мне, остаться с детьми.
— Ага, то есть тебе это тоже не нравится? Теперь представляешь какого мне?
Разворачиваюсь и иду в обратном направлении, гневно размахивая руками. Внутри меня все так и клокочет от негодования. А потом меня резко дергает назад, это Саша перехватил меня рукой за живот. Я со психу начинаю отбиваться, но он кажется, этого не замечает.
— Хватит уже убегать от меня! Не собираюсь я с тобой детей делить! Даже если бы ты с их помощью меня наказать пыталась, или манипулировать, я бы все равно с вами так не поступил.
Его слова не сразу доходят до моего разъяренного разума.
— Тогда зачем ты мне говоришь все это?!
— Да что б ты поняла, что я тебе не враг. Что хватит уже
от меня подвоха ждать. Что это в конце концов и мои дети! И я имею на них все права! — по-моему мой псих передается и ему.— Да я это и не оспариваю!
— Не оспариваешь! Только каждый раз смотришь на меня с подозрением, куда я их повел и что я с ними делал. Странно, что инструкции не выдаешь.
Я неприятно морщусь. Но Саша по-своему это трактует.
— А так хочется, правда? — с сарказмом спрашивает он.
— Откуда все эти мысли?! О чем мы сейчас вообще спорим. Я никогда не оспаривала твое право на них…
— Ты просто в один момент стала считать их исключительно своими…
— Не правда. Я наоборот пыталась всегда наводить мосты между вами. Вспомни, это я Стаса успокаивала, убеждала, что ты все еще любишь!
— Вот теперь вспомни, ради кого ты это делала?! Просто ты решила, что твоим детям нужен отец, и пыталась как-то сохранить связь между нами, ради них.
— А ради кого я должна была это делать? Ради тебя что ли? — звучит, конечно, жестоко, но он сам напросился.
Саша почти взрывается, вижу, как у него зашевелились желваки на лице, сжимаются кулаки. Кажется, мой удар пришелся по цели. Но к его чести он неведомым мне образом сдерживается, делает пару глубоких вдохов, а потом через чур ровным тоном говорит мне:
— Ничего ты не должна. Только помни, что я их отец. Я сам разберусь с ними, даже если пока не все так гладко. Найду к ним дороги, чего бы мне это не стоило. А теперь выдохни, и пошли, мы еще план минимум на сегодня не выполнили.
— По-моему как раз-то даже перевыполнили. Опять ругаться? Уволь.
— Саня. Мы ругаемся потому что не хрена не понимаем, что творится в голове друг у друга. Поэтому нам надо продолжить разговаривать… ну или ругаться. В любом случае, это лучше, чем молчать.
Он протягивает мне руку, но я стою, не шевелясь, скрестив свои руки на груди.
— Александра! Клянусь, это последний раз, когда я пытаюсь искать пути к тебе. Другого шанса у нас уже не будет.
Я еще какое-то время решаюсь, а потом все-таки вкладываю свою ладонь в его руку. Так мы и идем дальше, держась за руки. И это странно, потому что это ни разу не жест близости или теплоты. Скорее уж попытка, в конец не потерять друг друга.
Он приводит меня к школе.
— Издеваешься?
— Ни разу. Пошли, мы продолжаем нашу историю.
— Да поздно уже, школа давно закрыта.
— Ну и что. Что мы с тобой безрукие?
Я не успеваю возразить, как Саша поднимаем меня на ограду. Автоматические хватаюсь за край и перекидываю ногу. Я сижу на заборе, а Саша тут же подтягивается на руках, переваливается через ограждения и спрыгивает на ноги. А потом протягивает руки мне. Я перекидываю вторую ногу и ныряю прямо ему в объятия.
На улице сумерки, чему я несказанно рада. Может быть мне повезет, и никто из моих учеников не увидит, как неадекватная англичанка лазит через заборы на работу в компании бородатого мужика?
Саша ведет нас в обход главного хода, вдоль боковой стороны, и останавливается под окнами одного из кабинетов.
— И что дальше, окна бить будем? — не упускаю я возможности съязвить.
Чернов бросает на меня раздраженный взгляд, а потом хорошенько толкает створку окна над нами, и оно открывается.