Ячейка

— Осколки все еще у тебя? — спросил Логир.

— Я… начал Пардью. — Человек умер, — сказал он наконец.

— Ты знаешь правила, — сказал Логир. — Мы передаем информацию тебе, ты передаешь ее мальчику…

— И его могут убить, — возразил Пардью. — Это неприемлемо, только не сейчас.

Логир отвернулся от священника и присел, достав из ножен, спрятанных в аугметической голени, стилет. С виду небрежным жестом он подал сигнал, надеясь, что священник поймет. Рабочий что-то услышал. Противник близко.

Пардью бросился налево, за спину Логира, нащупывая путь вдоль стены в самый темный закоулок длинного складского помещения, стараясь не поворачиваться спиной. Он присел на корточки в углу, когда почувствовал, как что-то коснулось его руки. Протянув руку, он взял маленькую холодную рукоятку пистолета, который передал ему Логир. Глаза Пардью привыкли к темноте, и он смог разглядеть Логира, поднявшего наизготовку лазган; стилет был примкнут к лазгану, как штык.

Священник посмотрел на пистолет в своей руке. Пистолет был маленьким, аккуратным и хорошо вычищенным — оборонительное оружие, полезное в ближнем бою.

Послышался глухой удар и гул горящей огнесмеси, помещение осветилось красно-оранжевым пламенем огнемета. Но Пардью все еще не видел врага. Он заметил, как Логир бросился к входу и выстрелил в узкий проем между поврежденными стенными панелями, где никогда не было двери. Какофония снаружи вдруг распалась в разуме Пардью на отдельные звуки, ясные и отчетливые: топот ботинок по земляному полу, щелчок спускового крючка, медленный выдох прицеливающегося стрелка, звук механизма подачи патронов уродливого автогана, хриплое неровное дыхание врага.

«Враг», подумал Пардью. «Один враг».

Он сделал несколько неловких шагов, пригнувшись к земле, и положил руку на спину Логира.

Крак! Крак! Логир выстрелил в пролом еще два раза, с пласкритовых стен посыпалась древняя пыль, со звуком, похожим на шум сыпавшегося песка.

Пардью протянул руку через плечо Логира, чтобы рабочий мог видеть его жесты не оборачиваясь. Священник указал одним пальцем на пролом в стене, и поднял этот палец вертикально перед грудью Логира. Между их позицией и позицией противника не было линии прямой видимости. Их было двое, а противник один.

Швуум! Комната снова осветилась огнем. Но пламя огнемета не подожгло ничего, а лишь опалило земляной пол. Частицы земли запеклись и раскалились докрасна, но Пардью и Логир были вне досягаемости, а больше гореть там было нечему.

Крак! Крак! — ответил огнем Логир.

Пардью досчитал до трех, поднялся в полный рост и бросился к правой стороне пролома, сжимая в обеих руках пистолет Логира. Логир последовал за ним и вырвался вперед, пока Пардью обстреливал пролом из пистолета, не пытаясь приблизиться к врагу.

Когда Логир шагнул в пролом и повернулся, то оказался лицом к лицу с противником — на расстоянии менее метра, глядя прямо в налитые кровью и заплывшие гноем глаза застигнутого врасплох врага. На лице этого не было маски. Он нес огнемет на спине, держа его ствол под мышкой, и пытался поднять для выстрела автоган. Его торс был голым, серая кожа скользкой от пота, множество язв и нарывов окружали разъемы, вживленные высоко по обеим сторонам груди. Логир смотрел на него лишь долю секунды. Он не стал стрелять.

Пардью слышал, как штык-стилет вошел в плоть врага, еще раз и еще раз. Он услышал сырой звук вскрытой брюшной полости и глухой стук падающего тела.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Логир, шагнув в пролом.

Пардью без раздумий последовал за ним.

— Я могу тебе доверять? — спросил Пардью, когда они покинули тот район и укрылись в комнате в каком-то жилом здании; он не знал, где именно.

Логир рассмеялся.

— Мы давно забыли о доверии, священник, — сказал он. — Ты не знаешь моего имени, а я не знаю твоего, но у нас есть общее дело.

— Я не хочу передавать осколки мальчику, слишком большой риск, что его убьют, — сказал Пардью.

— Тогда ты должен быть готов доставить их сам, — ответил рабочий. — Будь я проклят, если возьму их у тебя после этой неудачи.

— Оккупанты повсюду, — произнес Пардью.

— Они повсюду там, где ты, — сказал Логир. — Ты не передал осколки из-за них, а этой ночью они опять знали, где ты. Я прекращаю операцию и лягу на дно. Откуда я могу знать, что они не следят за тобой? Откуда мне знать, что ты не предатель?

— Я сделаю это, — упрямо процедил священник сквозь зубы.

— Это не игра, — сказал Логир, вставая, чтобы взять тарелку у невысокой стройной женщины, работавшей у старинной печи в другом углу комнаты — слишком близко, чтобы не слышать разговор между ними.

— Ей можно доверять? — спросил Пардью, указав на женщину.

Логир снова рассмеялся.

— Мы знаем, ты пытался привести его в сознание, — сказал он.

— Что за… — начал Пардью.

— Как я говорил, это не игра, — устало сказал Логир. — Ты слишком промедлил. За тобой следили, и теперь мальчик вышел из операции.

— Я доставлю осколки, — заявил Пардью.

— Это трудно, — сказал Логир. — И крайне, критически важно. То, что случится потом, может изменить все. Мне приказано говорить тебе лишь то, что тебе необходимо знать.

— Я не хочу знать, — ответил айятани. — Я хочу лишь внести свой вклад.

— Да, но тебе нужно это знать. Мы хорошо организованы, действуем эффективно и не теряем людей зря. Босс послал меня к тебе, потому что не было другого выбора. Нам нужны союзники в улье, вооруженные и готовые действовать, и нам нужно безопасное место, чтобы переправить…

— Переправить что? — спросил Пардью.

— Ты, наверное, слышал… мы еще можем выиграть эту войну. Мы лишь должны быть готовы, когда… — Логир не договорил.

— Магистр Войны… — начал Пардью, но рабочий прервал его.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Но ты должен знать, что это крайне важно. Нам известно, что происходят утечки информации, что это работа предателя. Но мы не знаем, кто предатель.

— А осколки? — спросил священник.

— Указатели направления, — ответил Логир, — к тайнику. Нам нужно переправить оружие отсюда, в другую ячейку. Но они должны доказать, на что они способны, прежде чем мы начнем перевозку… Мы не сможем увезти его далеко.