Якорь спасения

Хотя Меточка от природы не робкого десятка и собой владеть умеет на зависть многим, но на этот раз и она едва удержалась на ногах. И не удержалась бы, если бы в последний момент не прислонилась к стене. А прислонившись, тут же с самой искренней болью воскликнула:

– Какой ужас! Какой ужас!

Услышав этот возглас, острохарактерная Пикеева с гордо поднятой головой удалилась, наслаждаясь произведенным эффектом. Ее тешила надежда, что раз покончено с Акимом Востроносовым, то тем самым будет покончено и с Меточкой, которую она считала, как, впрочем, и всех остальных молодых актрис, кроме, разумеется, себя, выскочками и полными ничтожествами.

Наблюдавший эту сцену зорким глазом постановщик картины Гавриил Запылаев, а у режиссера иным глаз и не может быть, великолепно понимавший смысл происходящего, его-то никакими улыбочками не проведешь, поспешил на выручку бедной Меточке.

– И ты поверила этой сороке?!
– возмутился он.
– Никто же ни единому слову насчет Акима не верит, ну ни на вот столечко. Все возмущены!

– Значит, все уже знают?
– простонала Мета.

– Кто сказал все?
– поспешил дать задний ход режиссер.
– Все возмущаются, негодуют.

Но Мета уже сообразила, что произошло.

Мышление Металлины отличалось рационалистической трезвостью, она решительно отбросила вопросы, на которые невозможно получить ответ, и сосредоточилась на главном: Аким не гений. Возможно, в жизни все возможно.

Если говорить откровенно, она насчет гениальности Акима искренне сомневалась с самого начала. Был период даже полного разочарования. Однажды она даже поделилась сомнениями в правильности сделанного выбора с давней подружкой Машей Варежкиной, тоже актрисой, но так и застрявшей во вспомогательном составе. Та, выслушав Металлину, ласково проговорила:

– Дурочка, все говорят, что он гений, а ты засомневалась. Ты что, умнее всех? Бросишь, живо подберут. Гении на дороге не валяются.

– Понимаешь, - слабо возразила Металлина, - жидковатый он какой-то.

– Еще раз дура, - отрезала Маша.
– Ты просто к нему привыкла. Помнишь: "Лицом к лицу, лица не разглядеть. Большое видится на расстоянии".

Доводы Маши Варежкиной показались Металлине убедительными, и она примирилась, даже увидела несомненные выгоды своего положения.

Теперь же эта злыдень Златка Пикеева... В критических ситуациях Металлина действовала особенно активно. Она схватила такси и поехала домой.

– Аким, ты не гений, - сообщила ледяным тоном супруга, едва переступив порог.

– Ну и что?
– бессмысленно ухмыльнулся Аким.

– Нет, ты не понимаешь, о чем идет речь.

– Не понимаю, - согласился Аким.

– Так пойми! Это же очень и очень серьезно.

– Дуся моя, может быть, только один я и знаю, насколько это серьезно и... и...
– Он мучительно подыскивал нужное слово, которое вертелось и никак не давалось, наконец ухватил его и с отчаянием выкрикнул: - И трагично!

Металлина раздраженно разорвала пачку сигарет и закурила. Нервно выпустила дым из ноздрей и выпалила:

– Ах, не паясничай!

– А я и не паясничаю. Вот, Артурка предлагает делать вместе балет по новой моей повести, а мне хочется сесть за роман. Пора бы замахнуться на роман. Социальный, проблемный и немножечко авантюрный. И обязательно значительный! Чтобы разом смолкли все эти толки - гений не гений. Да какое это, черт возьми, имеет значение! Писать хочется, аж пятки чешутся. Веришь ли, покоя нет, так хочется писать.

– Аким тяжко вздохнул и грустно выдохнул: - А писать не о чем. Вот это и есть самый верный признак того, что я не гений.

– Что ты мелешь, ну что ты мелешь?
– возмутилась Металлина.
– При чем тут это? Писать всегда есть о чем, надо только засадить себя за стол. Дружков-подлипал к чертовой матери. Но я сейчас не об этом.
– Перевела дух и внушительно продолжила: - Слушай внимательно, что я тебе скажу. Все говорят, что ты не гений, что ты творчески несостоятелен.

– Ну и черт с ними. Пусть говорят, пусть болтают, кому охота. Людям трепаться свойственно.

– Все же смеются: до сих пор на всех перекрестках трещали - гений, гений, а теперь кричат - пустышка!

– Ну и пусть. Никто не знает, какая это тяжелая, невыносимо тяжелая обязанность ходить в гениях. Побыли бы в моей шкуре. Куда лучше быть Кавалергардовым. Он не гений. И никто от него не требует, чтобы он создал что-нибудь непременно гениальное. И ему хорошо. Как говорится, не дует. А власти, благ - на полдюжины гениев хватит.
– Аким тяжко вздохнул, пристально посмотрел мутноватым взглядом на жену и продолжил: - Нам с тобой, кроха моя, если разобраться, то и не слишком чтобы плохо. Нет, не так и плохо. Грех жаловаться. Но кое-кому, от кого ничего особенного не требуют, куда лучше. Так-то.

– Ты все не о том, - недовольно передернула плечиками Металлина.

– Может, и не о том.
– Аким попытался подняться с дивана, но при этом его качнуло, и он взмолился: - Дай чего-нибудь хлебнуть. Холодненького.

Металлина отправилась на кухню и вернулась со стаканом холодного сока. Аким выпил с наслаждением и почувствовал себя лучше.

– Эту приятную новость я узнала на студии. А что теперь всюду о тебе судачат? Только представь.

– В самом деле. Кто же это осмеливается во всеуслышание утверждать, что я не гений? Какие у них основания?..
– В голосе Востроносова зазвучало возмущение.

Металлина ледяным тоном пересказала то, что довелось услышать от Златы Пикеевой насчет неисправности машины. И это вдруг привело Акима в ярость. Он понимал, что хотя гением быть хлопотно, но быть негением все же много хуже. Начал бушевать, сыпать по адресу своих врагов угрозами.

– Что ты разбушевался, громовержец?
– прервала его супруга.
– Жизнь не терпит театральных жестов. Действовать надо.

– Как, что делать?
– сразу сник Аким.

– Звони Кавалергардову. Ему наверняка известно больше, чем нам с тобой, и он лучше знает, как держать себя, у кого искать защиты.

Востроносов схватил трубку, но Металлина его остановила.

– Подожди. Подумаем, как вести разговор. Может, еще все брехня.

– Конечно, брехня, - обрадовался благоприятному предположению Аким.

– А если не брехня? Дыма без огня не бывает.
– Взгляд Меточки стал жестким, злым. Востроносов не раз натыкался на такой взгляд, и каждый раз ему от этого делалось не по себе.

– Меточка, ведь это же клевета, очередная выходка завистников. Помнишь, я тебе читал из Золя, который признавался, что ему каждое утро приходится глотать жабу, подбрасываемую недоброжелателями. Так вот, это моя жаба.