Яков Брюс

Война уже надоела Петру; он столько же желал и даже нуждался в мире, сколько и Швеция; хотя материальные средства России еще далеко не были истощены, но у великого преобразователя в уме родились уже другие планы и взор его уже обращен был в другую сторону. Чтобы поскорее закончить переговоры, он решился даже не стоять за Выборг, или за округ его, и отправил в Ништадт третьего уполномоченного — Ягужинского, с новыми инструкциями, по которым должен был уступить Выборг.

Но выборгский комендант Шувалов проведал об этом намерении и известил о нем Остермана. Чтобы удержать за Россией округ, такой важный для безопасности Петербурга, и чтобы окончить самому мирные переговоры со шведами без вмешательства третьего лица, Остерман решился употребить отчаянную хитрость. Ему известно было, что шведы не будут стоять за Выборг, если их хорошенько притеснить; он объявил им, что получил от царя указ, или окончить мирные переговоры в 24 часа, или окончательно прервать их, и тогда военные действия начнутся вновь. Хитрость вполне удалась: шведские представители, испугавшись того, что все труды для достижения мира пропадут даром, отступились от выборгского округа и от многих других требований, на которые русские уже готовы были согласиться, подписали прелиминарный мирный договор 30 августа 1721 года и разменялись грамотами с русскими.

Отправив Ягужинского, Петр уже освоился с мыслью об уступке Выборга и 3 сентября отправился туда, чтобы лично осмотреть новые границы, которые намеревался назначить. Он находился на Лисьем Носу в своем загородном доме в Дубках, так прозванном по дубовой рощице, посаженной самим Петром. Здесь он встретил капрала гвардии Обрезкова, скакавшего к нему из Ништадта с радостной вестью о заключении мира. Царь, не подозревая содержание пакета, распечатывает и читает письмо Остермана, который извещает о заключении мира и извиняется, что посылает подлинный трактат, только что подписанный, перевесть который не успел и спешит уведомить царя, чтобы кто-нибудь другой не проведал о мире раньше. Так как мир состоялся не на тех условиях, на каких царь намеревался заключить его, то для яснейшего уразумения дела прилагалось краткое извлечение из статей мирного договора. В конце письма Брюс и Остерман поздравляли царя со счастливым окончанием долгой и изнурительной войны, в которой он высказал столько твердости, храбрости и понес столько трудов. Подписались «Вашего царского величества всенижайшие рабы — Яков Брюс, Андрей Остерман. Августа 30 дня в четвертом часу пополудни».

Подписание Ништадтского договора широко отмечалось Петром I, который веселился со своей всегдашней изобретательностью; пиры следовали за пирами. 5 сентября праздновали именины царевны Елизаветы Петровны большим катанием по Неве, роскошным обедом и балом, данным в почтовом доме. 10 сентября начался большой уличный маскарад на тысячу человек, продолжавшийся целую неделю. Самый замечательный по своему богатству костюм был во время этого карнавала на князе-кесаре Ромодановском. Он ехал на древней колеснице, в одежде древних царей. Длинная и широкая мантия его была подбита горностаем, на голове — богатая корона, усыпанная драгоценными камнями, в руках он держал скипетр, тоже украшенный бриллиантами. Князь Меншиков был в простом и скромном костюме гамбургского бургомистра. На герцоге Голштинском был розовый атласный кафтан, обложенный золотыми галунами, за ним была свита, щегольски и роскошно одетая.

Первое же место в этом маскараде занимала фигура бога Вакха. У него на плечи была наброшена тигровая шкура, а в руках он держал виноградную лозу со зрелыми кистями. Многие были наряжены страусами, петухами и журавлями. Два крошечных карлика с подвязанными по колена бородами на веревке вели двух великанов, одетых, как одевают маленьких детей, когда они начинают ходить. Несколько человек с длинными пушистыми бородами в парчовых костюмах древних русских бояр, в высоких собольих шапках, ехали верхом на живых медведях. Царский шут был зашит в медвежью шкуру; и он подражал движениям настоящего медведя. Его везли в большой клетке. Он был так естествен, что все думали, что это настоящий медведь, но он неожиданно выскочил из клетки, подбежал к настоящему медведю, вскочил к нему на спину и поехал дальше очень торжественно; только после этого все убедились, что один из медведей поддельный, а другой настоящий.

За маскарадом шли другие увеселения: звериная травля, прогулка маскированных по городу, балы и вечеринки у знатнейших лиц Петербурга. Петр веселился, как юноша, он пел и плясал не только на полу, но на столах и скамьях.

21 октября, перед днем вторичного церковного торжества, Петр приехал в Сенат и объявил, что в знак благодарности за милосердие Божие, выразившееся счастливым миром, он прощает всех преступников, осужденных на смертную казнь или к ссылке, кроме отъявленных разбойников, уже попадавшихся в нескольких убийствах. Царь простил всех государственных должников, освободив их от долга и из-под стражи, сложил все недоимки, накопившиеся с начала войны до 1718 года.

В этот день Сенат принял решение объявить Петра I Императором, Отцом Отечества и Великим. Россия с этого дня провозглашалась империей.

На следующий день, во время торжественной благодарственной церковной службы Феофан Прокопович читал большую проповедь, в которой называл Петра Отцом Отечества, Великим и Императором. Затем канцлер граф Г. И. Головкин произнес речь, в которой показал заслуги Петра, от имени всего русского народа, Синода и Сената просил его принять титул Отца Отечества, Петра Великого и Императора Всероссийского. Сначала Петр не соглашался принять этот титул, но сенаторы и все присутствующие громко три раза прокричали: виват! В церкви и вне ее народ повторил троекратно виват!

Трубы, литавры и барабаны загремели, и беглый огонь стоявших на площади войск поддержал общее восторженное настроение; с крепости, кораблей и галер, пришедших из Финляндии, раздавался гром пушечных выстрелов.

После молебна Петр отправился в Сенат. Здесь герцог Голштинский и все иностранные министры поздравили его; император объявил щедрые награды всем отличившимся в войне. После этого сели за стол, накрытый на тысячу человек. Для народа был приготовлен жареный бык целиком, начиненный дичью и домашней птицей, и были поставлены чаны с белым и красным вином. Вечером были бал и фейерверк. Балы и фейерверки продолжались и в следующие дни.

Подобные же мероприятия проводились и в Москве. Из Петербурга туда была отправлена гвардия для проведения торжеств. 10 декабря и Петр отправился туда со своим двором и приближенными. Московские торжества нисколько не уступали петербургским ни своим разнообразием, ни пышностью, ни изобретательной игривостью.

Через десять дней после праздника в честь Ништадтского мира внимание царя к Брюсу выразилось особенно ярко на свадьбе князя Репнина, в описании которой от 1 ноября очевидец, голштинский камер-юнкер Берхгольц, писал:

«Император сидел недалеко от входных дверей, но так, что мог видеть танцевавших; около него сидели все вельможи, но его величество большею частию разговаривал с генерал-фельдцейхмейстером Брюсом, сидевшим подле него с левой стороны». Это показатель возросшего авторитета и влияния Брюса, которое особенно ярко проявилось, по мнению М. Д. Хмырова, в процессе вице-канцлера Шафирова с обер-прокурором Скорняковым-Писаревым, дело которых рассматривалось на заседании Сената 31 октября 1722 года. Брюс вместе с Меншиковым и Головкиным ушел из зала заседания, сказав, по словам донесения Меншикова царю, что «когда в сенате обер-прокурор вор (так обозвал Скорнякова Шафиров), то как нам дела при том отправлять?», а 8 января 1723 года он же граф Брюс, как сенатор, «обеим сторонам не подозрительный», был назначен первым членом комиссии Верховного генерального суда и в этом качестве вместе с Матвеевым и Мусиным-Пушкиным задавал вопросы Меншикову, явившемуся ответчиком по делу Шафирова.

В результате следствия Шафиров был осужден на смертную казнь.

Во время исполнения приговора ему была объявлена замена смертной казни вечной ссылкой с лишением чинов и имущества.

Народные легенды о Брюсе, собранные Е. З. Барановым

Как Брюс с царем поссорился (продолжение)

А царь все-таки думал, что Брюс проснется и придет прощения у него просить. Вот он сам к нему направляется. А Брюс забрал с собой свои книги, бумаги, подзорные трубы и все свои причиндалы, которые нужны по его науке, и сел в свой воздушный корабль. А у него такой корабль был, вроде как теперь аэропланы… Ну, сел в этот корабль. А Петр бежит и кричит:

— Стой, Брюс!

Только Брюс не послушал, надавил кнопку, корабль и поднялся. Взяло тут Петра большое зло, выхватил он пистолет — бабах! В Брюса… Но только пуля отскочила от Брюса и чуть самого царя не убила. А Брюс кричит с корабля:

— Ваши пули для нас ничего, а вот от наших, говорит, мыслей вы покоробитесь!

И взвился корабль его птицей. А народ собрался, смотрит и крестится:

— Слава тебе, Господи, — говорит. — Унесли черти Брюса от нас.