Ямщик, не гони лошадей

ПИТЕР. А в Альпах?

ДЖИНН. Что в Альпах?

ПИТЕР. У вас есть один человек в Альпах. Его зовут Петя. Вы могли бы бросить белые ночи ради белых вершин?

ДЖИНН. Сначала я должна сдать экзамен. По марксизму-ленинизму.

ПИТЕР. Он вам там не понадобится.

ДЖИНН. А что понадобится в ваших горах?

ПИТЕР. Любовь и веселье. Все остальное там есть.

ДЖИНН. Я еще не сдала экзамен ни по тому, ни по другому.

ПИТЕР. Горы примут вас без экзамена…

ДЖИНН. Они добрые, ваши горы.

ПИТЕР. Да, я их люблю… Мы будем гулять по альпийским долинам, есть свежий сыр за дубовым столом деревенской харчевни, пить «Сан-Сафрэн», и я вам буду играть на рожке и петь наши песни.

ДЖИНН. Спойте, а?

ПИТЕР. Прямо сейчас?

ДЖИНН. Ну, конечно!

И ПИТЕР запел. И она захохотала. И влюбленно смотрела на него.

ПИТЕР. Вам нравится?

ДЖИНН. Очень.

ПИТЕР. А вы? Что споете вы?

ДЖИНН. Я? Я вам спою про ямщика (и она затянула) «Ямщик, не гони лошадей…»

И тут же ПИТЕР подхватил и, не отрывая глаз друг от друга, они исполнили весь романс.

ДЖИНН. Я согласна! Я поеду с вами в Альпы, Петя! Махнем с тобой в Альпы. В самые высокие горы… И выше! Всюду, куда ты захочешь! Ты хочешь?

ПИТЕР. Да.

ДЖИНН. Тогда поехали.

Она обвила его шею руками и нежно поцеловала.

РОЛАН поднялся.

РОЛАН. Вам некуда ехать. И некуда больше спешить. Вы уже в горах, в Альпах. На самой вершине.

Как бы придя в себя, они отпрянули друг от друга и уставились на РОЛАНА.

ДЖИНН. Ну, вот и все. Вот мы и вернулись в восемьдесят пятый.

РОЛАН. Можешь оставаться в сорок седьмом!

Он резко пошел к двери, и в шале повисла тишина. ПИТЕР повернулся.

ПИТЕР. Вася!

РОЛАН. Меня нету, папа! Сорок седьмой год! Я появлюсь только через восемь лет.

ПИТЕР. Постой. Взгляни на меня — на кого ты сердишься? На старое чучело, которое попало в то мгновенье, какое хочется остановить? И ДЖИНН остановила его. Через сорок лет… Ты видел чудо, Вася — и ты уходишь!.. Скажи, ДЖИНН, откуда ты знала эти простые слова, которые она тогда говорила?

ДЖИНН. Не знаю… Они были… И ушли. Все, я их уже не помню.

ПИТЕР. Откуда ты знала про этот театр, про «Трёх сестёр»? Про Екатерину и белую ночь?

ДЖИНН. Не спрашивай. Я не могу объяснить.

ПИТЕР. Ты видишь, Вася, это чудо! Почему ты хотел бежать от чуда? Оно так редко в наши дни. А, почему?

РОЛАН. Я никуда не бежал… Я хочу есть… Я хотел принести что-нибудь поесть.

ПИТЕР. Дай ему горбушку, ДЖИНН. Возьми, погрызи. Но скажи, отчего это чудо возбудило в тебе аппетит?

РОЛАН. Он у меня был до чуда. И я не грызу горбушек. (ДЖИНН). Может, мы остановим ненадолго чудеса, и ты накроешь на стол?

ПИТЕР. Чудовище! Я раб желудка больше, чем ты, даже русские обалдевали, видя меня за столом. Я сжирал блюда студня, коровьи ноги, целого молочного поросенка. А иногда и его мать! Я наполовину состою из свинины! Но есть сейчас, после того, как ты видел свою маму, молодую, прекрасную, маму до твоего рождения?! Бандитизм! Тебе она понравилась?

РОЛАН. Безумно.

ПИТЕР. И ты влюбился в нее?

РОЛАН. Без памяти.

ПИТЕР. Молодчина! ДЖИНН, расскажи нам, как тебе это удалось? Как ты сумела? Эй, ДЖИНН, объясни, а? Раскрой секрет, ДЖИНН! Эй, ты не слышишь? ДЖИ-ИНН, где ты?

ДЖИНН. Я не слышу. Я далеко, там, где белая ночь и меня арестовали. Я сейчас в Крестах, меня окружают красные кирпичные стены, и я не могу ни с кем говорить. Через камерное решетчатое окно я вижу Неву и лед, который плывет и плывет, и нету ему конца. Я пишу тебе письмо, одно в месяц, которое читают много людей, злых и самодовольных, много людей, но не ты… Они читают о любви, и их толстые животы трясутся от хохота…

ПИТЕР. Д-да, ни одного письма не дошло до меня. И ни одного до нее… Мы никогда потом не говорили о тех годах. Она не хотела… «Ты свободный человек, — говорила она, — поговорим о снежных вершинах, поговорим об Альпах или Казбеке»… И начинала читать…

ДЖИНН. … «Кавказ подо мною, один в вышине…»

ПИТЕР застыл, совершенно пораженный.

ПИТЕР. Это уже чересчур. Ты волшебница. Она читала именно эти стихи! Вася, она волшебница!

ДЖИНН. (продолжая) …«стою над снегами у края стремнины, Орел с отдаленной поднявшись вершины, Парит в отдаленьи со мной наравне».

ПИТЕР. Мне страшно. В доме творятся необъяснимые вещи. Я покидаю этот дом. Я отказываюсь верить. Откуда, ДЖИНН?!

ДЖИНН. Ты не веришь в чудеса, Петя? Хочешь, я расскажу про то время, про те долгие пять лет, про ту проклятую пятилетку?

ПИТЕР. Сначала я выпью.