Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

– А я - нет. Хочу посмотреть Париону. Меня зовут Лат.

– А меня - Серения.

Молодежь вокруг Изомиры принялась переговариваться, знакомиться, рассказывать, кто откуда родом. Пытались разговорить и ее, но девушка не могла заставить себя присоединиться. Слишком давили тоска и отчаяние. И все же журчание голосов успокаивало. Кто-то завел старую песню, остальные подхватили; звучали вперемешку знакомые мелодии, и еще не слышанные. Песня убаюкала Имми, и та провалилась в полудрему, воскрешавшую перед глазами картины прошлого.

Все, что случилось после Излучинки, смазалось в памяти. Это случилось так быстро, так неумолимо, словно она стала паутинкой, лишенной веса и воли. Ее усадили в седло впереди одной из всадниц, сунули в руки узелок с вещами, не дали даже попрощаться с Линденом... даже не дали понять, насколько навсегда они расстаются. Она оцепенела тогда, не веря, что такое возможно. В ее сне уводили Линдена, а не ее саму.

Когда они покидали деревню, случилось что-то жуткое. Излучинцы бежали за ней, часть всадников повернулась встретить их. Потом слышались крики, и ужасный гам боя... а потом небо потемнело, и Изомира ощутила чужое, страшное присутствие, но конница по приказу Бейна быстро увезла ее подальше от тех мест.

С того дня ее преследовали кошмары. На расспросы ее никто не отвечал. Даже больше, чем расставание с семьей, ее тревожила судьба родных после того дня... если не их жизнь.

К тому времени, когда отряд достиг Хаверейна, Изомира осознала весь ужас ее положения. Сама она устала и натерла бедра седлом, но привычные к разъездам царские вестники останавливались лишь ради кратких привалов. Они не были к ней жестоки - всего лишь безразличны - но ее пугали уже одни их грубые манеры и тот простой факт, что они были чужаками.

Поначалу Изомира пребывала под ложным впечатлением, будто в ней есть нечто особенное, из-за чего ее избрали по царскому указу. Но когда они достигли города, там поджидали другие солдаты и кучка юношей и девушек из Хаверейна и окрестностей, набранных в рекруты, как и она сама. Тогда Имми поняла - она не особенная. Она лишь одна овца в пастве. Знание это одновременно успокаивало и пугало.

Всю жизнь о ней заботилась семья. Ни от кого - кроме Руфрида - она не слышала недоброго слова. Пусть она казалась родным чужой - слишком светлая, слишком открытая для темных сторон бытия - но они понимали и всегда защищали ее.

Сейчас ее никто не защищал. Ее даже не знал никто.

В Хаверейне рекрутов погрузили на телеги и отправили в Скальд по дороге, узкой и засыпанной кремневым боем. На ухабах телегу так трясло, что Изомире казалось, будто она рассыпается на кусочки. Кто-то из ее спутников радовался, кто-то плакал, сама же девушка замкнулась, не проронив ни слова, ни слезы. Ей казалось, что этот путь никогда не кончится.

Каждую ночь они делали привал и валились спать в разбитых у дороги палатках, но этих коротких часов никогда не хватало, чтобы отойти с дороги. Усталость глодала Изомиру изнутри. Еда была съедобная, но ее не хватало даже для Имми с ее птичьим аппетитом. В первый же вечер главный над солдатами строго предупредил всех, что попытка к бегству строго карается.

– Почему нас взяли в плен?
– крикнул какой-то юноша.
– Мы ничего дурного не сделали!

– Вы не пленники!
– рявкнул воевода.
– Вы государевы слуги, а это значит - закон и к вам относится, деревенщина вы этакая! Теперь вам жить по-новому, вот и привыкайте.

Изомира лежала на холодной земле, не смыкая глаз, и взгляд ее упирался в дальние холмы, и она думала "Вот если я встану, и пойду, и пойду, я через пару дней буду дома..." Заполночь тот юноша, что задал вопрос, попытался сбежать. Охрана поймала его и избила. Утром он вышел в кандалах, покрытый синяками и ссадинами. Это послужило уроком остальным. Но по большей части это был мирный и верный царю народ; не в их природе было противиться или спрашивать слишком о многом. Внезапно Имми пришло в голову, что солдаты-горожане это тоже знают... и презирают своих подопечных за это.

До Афтанского Рога они добрались за шесть дней. Размеры лагеря Изомиру поразили - по склону раскинулся целый палаточный городок, вместивший сотни юношей и девушек. Толпа пугала ее. К такому множеству людей она не могла привыкнуть, но выхода не было - лагерь окружала непреодолимая ограда.

Здесь всех официально записывали на службу царю. Старую одежду отняли, взамен выдали форменную - кожаные башмаки, свободные штаны и рубахи из грубой холстины тусклого буро-зеленого цвета, кожаные куртки и зеленые плащи, а еще - мешки для провизии и личных вещей. Изомира и хаверейнцы провели в лагере всего одну ночь; на заре они снова отправились в путь, уже под присмотром других воевод. Она была только рада, что хитроглазый, зловещий Бейн остался позади, и все же он был последней ниточкой к Излучинке. Теперь она уезжала все дальше в неведомое, и с каждым шагом надежда вернуться домой слабела.

К вечеру рекруты добрались до базы у подножия холмов, на которых стоял Скальд. Вот здесь и начинались серебристые рельсы, и здесь охрана начала загонять рекрутов, по сорок за раз, в конные повозки.

– Не грусти, - донесся до нее голос.

Изомира открыла глаза. Великан напротив нее нагнулся вперед; боясь, что он до нее дотронется, девушка вжалась в стенку вагона.

– Ты прости...- проговорил он.
– Но у тебя такой одинокий вид. Я только...

– Оставь меня в покое, - попросила она, закутываясь в плащ поплотнее.

– Да ты не бойся! Я Беорвин, сын Атеда. А тебя как звать?

Имми не ответила, умоляя Брейиду и Антара, чтобы этот тип провалился пропадом, но он не исчез, и даже не отвел от нее пристального взгляда.

– Так как тебя звать-то?
– переспросил он.

– Изомира, дочь Эйнии. Прошу, я хочу подремать.

"Медведь" будто не слышал.

– Я с Фортриновой Печатки. А ты откуда?

– Из Излучинки.

– А это где?

Изомира повернулась боком, пытаясь найти место, куда бы прислонить голову. Места не находилось. Спинка у скамьи была жесткая, а девушку рядом мотало, как флюгер.

– Так где это?

Наконец он сдался. Вопросов, к ее облегчению, больше не последовало. Но всю бесконечную ночь она не могла уснуть, и шея ее отваливалась от боли.

Каждые пару часов повозка останавливалась, чтобы рекруты могли размять ноги, отдохнуть и перекусить. Раз-два в день они останавливались на перекладной, где меняли коней и кучеров, чистили отхожее место, загружали запас воды и провианта. Это были единственные часы, приносившие облегчение - когда можно было пройтись по траве, или, закутавшись в плащи, подремать пару часов. Их повозка и следующая шли цугом, но по временам впереди можно было заметить предыдущую, и среди рекрутов стало игрой делать шуточные ставки на то, когда она покажется снова. Настроение у всех было неплохое, и волей-неволей молодежь сдружилась. Изомира рада была бы присоединиться, но все ее мысли были только о Линдене. И еще больше - о Танфии.

На пятый день пути повозка остановилась на краю широкого луга, по другую сторону которого протекала речка; вокруг стояли холмы, и вдалеке уже виднелись горы. На карту Авентурии Имми не глядела со школьных лет, и имела лишь самое смутное понятие, где находится Париона, и далеко ли.

Сидя на бережку и пощипывая горбушку, она размышляла о городе. Может, там будет красиво? Может, ей там понравится, и когда закончится ее служба, она сможет послать за Танфией...

– Хочешь мой сыр?

Над ней возвышался ее нежеланный спутник, стискивая в ладони жирный белый кус.