Янтарная комната

Он забрался в кабину и сел рядом с ефрейтором Доллем. Вместо приветствия тот встретил его приглушённой отрыжкой.

— Свинья! — буркнул Пашке.

— После супа с лапшой у меня всегда так. Пардон, месье. — Долль завёл двигатель, офицерская машина уже тронулася с места. — Мы снова последние?

— Да.

— Почему? Теперь ведь дорога лучше. Может, хватит уже дерьмо хлебать? Мне уже надоело.

— Хорош уже болтать.

Пашке откинулся назад. Он снова ощутил этот поцелуй. Прикосновение её груди. Я этого тоже не забуду, девочка. И когда потом меня будет целовать Йоханна, я буду представлять, что это ты! Переживи и ты эту войну, Яна, и пусть Господь тоже будет с тобой…

Когда они последними тронулись с места и затряслись по булыжной мостовой, Пашке понял, что разговаривал с Яной в последний раз и никогда больше её не увидит. Он смотрел сквозь стекло кабины в ночь, вспоминал девушек, с которыми встречался, и удивлялся тому, что так тяжело переживает это расставание.

С Йоханной было по-другому. Тогда он рассмеялся и сказал:

— Я вернусь, когда расправлюсь с полячками.

Но после Польши была Франция, а теперь Россия… А что потом?

— О чём думаешь, Юль? — спросил Долль.

— О борделе в Кёнигсберге.

— У меня есть один хороший адресок, — засмеялся Долль. — Слушай, мне тут рассказали анекдот. Тюннес и Шёль идут по площади Буттермаркт и…

— Заткнись! — грубо оборвал его Пашке.

— Сзади за нами кто-то бежит с ведром и машет рукой.

— С чем бежит?

— С ведром…

— Дави на газ! — Юлиус Пашке втянул голову в плечи. — Вокруг полно сумасшедших.

***

Гауляйтер Эрих Кох пытался быть терпеливым, но у него плохо получалось. После звонка доктора Руннефельдта из Каунаса уже в следующую минуту с триумфом в голосе он сообщил об этом доктору Финдлингу и своему доверенному лицу и компаньону по выпивке, руководителю округа Бруно Велленшлагу.

— Срочно приходите! Сегодня ночью прибудет Янтарная комната!

Доктор Финдлинг прощался с женой, как будто ему предстояла дальняя поездка

— Вы опять непременно выпьете! — довольно элегантно сказала она.

— Непременно, Марта, непременно. Янтарная комната у нас. Это событие Кох должен обмыть.

— А утром у тебя опять будет раскалываться голова и болеть желудок!

Немного подумав, она добавила:

— Прежде чем идти к Коху, выпей немного растительного масла...

— Что выпить? — ужаснулся доктор Финдлинг.

— Стаканчик растительного масла. Оно смажет стенки желудка и нейтрализует алкоголь.

— Меня от него стошнит!

— Это тоже полеэно, Вильгельм. Масло — это старый домашний рецепт. Ещё мой дедушка выпивал стакан перед собраниями. Я никогда не видела его пьяным.

— Этот фокус можно провернуть, когда привыкнешь. Он мог пить как бык. — Доктор Финдлинг, стиснув губы, смотрел, как Марта пошла на кухню, налила масло в стопку для водки и принесла ему. — Сорок семь лет назад, когда я был маленьким, мне каждое утро приходилось принимать ложку рыбьего жира. С тех пор не переношу запах рыбы. Марта, это обязательно?

— Да. Вот увидишь, это поможет.

Доктор Финдлинг мужественно выпил стопку масла, с усилием проглотил и удивился, что его сразу же не вырвало.

— Ужасно! — произнёс он.

— Посмотрим, что из этого получится. Ты вернёшся к завтраку?

— Думаю, что нет.

— К обеду?

— Вероятно, тоже нет. Я хочу сразу распаковать Янтарную комнату и всё зарегистрировать. На её монтаж в тридцать седьмом зале потребуется несколько недель. Всё опять нужно собрать так же, как в Царском селе при императрице Елизавете. Надеюсь, что при разборке пронумеровали настенные панели и фризы.

— Доктор Руннефельдт и доктор Волтерс — всемирно известные искусствоведы.

— Но смогли ли они пронумеровать правильно… посмотрим.

Он окинул скептическим взглядом стопку, которую Марта держала в руке, поцеловал жену в лоб и вышел.

Как и следовало ожидать, Бруно Велленшлаг был там, они с Кохом уже выпили по бокалу коньяка. В ведёрке со льдом охлаждалась бутылка французского шампанского. Гауляйтер Кох хотел достойно встретить Янтарную комнату

— В полночь она будет здесь! — приветствовал его Кох широким жестом. — Мой дорогой, вы должны лопнуть от счастья.

— Этот день будет самым прекрасным в моей жизни, гауляйтер. — Доктор Финдлинг с отвращением выпил первый бокал коньяка и его чуть не вырвало прямо на сапоги Коха. Но желудок быстро успокоился, жжение, которое всегда возникало от алкоголя, не появилось. Масло действительно помогло.

— Мы все думаем так же. Прежде всего потому, что утащили это сокровище из-под носа у Розенберга. Разве позволил бы Розенберг разместить комнату здесь? Здесь, в замке Кёнигсберга, которому она принадлежит! Я постараюсь убедить в этом фюрера. Почему Янтарная комната должна находиться в Линце на Дунае? Янтарь, солнечный камень, золото Германии, находят у нас, на берегу Балтийского моря… и самое главное произведение искусства из него должно остаться в Восточной Пруссии. Каким идиотом был прусский король, когда подарил эту драгоценность русскому царю. Фридрих Вильгельм I, видимо, был сильно пьян. Мы с вами, Финдлинг, вернули её Германии! Янтарная комната вернулась на родину. Об этом нужно сообщить прессе.

— Не забывайте о «прерогативе фюрера», гауляйтер. — Доктор Финдлинг уселся в глубокое кресло. — Борман тоже будет настаивать, чтобы комната переехала в Линц.

— Я поговорю с Борманом, — отмахнулся Кох, хотя знал, какая предстоит борьба. Он не любил Бормана, и это чувство было взаимным. «Королек Восточной Пруссии» был Борману в высшей степени противен.

— Это будет неприятная встреча, гауляйтер, — озабоченно заметил Велленшлаг.

— Бормана можно убедить серьёзными аргументами… в крайнем случае, я поговорю лично с фюрером. К моему мнению он всегда прислушивается.

Они стали ждать. Тянулись мучительные минуты. Когда чего-то ждёшь с нетерпением, вечно возникают вопросы. Проклятие, где они сейчас? Почему так долго шатаются? Не произошло ли чего-нибудь в дороге? Почему доктор Руннефельдт не звонит?

Что-то произошло… они не приехали и в полпервого ночи.

Беспокойство Коха передалось доктору Финдлингу и Велленшлагу. Они стояли у окна и смотрели во двор замка, потом спустились по лестнице, чтобы взглянуть на ворота, потом вернулись, пожимая плечами. Кох ходил расхаживал взад-вперед по кабинету, заложив руки за спину, опустив подбородок и втянув голову в плечи — как бык, готовый выскочить на арену.

— Как же я ненавижу непунктуальность! — воскликнул он с раздражением. — От Каунаса до Кёнигсберга всего-то пустяк! И дороги хорошие, не такая грязь, как в России. Что-то не так! С ними что-то случилось!

Однако ничего необычного не произошло, всё шло нормально, не считая небольшой задержки у железнодорожного вокзала. Подъезжая к нему, Юлиус Пашке толкнул ефрейтора Долля в бок и глухим голосом произнёс:

— Остановись здесь.

— Зачем?

— Мне надо отлить.

— Здесь? Перед вокзалом? Здесь же кругом люди.