«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Это разделение позволило быстро нарастить численность стрельцов, которые, хотя и уступали основе русского войска той эпохи, конной поместной милиции, тем не менее к концу XVI в. стали играть весьма существенную роль в походах и боях. Ни один мало-мальски значимый поход государевых ратей не обходился без стрельцов, не говоря уже об оборонах или осадах крепостей и городов. Этому способствовали и отработанная тактика применения стрельцов на поле боя, и значительное внимание, которое отводилось решению вопросов, связанных с поддержанием боеспособности стрельцов на должном уровне. Так, в ходе войн 50 – 70-х гг. XVI в. вырабатывается практика временной придачи стрелецким приказам легкой артиллерии, а с конца XVI в. начался процесс их перевооружения со старых ручниц с ударно-фитильными замками на самопалы – ружья с ударно-кремневыми замками. Параллельно шли и эксперименты с довооружением стрельцов холодным и древковым оружием, особенно интенсивно проводившиеся в годы Смуты.

Ценность стрельцов тем более возрастала, если принять во внимание такой важный параметр оценки, как соотношение затрат на содержание и боевой эффективности. Рост числа поместной конной милиции во 2-й половине XVI в. сопровождался столь же стабильным падением ее боеспособности, и стрелецкое войско, в особенности отборные московские приказы, выгодно отличалось на этом фоне от детей боярских, прежде всего провинциальных «украинных». К тому же и для несения гарнизонной службы в многочисленных крепостях и острогах, растущих как грибы по периметру границ Русского государства, стрельцы и их удешевленный вариант в лице городовых казаков подходили больше, нежели дети боярские.

Вместе с численным ростом стрелецкого войска происходила и одновременная его «социализация», превращение его в отдельный разряд служилого «чина» с параллельной выработкой корпоративного самосознания. Уже «казенные» пищальники в начале своей истории именовали себя «государевыми холопами». Тем самым они подчеркивали свою служилую сущность и отделяли себя от тяглых «чинов, тем более что они, как люди, несущие государеву службу, обладали немалыми податными и юридическими льготами. К стрельцам это относилось в еще большей степени. Впрочем, это и неудивительно, учитывая, что московские власти по меньшей мере с конца 40-х гг. XVI в. взяли курс на более четкое оформление «чиновной» структуры общества и законодательное закрепление результатов этого процесса.

Результатом всех этих мероприятий к началу XVII в. стало окончательное «конституирование» стрелецкого войска как непременного, неотъемлемого элемента русского войска «классического» периода (под которым мы понимаем время между серединой XV и началом XVII в.). Представить московское войско без стрельцов стало просто невозможно, а сами они обретают более или менее узнаваемый вид (впрочем, заметим, что столь привычные бердыши и берендейки все-таки стали атрибутом вооружения стрельцов позднее, при Алексее Михайловиче, хотя нельзя исключить и того, что первые опыты с переменами в стрелецкой амуниции относились к более раним временам – к Смоленской войне и после нее). Пройдя через испытания Смуты, стрелецкое войско после него возрождается в буквальном смысле слова как феникс из пепла пока еще на старых основаниях. Новый этап в жизни стрельцов начнется в 30-х гг. XVII в., но это предмет отдельного разговора, так что, если вести речь о временных рамках этой работы, то они охватывают временной промежуток с середины XVI по начало XVII в. и частично – послесмутное время. При этом, исходя из того, что всякому историческому явлению предшествует более или менее длительная предыстория, мы не оставим нашим вниманием предшественников стрельцов – пищальников. Это тем более представляется необходимым, если принять во внимание тот факт, что о них в отечественной исторической литературе сказано не так уж и много. А ведь пищальники, несомненно, заслуживают большего внимания со стороны историков уже хотя бы по той причине, что они представляют собой первый, и достаточно успешный, опыт создания в России пехоты, вооруженной ручным огнестрельным оружием.

Завершая это краткое вступление, несколько слов о самой книге. Сама идея написать некую обобщающую работу о московских стрельцах 2-й половины XVI – начала XVII в. появилась достаточно давно – еще в начале 10-х гг. К этому же времени относятся и первые наброски структуры книги и отдельных сюжетов будущего повествования. В последующие годы постепенно накапливался и осмыслялся фактический материал, отрабатывалась общая концепция книги, а вместе с нею – и отдельные ее разделы. Обдумывая структуру будущей книги, мы в конце концов решили воспользоваться формулой, которую вывел американский культуролог С. Хантингтон. Характеризуя военную мощь государства, он отмечал, что она «имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов; технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу» [3] . В чем-то его тезисы перекликаются с мыслью, высказанной французским историком Ф. Контамином. «Предмет (речь идет о средневековой войне и военном деле, однако эти слова вполне приложимы и к предмету нашего исследования. – В.П.) требует рассмотрения с разных сторон, – писал он, – если мы хотим осмыслить его в полном объеме: воинское искусство, вооружение, набор в армию, состав и жизнь армий, моральные и религиозные проблемы войны, связи между феноменом войны и социальной, политической и экономической средой» [4] . Руководствуясь этими соображениями, мы разбили собранный для книги материал на несколько блоков, изменив только их последовательность.

3

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 126.

4

Контамин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001. С. 7.

Вся эта подготовительная работа могла бы затянуться надолго, если бы не Н. Аничкин и А. Чаплыгин. Без толчка с их стороны «Янычары» Ивана Грозного» (название выбрано не случайно – с одной стороны, здесь есть явный элемент провокации, а с другой – термин «янычары» в отношении русских служилых людей начала правления Ивана Грозного действительно встречается в летописях и актовых материалах. Так почему бы не использовать его для названия книги?) появились бы на свет не скоро. Дополнительное ускорение работе над рукописью придало сперва обсуждение в Сети тезиса историка С. Нефедова о «турецком» следе в генезисе стрельцов, а потом дискуссия вокруг реконструкции О. Федорова, выполненной на материалах О. Курбатова, на которой изображен московский стрелец времен Смуты с бердышом. И когда Н. Аничкин предложил ускорить работу над книгой, то к этому все уже было готово. Осталось только сесть за клавиатуру и перенести в электронный вид предыдущие наработки, на что, собственно, и ушли конец лета и осень 2018 г. И вот то, что получилось, и представляется на суд читателей. Надеемся, что книга станет небольшим, но существенным вкладом в изучение истории русского военного дела раннего Нового времени и принесет пользу всем любителям русской военной истории. Заранее извиняемся перед будущими читателями за частое цитирование выдержек из летописей и документов той эпохи – с непривычки читать их порой достаточно сложно, но, увы, при переводе на современный русский литературный язык теряется дух времени, эффект присутствия, а это, по нашему убеждению, неправильно.

Отдельно хотелось бы высказать нашу благодарность Д. Селиверстову, Н. Гурову, А. Томсинову, А. Юшкевичу, К. Козюренку и К. Нагорному, а также читателям моей странички в «Живом Журнале». Без вашей поддержки, вашего участия, советов и комментариев эта книга выглядела бы иначе и не скоро обрела бы законченный вид. Отдельная благодарность и компании Google, благодаря которой были размещены в Сети многие редкие и ранее труднодоступные издания материалов и документов, так или иначе связанных с историей русского военного дела, и теперь можно работать с ними, не выходя за пределы родного дома. И, конечно же, нельзя не сказать о той глубочайшей признательности нашей супруге Т. Пенской, неизменно поддерживающей нас во всех наших начинаниях и обеспечивающей нам надежный тыл. За все трактовки и интерпретации, кроме оговоренных, и, само собой, за конечный результат, автор несет полную ответственность, но, прежде чем вы, уважаемый читатель, перевернете эту страницу, вспомните крылатую латинскую фразу – Feci, quod potui, faciant meliora potentes [5] ! На этой ноте мы и закончим авторское вступление и перейдем к делу.

5

Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше, (лат.)

Введение

По старой доброй, устоявшейся в веках традиции исторические сочинения принято начинать с историографического обзора и характеристики использованных источников. Не будем и мы отставлять в сторону эту традицию, почему наше разыскание о стрельцах мы также начнем с обзора существующей исторической литературы с последующей характеристикой основных использованных нами источников.

Историография проблемы

В русской исторической литературе история стрельцов была, есть и, очевидно, еще долго будет теснейшим образом связана с покорением Иваном IV Казани и реформами конца 40 – 50-х гг. XVI в., обычно именуемыми (не без помощи со стороны князя А.М. Курбского) «реформами Избранной рады». Это и немудрено, ибо учреждение стрелецкого войска и его боевое крещение было связано с русско-казанской войной 1545–1552 гг. и с тем «устроением» Русского государства, которое происходило в начале правления Ивана IV (и которое в известном смысле было продолжением политики, начатой еще в правление вдовствующей великой княгини Елены Глинской в малолетство Ивана). Именно так, к примеру, в связи с «казанской историей», и появляются стрельцы на страницах «Истории Российской от древнейших времен» князя М.М. Щербатова [6] , который, кстати, делает любопытное замечание, предваряя свой рассказ о взятии Казани. «Должность историка понуждает меня, – писал он, – прервав на малое время продолжение повествования (о 2-й осаде Казани Иваном IV. – В.П.), учинить некоторый размышления о тогдашнем воинском искусстве, а паче в разсуждении брания градов». До того, как «сила селитры, смешанной с серою и с углем, что порохом называем, позната была», продолжал он свое рассуждение, «единыя рукопашныя оружия и стрелы употреблялися во бранех», и «превосходство силы и проворства в воинах решало часто победу», почему и брались города «взлажением по лестницам, или привалами учиненными к стенам; а редко в наших северных странах доходили до сего искусства, знаемого уже римлянами, чтобы стены подрывать и падением оны отверсть себе проход во град». Изобретением же огнестрельного оружия правила осады и взятия городов, продолжал свою мысль Щербатов, переменились. «Великия громады пушек приволакивали к стенам градским, и ими поражали оных; а тогда же по приличности между туров разставленые пищальники избивали людей, стоящих на стенах». И хотя первые пищали, замечал князь-историк, были «непомерныя длины тихо заряжаемы» и «с великою мешкотою огонь производили», однако ж «как всякой выстрел старалися прицелившись делать, и длинность орудий учиняла, что в великом разстоянии могло убивати», тем самым создавая штурмующим колоннам возможность взобраться на стены неприятельской крепости [7] .

6

См.: Щербатов М.М. История Российская с древнейших времен. Т. V. Ч. I. СПб., 1786. С. 254, 274, 278 и далее.

7

Там же. С. 240–241.

Любопытны рассуждения, показывающие ход мыслей автора и его попытку разобраться в сущности изменений в способах ведения осад с изобретением огнестрельного оружия (и как он представлял себе тактику стрельцов и пищальников во время осады крепости). Однако, констатировав на страницах своего сочинения появление стрельцов в 1551 г., Щербатов не стал продолжать свои изыскания в этом вопросе дальше. Впрочем, собственно говоря, такую задачу перед собой он и не ставил. Напротив, «Колумб российских древностей» и «последний летописец» Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского», в отличие от Щербатова, говоря о стрельцах, попробовал сделать исторический экскурс относительно их появления. Он отмечал, что Иван Грозный вскоре после взятия Казани мог вывести в поле до 300 тыс. рати, конной и пешей. Пехотинцы, «именуемые стрельцами и вооруженные пищалями, избирались из волостных сельских людей, составляли безсменную рать, жили обыкновенно в городах и были преимущественно употребляемы для осады крепостей». И далее он указывал, что это «учреждение приписываемое Иоанну, по крайней мере им усовершенное» и в сноске дописывал: «Уже при отце его, В.К. Василии, брали с городов пищальников, которые были то же, что и стрельцы» [8] . Т. о., Н.М. Карамзин выводил стрельцов из пищальников времен Василия III. Критик Карамзина, талантливый и въедливый историк Н.С. Арцыбышев, ныне, к сожалению, забытый, также склонялся к тому, чтобы полагать стрельцов преемниками пищальников [9] .

8

Карамзин Н.М. История государства Российского. Книга II (тома V, VI, VII и VIII). Т. VIII. СПб., 1842. Стб. 162; Примечания к VIII тому Истории государства Российского. Стб. 69.

9

Арцыбышев Н.С. Повествование о России. Т. II. М., 1838. С. 389.

В 1-м томе известного труда «Историческое описание одежды и вооружения российских войск», составленном А.В. Висковатовым и увидевшем свет в 1841 г., была предпринята первая попытка реконструировать внешний облик стрельца и его вооружения. Правда, реконструкция эта была не слишком удачна, ибо за основу ее были взяты свидетельства иностранцев (в первую очередь шведа Э. Пальмквиста) и рисунки преподнесенного Алексею Михайловичу коронационного альбома его отца Михаила Федоровича, отражавшие реалии начала 70-х гг. XVII в. и потому мало соотносимые с серединой предыдущего столетия. При этом стрельцы были поименованы составителем труда «старейшим непременным войском», созданным в эпоху Ивана Грозного (с уточнением, что созданы они были около 1550 г.) [10] . Историк И.Д. Беляев спустя 5 лет уже совершенно определенно писал о том, что стрельцы были созданы в 1550 г. (правда, без ссылки на источник, откуда он почерпнул эти сведения). При этом он также предпринял попытку в общих чертах обрисовать характер стрелецкой службы и стрелецкой «повседневности», затронув такие ее аспекты, как порядок «прибора» в стрельцы, размер и структуру жалования и т. п. [11] Но, как и в предыдущем случае, большая часть сведений, приводимых историком, относилась к XVII в., преимущественно ко 2-й его половине. Впрочем, это было вполне ожидаемо, ибо от этого времени сохранилось намного больше документов, чем от 1-й половины и тем более от XVI столетия.

10

Висковатов А.В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск. Т. I. СПб., 1841. С. 85, 90–96.

11

Беляев И.Д. О русском войске в царствование Михаила Федоровича и после его, до преобразований, сделанных Петром Великим. М., 1846. С. 45–57.

Проходит еще год, и в 12-м томе «Военного энциклопедического лексикона» была опубликована большая обзорная статья, посвященная стрелецкому войску [12] . По большому счету, ее можно считать (вслед за разделом в работе И.Д. Беляева) попыткой дать более или менее целостное представление о том, что представляло собой стрелецкое войско – когда оно возникло, как комплектовалось, чем вооружалось, какими были его структура, содержание и целый ряд других вопросов, в т. ч. и связанных с участием стрельцов во внутриполитических конфликтах конца XVII в. Заметим, что и в этом случае большая часть информации о стрельцах касалась XVII в., тогда как более ранний период их истории практически не затрагивался автором статьи, скрывшимся под инициалами Н.В.С-Р.

12

Военный энциклопедический лексикон. Т. 12. СПб, 1857. С. 382–386.